Но эта субстанция, которая есть дух, есть
становление его тем, что он составляет в себе; и впервые как становление,
рефлектирующееся в себе, он есть поистине дух в себе. Он есть движение в
себе, которое есть познание, - превращение в-себе-бытия в для-себя-бытие,
субстанции в субъект, предмета сознания в предмет самосознания, т.е. в
отмененный предмет или понятие"172.
Отсюда ясно, что, как бы ни была велика творческая мощь субъективного
духа, все же познание транссубъективного мира есть для него испытывание
этого мира, и в этом смысле, с точки зрения субъективного духа, Гегель в
своей теории знания эмпирист. Дух подлинного эмпиризма сказывается в его
характеристике правильного процесса мышления. "Когда я мыслю, я отрешаюсь от
своих субъективных особенностей, погружаясь в предмет, предоставляю мысли
развиваться из самой себя, и я мыслю дурно, если прибавляю что-нибудь от
самого себя"173.
В некоторых особенных случаях, в учении о познании некоторых отделов
действительности, Гегель оказывается даже более эмпиристом, чем сами
эмпиристы. Изучая такие предметы, как сознание и феноменологию его развития,
мы, по мнению Гегеля, освобождены даже и от необходимости производить
сравнивание, познаваемый объект сам производит это сравнивание, а нам
остается только отмечать результаты его. "Не только в том смысле, что
понятие и предмет, масштаб и испытуемое находятся в самом сознании, всякая
прибавка с нашей стороны не нужна, - говорит Гегель, - но даже мы
освобождены и от труда сравнения того и другого и специального исследования:
так как сознание само себя исследует, то и с этой стороны нам остается лишь
присматриваться"174.
Приведенными отрывками достаточно характеризуется мистический рационализм
послекантовской философии и подтверждается постепенное развитие в нем учения
об интуитивном знании. Оценкою взглядов Шеллинга и Гегеля мы не будем
заниматься между прочим потому, что цели их и нашей гносеологии различны,
поскольку мы занимаемся исключительно пропедевтическою гносеологиею. Однако
во второй части сочинения мы еще будем возвращаться к их учениям. Теперь не
столько для характеристики мистического рационализма, сколько для
подтверждения распространенности его укажем еще на элементы интуитивизма в
философии Шопенгауера.
В философии Шопенгауера (интуитивизм) там, где он является, резче
подчеркнут на словах, но менее широко проведен на деле, чем у Шеллинга и
Гегеля. Поэтому можно сказать, что его система стоит на границе между
мистическим рационализмом и критицизмом Канта. Воля, лежащая в основе всего
мира явлений, по его учению, едина, и благодаря этому даже и в среде
индивидуальных явлений существует возможность непосредственного общения,
преодолевающего границы времени и пространства, а следовательно,
перескакивающего через причинность феноменального мира. Это общение бывает
двух родов, теоретическое и практическое: ясновидение и магия.
Некоторые разновидности этих форм общения принадлежат к числу
сравнительно редких явлений. Однако существует одна форма их, довольно
широко распространенная во всем человеческом мире: это - ясновидение,
лежащее в основе нравственной деятельности и выражающееся в явлениях
симпатии, жалости, сострадания. "Моя истинная внутренняя сущность, - говорит
Шопенгауер, - находится в каждом живом существе так непосредственно, как она
дает знать о себе только мне самому в моем самосознании. Это знание, для
которого в санскритском языке существует постоянная формула tat-twan asi,
т.е. "это ты", выражается в сострадании, на котором поэтому основывается
всякая подлинная, т.е. бескорыстная, добродетель и реальным выражением
которого служит добрый поступок". "Всякое настоящее благодеяние, всякая
совершенная и бескорыстная помощь как таковая имеет мотивом исключительно
нужду другого существа, и если мы исследуем ее вплоть до ее последних
оснований, то она окажется, собственно, таинственным деянием, практическою
мистикою, поскольку она, в конце концов, вытекает из познания, составляющего
сущность всякой настоящей мистики, и никаким иным путем не объяснима с
достоверностью. Даже и такой акт, как подача милостыни без всякой иной цели,
кроме желания уменьшить нужду другого существа, возможен лишь постольку,
поскольку человек познает, что это он сам является теперь себе в печальном
образе существа, просящего милостыню, поскольку он узнает свою сущность в
себе в чуждом явлении. Поэтому-то я и назвал в предыдущей главе сострадание
великою мистериею этики". "Во все века бедная истина должна была краснеть за
то, что она казалась парадоксом, - и однако же это не ее вина. Она не может
принимать образа царящего ходячего заблуждения. Со вздохом она взирает на
своего бога-хранителя время, который на своих крыльях приносит ей победу и
славу; но размахи крыльев у него так широки и медленны, что индивидуум
умирает тем временем. Так и я вполне сознаю парадоксальность этого
метафизического истолкования основного феномена этики в глазах людей,
получивших западноевропейское образование и привыкших к совершенно иным
обоснованиям этики. Однако я не могу насиловать истины"175.
Учение Шопенгауера об эстетическом созерцании также намекает на какую-то
форму восприятия, выходящую за сферу индивидуальных переживаний познающего
субъекта. Эстетическое созерцание есть восприятие идей, выражающих
вневременные и внепространственные ступени объективации воли и реализующихся
в мире явлений в бесчисленном множестве индивидуальностей. Познающий субъект
способен к этому созерцанию не всегда, а только в том случае, если в нем
произойдет переворот, благодаря которому он, хоть на время, перестает быть
индивидуумом. "Возможный, как я сказал, - но лишь в виде исключения, -
переход от обыденного сознания отдельных вещей к познанию идеи совершается
внезапно, - говорит Шопенгауер, - тогда, когда познание освобождается от
служения воле и субъект вследствие этого перестает быть только
индивидуальным, становится уже чистым, безвольным субъектом познания".
"Когда мы всею мощью своего духа отдаемся воззрению, вполне погружаясь в
него, и наполняем все наше сознание спокойным созерцанием предстоящего
объекта природы, будет ли это ландшафт, дерево, скала, строение или
что-нибудь другое, и, по нашему глубокомысленному выражению, совершенно
теряемся в этом предмете, т.е. забываем свою индивидуальность, свою волю, и
остаемся лишь в качестве чистого субъекта, светлого зеркала объекта, так что
нам кажется, будто предмет существует один и нет никого, кто бы его
воспринимал, и мы не можем больше отделить воззрящего от воззрения, а тот и
другое сливаются в одно целое, - ибо все сознание совершенно наполнено и
объято единым созерцаемым образом; когда, следовательно, объект в этом
смысле выходит из всяких отношений к чему-нибудь вне себя, а субъект - из
всяких отношений к воле, тогда то, что познается таким путем, уже не
отдельная вещь как такая - нет, это идея, вечная форма, непосредственная
объектность воли на данной ступени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
становление его тем, что он составляет в себе; и впервые как становление,
рефлектирующееся в себе, он есть поистине дух в себе. Он есть движение в
себе, которое есть познание, - превращение в-себе-бытия в для-себя-бытие,
субстанции в субъект, предмета сознания в предмет самосознания, т.е. в
отмененный предмет или понятие"172.
Отсюда ясно, что, как бы ни была велика творческая мощь субъективного
духа, все же познание транссубъективного мира есть для него испытывание
этого мира, и в этом смысле, с точки зрения субъективного духа, Гегель в
своей теории знания эмпирист. Дух подлинного эмпиризма сказывается в его
характеристике правильного процесса мышления. "Когда я мыслю, я отрешаюсь от
своих субъективных особенностей, погружаясь в предмет, предоставляю мысли
развиваться из самой себя, и я мыслю дурно, если прибавляю что-нибудь от
самого себя"173.
В некоторых особенных случаях, в учении о познании некоторых отделов
действительности, Гегель оказывается даже более эмпиристом, чем сами
эмпиристы. Изучая такие предметы, как сознание и феноменологию его развития,
мы, по мнению Гегеля, освобождены даже и от необходимости производить
сравнивание, познаваемый объект сам производит это сравнивание, а нам
остается только отмечать результаты его. "Не только в том смысле, что
понятие и предмет, масштаб и испытуемое находятся в самом сознании, всякая
прибавка с нашей стороны не нужна, - говорит Гегель, - но даже мы
освобождены и от труда сравнения того и другого и специального исследования:
так как сознание само себя исследует, то и с этой стороны нам остается лишь
присматриваться"174.
Приведенными отрывками достаточно характеризуется мистический рационализм
послекантовской философии и подтверждается постепенное развитие в нем учения
об интуитивном знании. Оценкою взглядов Шеллинга и Гегеля мы не будем
заниматься между прочим потому, что цели их и нашей гносеологии различны,
поскольку мы занимаемся исключительно пропедевтическою гносеологиею. Однако
во второй части сочинения мы еще будем возвращаться к их учениям. Теперь не
столько для характеристики мистического рационализма, сколько для
подтверждения распространенности его укажем еще на элементы интуитивизма в
философии Шопенгауера.
В философии Шопенгауера (интуитивизм) там, где он является, резче
подчеркнут на словах, но менее широко проведен на деле, чем у Шеллинга и
Гегеля. Поэтому можно сказать, что его система стоит на границе между
мистическим рационализмом и критицизмом Канта. Воля, лежащая в основе всего
мира явлений, по его учению, едина, и благодаря этому даже и в среде
индивидуальных явлений существует возможность непосредственного общения,
преодолевающего границы времени и пространства, а следовательно,
перескакивающего через причинность феноменального мира. Это общение бывает
двух родов, теоретическое и практическое: ясновидение и магия.
Некоторые разновидности этих форм общения принадлежат к числу
сравнительно редких явлений. Однако существует одна форма их, довольно
широко распространенная во всем человеческом мире: это - ясновидение,
лежащее в основе нравственной деятельности и выражающееся в явлениях
симпатии, жалости, сострадания. "Моя истинная внутренняя сущность, - говорит
Шопенгауер, - находится в каждом живом существе так непосредственно, как она
дает знать о себе только мне самому в моем самосознании. Это знание, для
которого в санскритском языке существует постоянная формула tat-twan asi,
т.е. "это ты", выражается в сострадании, на котором поэтому основывается
всякая подлинная, т.е. бескорыстная, добродетель и реальным выражением
которого служит добрый поступок". "Всякое настоящее благодеяние, всякая
совершенная и бескорыстная помощь как таковая имеет мотивом исключительно
нужду другого существа, и если мы исследуем ее вплоть до ее последних
оснований, то она окажется, собственно, таинственным деянием, практическою
мистикою, поскольку она, в конце концов, вытекает из познания, составляющего
сущность всякой настоящей мистики, и никаким иным путем не объяснима с
достоверностью. Даже и такой акт, как подача милостыни без всякой иной цели,
кроме желания уменьшить нужду другого существа, возможен лишь постольку,
поскольку человек познает, что это он сам является теперь себе в печальном
образе существа, просящего милостыню, поскольку он узнает свою сущность в
себе в чуждом явлении. Поэтому-то я и назвал в предыдущей главе сострадание
великою мистериею этики". "Во все века бедная истина должна была краснеть за
то, что она казалась парадоксом, - и однако же это не ее вина. Она не может
принимать образа царящего ходячего заблуждения. Со вздохом она взирает на
своего бога-хранителя время, который на своих крыльях приносит ей победу и
славу; но размахи крыльев у него так широки и медленны, что индивидуум
умирает тем временем. Так и я вполне сознаю парадоксальность этого
метафизического истолкования основного феномена этики в глазах людей,
получивших западноевропейское образование и привыкших к совершенно иным
обоснованиям этики. Однако я не могу насиловать истины"175.
Учение Шопенгауера об эстетическом созерцании также намекает на какую-то
форму восприятия, выходящую за сферу индивидуальных переживаний познающего
субъекта. Эстетическое созерцание есть восприятие идей, выражающих
вневременные и внепространственные ступени объективации воли и реализующихся
в мире явлений в бесчисленном множестве индивидуальностей. Познающий субъект
способен к этому созерцанию не всегда, а только в том случае, если в нем
произойдет переворот, благодаря которому он, хоть на время, перестает быть
индивидуумом. "Возможный, как я сказал, - но лишь в виде исключения, -
переход от обыденного сознания отдельных вещей к познанию идеи совершается
внезапно, - говорит Шопенгауер, - тогда, когда познание освобождается от
служения воле и субъект вследствие этого перестает быть только
индивидуальным, становится уже чистым, безвольным субъектом познания".
"Когда мы всею мощью своего духа отдаемся воззрению, вполне погружаясь в
него, и наполняем все наше сознание спокойным созерцанием предстоящего
объекта природы, будет ли это ландшафт, дерево, скала, строение или
что-нибудь другое, и, по нашему глубокомысленному выражению, совершенно
теряемся в этом предмете, т.е. забываем свою индивидуальность, свою волю, и
остаемся лишь в качестве чистого субъекта, светлого зеркала объекта, так что
нам кажется, будто предмет существует один и нет никого, кто бы его
воспринимал, и мы не можем больше отделить воззрящего от воззрения, а тот и
другое сливаются в одно целое, - ибо все сознание совершенно наполнено и
объято единым созерцаемым образом; когда, следовательно, объект в этом
смысле выходит из всяких отношений к чему-нибудь вне себя, а субъект - из
всяких отношений к воле, тогда то, что познается таким путем, уже не
отдельная вещь как такая - нет, это идея, вечная форма, непосредственная
объектность воли на данной ступени;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104