Однако, если бы это и в самом
деле было так, у Истории были бы вечные любимцы - неизменные ли-
деры, гегемоны и передовики.
Опыт показывает, что это не так, что история реализует свои аль-
тернативы, периодически меняя "лидеров прогресса" и центры мирового
развития. При этом материальной силе первоначально противопоставля-
ется не такая же сила, а духовное преимущество. Всемогущему Риму
когда-то противостоял Карфаген — и потерпел поражение. Реальная ис-
торическая альтернатива оказалась связанной с Иерусалимом, который
заведомо не мог тягаться с Римом по критериям могущества. Он проти-
вопоставил материальной силе альтернативу в сфере духа, в системе
ценностей - и Рим потерпел поражение.
Подводя итоги этих предварительных рассуждений, можно заключить
следующее. Политология как новая научная и учебная дисциплина
именно в силу своей новизны сильнее влияет на формирование нового
стиля мышления в общественных науках, чем другие дисциплины, ус-
певшие сложиться раньше. Она не может отстоять свой статус в систе-
ме современной науки, не преобразовывая в соответствующем духе всю
эту систему, не актуализируя те проблемы и ракурсы научного мышле-
ния, с которыми она связана генетически.
Раздел I.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЫТИЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ
САМОСОЗНАНИЕ
Глава I.
ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО БЫТИЯ
Если существование действительно
предшествует сущности, то человек
ответственен за то, что он есть.
Сартр Ж.П.
Парадокс политического бьпия связан с тем, что для того, чтобы от-
крыть это бытие, требуется совершить немалое методологическое уси-
лие. Дело в том, что в рамках прежней марксистской картины мира
политики как бытия не существовало. Она причислялась к области
"надстройки" и тем самым лишалась бышйственного статуса.
Экономикоцентризм можно отнести к числу тех "идолов", в которых
знаменитый английский философ рубежа XVI-XVII вв. Ф.Бекон видел
основную причину нашей невосприимчивости к реальностям окружаю-
щего мира. Например, экономикоцентричная дальтоника марксизма да-
вала чрезвычайно однобокие видения общества и человека. Получалось
так, будто основные человеческие мотивации сосредоточены в сфере
материальных интересов; все остальное, вплоть до высших духовных
запросов, относилось к числу средств, которые человек использует для
обеспечения или идеологического оправдания своего неистребимого
корыстолюбия.
То же самое касалось картины общества в целом; его динамика по-
мещалась внизу, в сфере материального производства; что касается
высших сфер - морали, культуры, религии, то "у них нет истории, у
них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и
свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действитель-
ностью также свое мышление и продукты своего мышления"1.
Политику марксистский экономикоцентризм также относит к облас-
ти "надстройки", отражающей и обслуживающей экономико-производ-
ственный базис. Такое воззрение противоречит и историческим фактам,
и нашим повседневным наблюдениям. Сама история большевизма, на-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 25.
11
чавшего свои миропотрясательные эксперименты с насильственного
захвата власти, стала свидетельством примата политики. Но и в менее
экстравагантных проявлениях, не связанных с насильственной "передел-
кой мира", политика являет свою бытийственность. Нигде в такой сте-
пени не бушуют страсти, не сталкиваются характеры, не проявляется
готовность к риску, как в политике. Но если в политике самой по себе
"нет истории, нет развития", если исход политического соперничества в
"конечном счете" предопределен логикой развития экономических от-
ношений, то тогда все страсти политики основаны на недоразумении, на
иллюзии тех, кто не прошел марксистской школы базисно-надстроеч-
ного детерминизма. Пантеон политической истории в таком случае на-
селен одними марионетками, приводимыми в движение скрытыми эко-
номическими механизмами.
Теперь мы представляем себе задачи политической теории. Ее цель —
реабилитировать мир политики, восстановить ее быгаиственный статус.
Политика не "надстройка", а вид человеческой практики, посредством
которой люди воздействуют на социальную среду, свою судьбу и меня-
ют свой статус в обществе.
Становлению политической теории препятствует не только маркси-
стский базисно-надстроечный детерминизм. Сам он должен быть понят
в более широком мировоззренческо-методологаческом контексте - как
наследие старого, лапласовского детерминизма. Научная картина мира
в XVIII в. в основном опиралась, как известно, на достижения класси-
ческой механики. Корифеям естествознания той эпохи мир открылся в
виде жесткой механической конструкции, в которой все раз и навсегда
расставлено по своим местам. Образ природы как живой целостности,
отличающейся разнообразием, широчайшей палитрой красок, звуков и
оттенков, отныне стал рассматриваться как прекраснодушная иллюзия
поэтического мышления. За разнообразием живых форм прятался демон
механики. Ее основной закон (второй закон Ньютона) позволяет по
данному начальному состоянию (значениям координат и скорости) рас-
считать любое последующее состояние. Экстраполируя этот тип линей-
ной зависимости на состояние мира в целом, Лаплас выступал с претен-
зией- всезнающего сциентизма в следующей формулировке: "Ум, кото-
рому были бы известны для какого-либо данного момента все силы,
одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных
частей ... объял бы в одной формуле движение величайших тел Вселен-
ной наравне с движением мельчайших атомов: не осталось бы ничего,
что было бы для него недостоверным, и будущее, так же как и про-
шедшее, предстало бы перед его взором ..."1 Природа выступала как
1 Лаплас. Опыт философии теории вероятностей. М., 1908. С. 9.
12
гигантские механические часы, повинующиеся заранее заданной, исчис-
ляемой ритмике.
Достаточно вспомнить ленинское видение социалистического обще-
ства как "единой большой фабрики", чтобы убедиться в тождестве ста-
рой, механистической философии природы с механистической филосо-
фией истории, которую большевизм в виде "истмата" навязывал всем
социальным наукам. "Социализм порожден крупной машинной индуст-
рией. И если трудящиеся массы, вводящие социализм, не умеют при-
способить свои учреждения так, как должна работать крупная машин-
ная индустрия, тогда о введении социализма не может быть и речи"1.
Несомненна связь с лапласовской традицией и всего марксистского
"материалистического понимания истории", подчиненной единым не-
преложным закономерностям и идущей в заранее заданном направле-
нии - к коммунизму. В такой "Вселенной" и политика выступает как
движение с предопределенным, заранее известным ("великому учению")
исходом.
Парадокс заключается в том, что подобные представления давно уже
изжиты в естествознании. Здесь на рубеже XIX - XX вв. стала склады-
ваться новая картина стохастической Вселенной, отличающейся слож-
ностью, нелинейностью, неопределенностью, необратимостью. Когда
вместо основных характеристик ньютоновой картины мира: регулярно-
сти, детерминированности и обратимости - в естествознании "в качест-
ве объекта положительного знания" начали входить случайность, слож-
ность и необратимость, всемогущему "демону предвидения" пришлось
потесниться2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
деле было так, у Истории были бы вечные любимцы - неизменные ли-
деры, гегемоны и передовики.
Опыт показывает, что это не так, что история реализует свои аль-
тернативы, периодически меняя "лидеров прогресса" и центры мирового
развития. При этом материальной силе первоначально противопоставля-
ется не такая же сила, а духовное преимущество. Всемогущему Риму
когда-то противостоял Карфаген — и потерпел поражение. Реальная ис-
торическая альтернатива оказалась связанной с Иерусалимом, который
заведомо не мог тягаться с Римом по критериям могущества. Он проти-
вопоставил материальной силе альтернативу в сфере духа, в системе
ценностей - и Рим потерпел поражение.
Подводя итоги этих предварительных рассуждений, можно заключить
следующее. Политология как новая научная и учебная дисциплина
именно в силу своей новизны сильнее влияет на формирование нового
стиля мышления в общественных науках, чем другие дисциплины, ус-
певшие сложиться раньше. Она не может отстоять свой статус в систе-
ме современной науки, не преобразовывая в соответствующем духе всю
эту систему, не актуализируя те проблемы и ракурсы научного мышле-
ния, с которыми она связана генетически.
Раздел I.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ БЫТИЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ
САМОСОЗНАНИЕ
Глава I.
ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО БЫТИЯ
Если существование действительно
предшествует сущности, то человек
ответственен за то, что он есть.
Сартр Ж.П.
Парадокс политического бьпия связан с тем, что для того, чтобы от-
крыть это бытие, требуется совершить немалое методологическое уси-
лие. Дело в том, что в рамках прежней марксистской картины мира
политики как бытия не существовало. Она причислялась к области
"надстройки" и тем самым лишалась бышйственного статуса.
Экономикоцентризм можно отнести к числу тех "идолов", в которых
знаменитый английский философ рубежа XVI-XVII вв. Ф.Бекон видел
основную причину нашей невосприимчивости к реальностям окружаю-
щего мира. Например, экономикоцентричная дальтоника марксизма да-
вала чрезвычайно однобокие видения общества и человека. Получалось
так, будто основные человеческие мотивации сосредоточены в сфере
материальных интересов; все остальное, вплоть до высших духовных
запросов, относилось к числу средств, которые человек использует для
обеспечения или идеологического оправдания своего неистребимого
корыстолюбия.
То же самое касалось картины общества в целом; его динамика по-
мещалась внизу, в сфере материального производства; что касается
высших сфер - морали, культуры, религии, то "у них нет истории, у
них нет развития: люди, развивающие свое материальное производство и
свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей действитель-
ностью также свое мышление и продукты своего мышления"1.
Политику марксистский экономикоцентризм также относит к облас-
ти "надстройки", отражающей и обслуживающей экономико-производ-
ственный базис. Такое воззрение противоречит и историческим фактам,
и нашим повседневным наблюдениям. Сама история большевизма, на-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 25.
11
чавшего свои миропотрясательные эксперименты с насильственного
захвата власти, стала свидетельством примата политики. Но и в менее
экстравагантных проявлениях, не связанных с насильственной "передел-
кой мира", политика являет свою бытийственность. Нигде в такой сте-
пени не бушуют страсти, не сталкиваются характеры, не проявляется
готовность к риску, как в политике. Но если в политике самой по себе
"нет истории, нет развития", если исход политического соперничества в
"конечном счете" предопределен логикой развития экономических от-
ношений, то тогда все страсти политики основаны на недоразумении, на
иллюзии тех, кто не прошел марксистской школы базисно-надстроеч-
ного детерминизма. Пантеон политической истории в таком случае на-
селен одними марионетками, приводимыми в движение скрытыми эко-
номическими механизмами.
Теперь мы представляем себе задачи политической теории. Ее цель —
реабилитировать мир политики, восстановить ее быгаиственный статус.
Политика не "надстройка", а вид человеческой практики, посредством
которой люди воздействуют на социальную среду, свою судьбу и меня-
ют свой статус в обществе.
Становлению политической теории препятствует не только маркси-
стский базисно-надстроечный детерминизм. Сам он должен быть понят
в более широком мировоззренческо-методологаческом контексте - как
наследие старого, лапласовского детерминизма. Научная картина мира
в XVIII в. в основном опиралась, как известно, на достижения класси-
ческой механики. Корифеям естествознания той эпохи мир открылся в
виде жесткой механической конструкции, в которой все раз и навсегда
расставлено по своим местам. Образ природы как живой целостности,
отличающейся разнообразием, широчайшей палитрой красок, звуков и
оттенков, отныне стал рассматриваться как прекраснодушная иллюзия
поэтического мышления. За разнообразием живых форм прятался демон
механики. Ее основной закон (второй закон Ньютона) позволяет по
данному начальному состоянию (значениям координат и скорости) рас-
считать любое последующее состояние. Экстраполируя этот тип линей-
ной зависимости на состояние мира в целом, Лаплас выступал с претен-
зией- всезнающего сциентизма в следующей формулировке: "Ум, кото-
рому были бы известны для какого-либо данного момента все силы,
одушевляющие природу, и относительное положение всех ее составных
частей ... объял бы в одной формуле движение величайших тел Вселен-
ной наравне с движением мельчайших атомов: не осталось бы ничего,
что было бы для него недостоверным, и будущее, так же как и про-
шедшее, предстало бы перед его взором ..."1 Природа выступала как
1 Лаплас. Опыт философии теории вероятностей. М., 1908. С. 9.
12
гигантские механические часы, повинующиеся заранее заданной, исчис-
ляемой ритмике.
Достаточно вспомнить ленинское видение социалистического обще-
ства как "единой большой фабрики", чтобы убедиться в тождестве ста-
рой, механистической философии природы с механистической филосо-
фией истории, которую большевизм в виде "истмата" навязывал всем
социальным наукам. "Социализм порожден крупной машинной индуст-
рией. И если трудящиеся массы, вводящие социализм, не умеют при-
способить свои учреждения так, как должна работать крупная машин-
ная индустрия, тогда о введении социализма не может быть и речи"1.
Несомненна связь с лапласовской традицией и всего марксистского
"материалистического понимания истории", подчиненной единым не-
преложным закономерностям и идущей в заранее заданном направле-
нии - к коммунизму. В такой "Вселенной" и политика выступает как
движение с предопределенным, заранее известным ("великому учению")
исходом.
Парадокс заключается в том, что подобные представления давно уже
изжиты в естествознании. Здесь на рубеже XIX - XX вв. стала склады-
ваться новая картина стохастической Вселенной, отличающейся слож-
ностью, нелинейностью, неопределенностью, необратимостью. Когда
вместо основных характеристик ньютоновой картины мира: регулярно-
сти, детерминированности и обратимости - в естествознании "в качест-
ве объекта положительного знания" начали входить случайность, слож-
ность и необратимость, всемогущему "демону предвидения" пришлось
потесниться2.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143