- Мне хотелось бы встретиться, чтобы развеять последние сомнения, с Еленой Кастельской. Имею честь быть с ней знакомым в течение трех десятилетий. Если она ваш рассказ подтвердит, сомнения отпадут.
– Вы ее можете не узнать, - сказал Стендаль, - ей сейчас двадцать лет. Как и мне.
– А я задам ей два-три наводящих вопроса. К примеру, кто, кроме нее, голосовал в прошлом году на депутатской комиссии за ассигнования на реставрацию церкви Серафима. Я тоже не лыком шит.
– Вы голосовали, - сказала Милица. - Пива еще хотите?
– Я, - сознался Степанов и очень удивился. - Спасибо. Пойдем?
– А не кажется ли вам, - спросил осмелевший и преисполнившийся оптимизмом Стендаль, - что все это сказочно, невероятно, таинственно и даже подозрительно?
– Послушайте, молодой человек, - ответил с достоинством Степанов, - на моих глазах родились телефон и радио. Я собственными глазами видел фотокопию пушкинского письма, обнаруженного недавно в небольшом городе на Амазонке. Почему я не должен доверять уважаемым людям только потому, что чувства мои и глаза отказываются верить реальности? Человеческие чувства ненадежны. Ими не постигнешь даже элементарную теорию относительности. Разум же всесилен. Обопремся на него, и все станет на свои места. В таком случае стихотворение получает хоть и необычное, но объяснение, а это лучше, чем ничего.
30
– Елена Сергеевна, - сказал от двери Стендаль, пропуская Милицу и Степанова вперед, - скажите, кто, кроме вас, голосовал в прошлом году на депутатской комиссии за срочные ассигнования на реставрацию церкви Серафима?
– Степанов, - ответила Елена Сергеевна.
– Узнал, - сказал Степанов. - Я бы и без этого узнал. Вы вообще мало изменились. Здравствуйте, Елена Сергеевна. Поздравляю с перевоплощением.
– Степан Степанович, как я рада! - сказала Елена. - Хоть живая душа. А то мы очутились в каком-то ложном положении.
– По ту сторону добра и зла, - сказал Алмаз Битый с полу. Он строил вместе с Ваней подвесную дорогу из ниток, спичечных коробок и различных мелких вещей. Ноги Алмаза упирались в стену, ему было неудобно лежать, но иначе не управишься.
Степанов заполнил комнату объемистым телом, положил на стол альбом.
– Весьма сочувствую, - сказал он. - Только что был свидетелем очередной неудачи наших юных друзей в редакции. Одно дело мечтать о синице в небе, лежа на диване, другое - догадаться, что это именно она опустилась к тебе на подоконник, и протянуть руку.
– Битый, - сказал Алмаз, - поднимаясь с пола, как молодой дог: медленно подбирая под себя и распрямляя могучие члены. - Один из виновников происшедшего. Но не раскаиваюсь.
– Как же, как же, - согласился Степанов. - С вашей стороны благородно было поделиться таким интересным секретом.
– Не хотел я сначала, - сказал Алмаз. - Думал, произойдут от этого только неприятности.
– А сейчас? - спросила Елена.
– Сейчас поздно раскаиваться. Но кто мне ответит, нужна ли людям вечная молодость? К ней тоже привыкнуть надо.
– А вы привыкли?
– Не сразу, - сказал Алмаз. - Настоящая молодость бывает только один раз. Пока ты не знаешь, что последует за ней.
– Это правильно, - согласилась Елена.
– Но ты не расстраивайся, - сказал Алмаз. - Я тебя увезу в Сибирь. Дело найдется. Вот вы, - обратился он к Степанову, - вы уже все о наших приключениях знаете, согласились бы сейчас, если бы зелье сохранилось, присоединиться к нам?
– Не знаю, - сказал медленно Степанов. - Нет, наверно. Меня вполне устраивает мой возраст. Может, только, чтобы похудеть немного. Лишний вес мешает.
– Ну это ничего, - сказал Стендаль. - В Москве устроим вас в институт питания. Станете Аполлоном. У нас будут большие связи в медицинском мире. И вообще все великие открытия сначала вызывали возражения, столкновения, споры и так далее. Может быть, в Москве, когда мы явимся с рецептом вечной молодости, хотя и с неполным рецептом, нам не все поверят. И даже те, кто поверит, поверят не сразу.
– Но я же поверил, - сказал Степанов. - Больше того, зная о ваших временных финансовых затруднениях, согласен пойти навстречу. Человек я одинокий, и есть у меня кое-какие сбережения. Потом, будете при деньгах, отдадите.
– Вот это правильно, - сказал Алмаз.
– Степан Степаныч - пушкиновед, - сказал Стендаль. - Он нас признал, когда с альбомом ознакомился.
– Да, я интересуюсь творчеством Александра Сергеевича.
– Милица с ним была знакома, - сказал Алмаз.
– Знаете, как-то трудно поверить, - сознался Степанов. - Хоть я и поверил.
– А мне лично с Пушкиным сталкиваться не приходилось, - сказал Алмаз. - Хотя был в то время в Петербурге. Я в январе тридцать седьмого возвращался в Россию из Парижа и должен был в Санкт-Петербурге встретить одного человека, передать ему письма и деньги. А человека я того знал еще с совместного пребывания на Дворцовой площади в двадцать пятом...
– Вы имеете в виду Декабрьское восстание? - спросил Степанов.
– Конечно, - сказал Алмаз.
– С ума сойти, - сказал Степанов.
31
Пока взрослые разговаривали со Степановым, Удалов страдал. Он страдал по утерянной зрелости, страдал от того, что стал сиротой, что никто не принимает его всерьез, даже те, кто знает о его действительном возрасте и положении. Играть с Ванечкой в мячик и кубики было унизительно и глупо, а когда Алмаз, не желая дурного, походя сунул ему книжку «Серебряные коньки» и сказал: «Почитал бы, Корнелий, чего маешься бездельем», Удалов понял, что единственное место на свете, где он может рассчитывать на человеческое участие, это собственный дом. Но и дома мало шансов на прощение.
С книжкой в руке Удалов вышел на двор. Там стоял самовар, то есть машина господина Бакшта, и из-под нее торчали длинные ноги Саши Грубина, который проверял подвеску, Удалов подошел к ногам и подумал, что ботинки у Грубина старые, он их видел тысячу раз, а ноги новые. Как будто новый Грубин у старого отобрал ботинки.
– Саша, - позвал Удалов. - Поговорить надо.
Голос его был тонкий, не слушался, и Грубин из-под машины не сразу сообразил, кто его зовет. Но потом сообразил.
– Сейчас, - сказал он. - Погоди, Корнелий.
Корнелий встал на цыпочки и заглянул внутрь машины. На красном кожаном сиденье лежал открытый ящик с двумя старинными пистолетами. В Удалове вдруг проснулось желание бабахнуть из пистолета по всем врагам. Он потянулся к пистолету, размышляя, кто у него главный враг, но тут рука Грубина перехватила его пальцы.
– Нельзя тебе, - сказал старый друг Саша. - Мал еще.
– И ты, Брут? - сказал Удалов.
– Шучу, - спохватился Грубин, хотя, в общем, и не шутил.
– Все ясно, - сказал Удалов и пошел прочь.
– Корнелий, ты куда? - крикнул Грубин. - Не делай глупостей!
– Я уже сделал главную глупость, - сказал Удалов. - Не бойся.
Его маленькая фигурка скрылась за воротами. Грубин хотел было побежать следом, остановить, может быть утешить, но вспомнил, что машина еще не приведена в порядок, и остался.
А Удалов брел по улице, как старый человек, остановился перед небольшой лужей. Детское тело готово было перепрыгнуть через лужу, но умудренный долгой жизнью мозг отказал ему в этом. И Удалов осторожно обошел лужу. Грустные видения вставали перед его мысленным взором. Ему казалось, что он сидит за одной партой с сыном Максимкой и пытается списать из его тетрадки решение задачи, потому что сам давно забыл все правила грамматики, а сын закрывает тетрадку ладошкой и зло шепчет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415
– Вы ее можете не узнать, - сказал Стендаль, - ей сейчас двадцать лет. Как и мне.
– А я задам ей два-три наводящих вопроса. К примеру, кто, кроме нее, голосовал в прошлом году на депутатской комиссии за ассигнования на реставрацию церкви Серафима. Я тоже не лыком шит.
– Вы голосовали, - сказала Милица. - Пива еще хотите?
– Я, - сознался Степанов и очень удивился. - Спасибо. Пойдем?
– А не кажется ли вам, - спросил осмелевший и преисполнившийся оптимизмом Стендаль, - что все это сказочно, невероятно, таинственно и даже подозрительно?
– Послушайте, молодой человек, - ответил с достоинством Степанов, - на моих глазах родились телефон и радио. Я собственными глазами видел фотокопию пушкинского письма, обнаруженного недавно в небольшом городе на Амазонке. Почему я не должен доверять уважаемым людям только потому, что чувства мои и глаза отказываются верить реальности? Человеческие чувства ненадежны. Ими не постигнешь даже элементарную теорию относительности. Разум же всесилен. Обопремся на него, и все станет на свои места. В таком случае стихотворение получает хоть и необычное, но объяснение, а это лучше, чем ничего.
30
– Елена Сергеевна, - сказал от двери Стендаль, пропуская Милицу и Степанова вперед, - скажите, кто, кроме вас, голосовал в прошлом году на депутатской комиссии за срочные ассигнования на реставрацию церкви Серафима?
– Степанов, - ответила Елена Сергеевна.
– Узнал, - сказал Степанов. - Я бы и без этого узнал. Вы вообще мало изменились. Здравствуйте, Елена Сергеевна. Поздравляю с перевоплощением.
– Степан Степанович, как я рада! - сказала Елена. - Хоть живая душа. А то мы очутились в каком-то ложном положении.
– По ту сторону добра и зла, - сказал Алмаз Битый с полу. Он строил вместе с Ваней подвесную дорогу из ниток, спичечных коробок и различных мелких вещей. Ноги Алмаза упирались в стену, ему было неудобно лежать, но иначе не управишься.
Степанов заполнил комнату объемистым телом, положил на стол альбом.
– Весьма сочувствую, - сказал он. - Только что был свидетелем очередной неудачи наших юных друзей в редакции. Одно дело мечтать о синице в небе, лежа на диване, другое - догадаться, что это именно она опустилась к тебе на подоконник, и протянуть руку.
– Битый, - сказал Алмаз, - поднимаясь с пола, как молодой дог: медленно подбирая под себя и распрямляя могучие члены. - Один из виновников происшедшего. Но не раскаиваюсь.
– Как же, как же, - согласился Степанов. - С вашей стороны благородно было поделиться таким интересным секретом.
– Не хотел я сначала, - сказал Алмаз. - Думал, произойдут от этого только неприятности.
– А сейчас? - спросила Елена.
– Сейчас поздно раскаиваться. Но кто мне ответит, нужна ли людям вечная молодость? К ней тоже привыкнуть надо.
– А вы привыкли?
– Не сразу, - сказал Алмаз. - Настоящая молодость бывает только один раз. Пока ты не знаешь, что последует за ней.
– Это правильно, - согласилась Елена.
– Но ты не расстраивайся, - сказал Алмаз. - Я тебя увезу в Сибирь. Дело найдется. Вот вы, - обратился он к Степанову, - вы уже все о наших приключениях знаете, согласились бы сейчас, если бы зелье сохранилось, присоединиться к нам?
– Не знаю, - сказал медленно Степанов. - Нет, наверно. Меня вполне устраивает мой возраст. Может, только, чтобы похудеть немного. Лишний вес мешает.
– Ну это ничего, - сказал Стендаль. - В Москве устроим вас в институт питания. Станете Аполлоном. У нас будут большие связи в медицинском мире. И вообще все великие открытия сначала вызывали возражения, столкновения, споры и так далее. Может быть, в Москве, когда мы явимся с рецептом вечной молодости, хотя и с неполным рецептом, нам не все поверят. И даже те, кто поверит, поверят не сразу.
– Но я же поверил, - сказал Степанов. - Больше того, зная о ваших временных финансовых затруднениях, согласен пойти навстречу. Человек я одинокий, и есть у меня кое-какие сбережения. Потом, будете при деньгах, отдадите.
– Вот это правильно, - сказал Алмаз.
– Степан Степаныч - пушкиновед, - сказал Стендаль. - Он нас признал, когда с альбомом ознакомился.
– Да, я интересуюсь творчеством Александра Сергеевича.
– Милица с ним была знакома, - сказал Алмаз.
– Знаете, как-то трудно поверить, - сознался Степанов. - Хоть я и поверил.
– А мне лично с Пушкиным сталкиваться не приходилось, - сказал Алмаз. - Хотя был в то время в Петербурге. Я в январе тридцать седьмого возвращался в Россию из Парижа и должен был в Санкт-Петербурге встретить одного человека, передать ему письма и деньги. А человека я того знал еще с совместного пребывания на Дворцовой площади в двадцать пятом...
– Вы имеете в виду Декабрьское восстание? - спросил Степанов.
– Конечно, - сказал Алмаз.
– С ума сойти, - сказал Степанов.
31
Пока взрослые разговаривали со Степановым, Удалов страдал. Он страдал по утерянной зрелости, страдал от того, что стал сиротой, что никто не принимает его всерьез, даже те, кто знает о его действительном возрасте и положении. Играть с Ванечкой в мячик и кубики было унизительно и глупо, а когда Алмаз, не желая дурного, походя сунул ему книжку «Серебряные коньки» и сказал: «Почитал бы, Корнелий, чего маешься бездельем», Удалов понял, что единственное место на свете, где он может рассчитывать на человеческое участие, это собственный дом. Но и дома мало шансов на прощение.
С книжкой в руке Удалов вышел на двор. Там стоял самовар, то есть машина господина Бакшта, и из-под нее торчали длинные ноги Саши Грубина, который проверял подвеску, Удалов подошел к ногам и подумал, что ботинки у Грубина старые, он их видел тысячу раз, а ноги новые. Как будто новый Грубин у старого отобрал ботинки.
– Саша, - позвал Удалов. - Поговорить надо.
Голос его был тонкий, не слушался, и Грубин из-под машины не сразу сообразил, кто его зовет. Но потом сообразил.
– Сейчас, - сказал он. - Погоди, Корнелий.
Корнелий встал на цыпочки и заглянул внутрь машины. На красном кожаном сиденье лежал открытый ящик с двумя старинными пистолетами. В Удалове вдруг проснулось желание бабахнуть из пистолета по всем врагам. Он потянулся к пистолету, размышляя, кто у него главный враг, но тут рука Грубина перехватила его пальцы.
– Нельзя тебе, - сказал старый друг Саша. - Мал еще.
– И ты, Брут? - сказал Удалов.
– Шучу, - спохватился Грубин, хотя, в общем, и не шутил.
– Все ясно, - сказал Удалов и пошел прочь.
– Корнелий, ты куда? - крикнул Грубин. - Не делай глупостей!
– Я уже сделал главную глупость, - сказал Удалов. - Не бойся.
Его маленькая фигурка скрылась за воротами. Грубин хотел было побежать следом, остановить, может быть утешить, но вспомнил, что машина еще не приведена в порядок, и остался.
А Удалов брел по улице, как старый человек, остановился перед небольшой лужей. Детское тело готово было перепрыгнуть через лужу, но умудренный долгой жизнью мозг отказал ему в этом. И Удалов осторожно обошел лужу. Грустные видения вставали перед его мысленным взором. Ему казалось, что он сидит за одной партой с сыном Максимкой и пытается списать из его тетрадки решение задачи, потому что сам давно забыл все правила грамматики, а сын закрывает тетрадку ладошкой и зло шепчет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379 380 381 382 383 384 385 386 387 388 389 390 391 392 393 394 395 396 397 398 399 400 401 402 403 404 405 406 407 408 409 410 411 412 413 414 415