https://www.dushevoi.ru/products/mebel-dlja-vannoj/komplektuishie/penaly-i-shkafy/nedorogie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Иначе
говоря, страх Адама не был ничем мотивирован - и все же оказался
непреодолимым. Может быть, было бы лучше, если бы вместо того, чтобы
определять страх как "действительность свободы" (мы сейчас увидим, что, по
Киргегарду, самым страшным "результатом" падения была утрата человеком
свободы) и как "возможность до возможности", Киргегард выразился бы
конкретней, т.е. сказал бы, что свобода невинного человека не знала никаких
ограничений. Это бы соответствовало и тому, что он - в полном согласии с
Библией - нам говорил раньше: для Бога все возможно, и тому, что он нам
дальше расскажет о страхе. В состоянии невинности так же неправильно
усматривать страх, как неправильно усматривать сон духа. И сон духа, и страх
- по Библии - пришли после падения. Оттого, по-видимому, в библейское
повествование введен змей, как некое внешнее, но активное начало. Змей
внушил первому человеку страх, хотя и ложный, - страх пред Ничто - но
подавляющий и непреодолимый. И этот страх усыпил человеческий дух,
парализовал человеческую волю. Киргегард отводит змея, заявляя, что не может
соединить с ним никакого определенного представления. Что роль змея
"непонятна" нашему разуму - я этого оспаривать не стану. Но ведь и сам
Киргегард постоянно твердит нам, что настойчивое желание во что бы то ни
стало "постигнуть", "понять" смысл грехопадения только свидетельствует о
нежелании нашем почувствовать всю глубину и значительность заключающейся тут
проблемы. Тут "понимание" не только не помогает, оно тут является помехой:
мы вошли в область, где царствует "Абсурд" с его непрерывно вспыхивающими и
угасающими "вдруг": ведь всякое "вдруг", всякая внезапность находятся в
непримиримой вражде с "пониманием" и, так же как и библейское fiat, для,
обычного человеческого мышления есть deus ex machina, в котором
умозрительная философия совершенно правильно усматривает начало своей
гибели.
Я полагаю, - надеюсь, что последующее изложение нас убедит в том, - что
Киргегард изменяет себе каждый раз, когда пытается исправлять Библию (увы!
это он не раз делает), и что, стало быть, мы будем гораздо ближе к нему,
если скажем так: состояние невинности исключало страх, так как оно не знало
ограниченных возможностей. Невинный человек жил пред Богом, а Бог значит,
что все - возможно. Змей, соблазнивший человека, имел в своем распоряжении
только Ничто. Это Ничто, хотя оно только Ничто, или, вернее, тем, что оно
Ничто, усыпило человеческий дух, и усыпленный человек стал добычей или
жертвой страха, хотя для страха не было никаких причин или оснований. Но
ведь Ничто есть только Ничто. Как случилось, что оно обернулось в Нечто? И,
обернувшись, приобрело такую безграничную власть над человеком и даже над
всем бытием?
Идея Ничто уже была хорошо знакома древним. По свидетельству Аристотеля
(Met. 985 B 6), Демокрит и Левкипп утверждали существование Ничто: (?(?(
((c)(((( (? ?( ((? (? ?(((( (?(((, говорили они. У Плутарха приводится та же
мысль в еще более выразительных словах: (? ((c)(((( (? (?( ? (? (((?( (?(((
("существующее существует не более, чем несуществующее")c. Правда, у
Левкиппа и Демокрита Ничто отождествляется с пустотой, Нечто - с материей.
Но в таком или ином виде греческая философия - наряду и в противоположность
Пармениду, исходившему из положения, что только существующее существует, не
существующее же не только не существует, но и не может быть мыслимо, -
допускала существование Ничто и даже полагала существование Ничто условием
мышления. Очевидно, что и элеатам эта мысль не была совсем чужда, и, когда
Парменид так настаивал, что Ничто не имеет существования, он боролся с
собой, преодолевал и гнал от себя подозрение, что, быть может, Ничто
каким-то образом все-таки ухищряется существовать: "естественное" мышление в
споре элеатов с атомистами принуждено склониться на сторону последних. Ничто
не есть совершенное, т.е. лишенное существования Ничто. Оно противостоит
чему-то и противостоит как равноправное. Так надо понимать слова Платона о
двух причинностях - божественной и необходимойci. Он только отчетливей
выявил мысль атомистов: Ничто обернулось для него в Необходимость.
Убеждение, что Необходимость разделяет с божеством власть над существующим,
было для эллинства одной из непреодолимейших самоочевидностей и даже, если
угодно, основным постулатом эллинского мышления. И так остается до наших
дней. В новейшей философии оно получило свое выражение в гегелевской
диалектике, в том, что он называл "самодвижением понятия", в учении Шеллинга
о том, что в Боге, кроме него самого, есть и "другое" - его природаcii, и в
том положении, которое Спиноза, духовный отец Гегеля и Шеллинга,
формулировал в прославленной теореме своей: Deus ex solis suae naturae
legibus et a nemine coactus agit ("Бог действует только в силу законов своей
природы и никем не принуждается")ciii.
"Естественное" человеческое мышление, стремящееся к самоочевидностям,
т.е. добивающееся такого ведения, которое усматривает в том, что есть, не
только что оно есть, но что оно есть по необходимости, - только такое
мышление, как нам объяснил Кант, дает нам подлинное знание - естественное
мышление принуждено беречь идею необходимости как свое драгоценнейшее
сокровище. Сколько бы разум ни прославлял свободу, он все же хочет и должен
вправлять ее в рамки необходимости. Эта Необходимость и есть то Ничто, о
котором мы принуждены говорить, что оно существует, ибо, хотя его нигде нет
и нигде разыскать его нельзя, оно, загадочным образом, врывается в
человеческую жизнь, калеча и уродуя ее, как рок, судьба, жребий, Fatum, от
которого некуда уйти и нет спасения.
Киргегард много распространяется о роли фатума в сознании древнего
эллина, об ужасе, который древние испытывали перед Судьбою. Все это,
конечно, верно, как верно и то, что для библейского откровения фатум не
существует. Откровение есть именно потому откровение - что оно, наперекор
всем очевидностям, открывает нам, что для Бога все возможно и что наряду со
всемогуществом Бога нет никакой власти. Когда Иисуса спросили, какая первая
из всех заповедей, он ответил: "Первая из всех заповедей - слушай, Израиль,
Господь Бог наш есть Господь единый" (Марк XII, 29). Как же мог Киргегард
допустить, что невинность, т.е. такое состояние человека, в каком он был,
когда непосредственно стоял пред Господом, предполагает страх пред Ничто и
этим самым, стало быть, заключает в себе начало или потенцию тех ужасов,
которыми полна человеческая жизнь и которые он с такой несравненной,
потрясающей силой изображает и в дневниках своих и в сочинениях? Я так
настаиваю на этом вопросе ввиду того, что для самого Киргегарда в нем или в
ответе на него кроется articulus stantis et cadentis экзистенциальной
философии. Ни Иов и еще меньше Авраам и никто из пророков и апостолов
никогда не допустили бы и мысли, что невинность, которая, как правильно и в
полном соответствии с библейским текстом говорит Киргегард, есть неведение,
нераздельна со страхом. Такое допущение может возникнуть только в душе
человека, утратившего невинность и обретшего "знание".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
 магазин сантехника в Москве 

 Atlas Concorde Force Wall