В философии необходимо ограничение вербализма, смена
выразительных средств с целью открытия нового способа взаимопонимания людей
в аналогическом исследовании различных жизненных ситуаций.
3. Запутывают ли схемы?
Использование образных средств в качестве языка философии уже предлагалось.
Известно, что Платон в последние годы жизни развивал некое "тайное учение".
Основой этого учения, согласно преданию, было признание вербальных средств
неадекватным инструментом выражения философского мышления. Адекватным
средством Платон, судя по всему, полагал геометрические фигуры; созерцание
этих фигур должно было, по замыслу Платона, выражать сущность блага, истины
и т.д. Например, прямой угол отождествлялся с истиной. Конечно, ныне
невозможно реконструировать скрытое учение позднего Платона, однако в общих
чертах философский дискурс, согласно этому учению, должен был опираться не
на использование вербальных средств, а на апелляцию к зрительным образам.
Традиция позднего Платона не сохранилась. Более того, с конца XIX века
существует стойкое предубеждение относительно использования схем-образов
для выражения философских идей. Лучше всего, как мне кажется, это
негативное отношение было выражено Л. Витгенштейном. Зрительные образы,
согласно Л. Витгенштейну, вводят нас в заблуждение. Это заблуждение
заключается в том, что, глядя на картинку (как на фиксацию зрительного
образа), можно сделать неверный вывод относительно свойств представленных в
картинке объектов. Пример Витгенштейна таков: есть веревка, длина которой
на один ярд превышает длину экватора Земли. Если веревка равномерно
натянута, то на каком расстоянии от поверхности Земли она будет находиться?
Зрительный образ (схема-картинка) подсказывает нам неправильный ответ.
Если полностью согласиться с тезисом о запутывающем воздействии картинок на
способность человека размышлять, правильно оценивать ситуации, то максимум,
как можно использовать зрительные схемы-образы - это в качестве
иллюстраций, причем с ограниченным действием, не выходящим за пределы
прямого пояснения высказанных мыслей. Радикальный вывод относительно места
зрительных образов в мышлении еще более категоричен: мышление безо'бразно,
то есть, образы не схожи с тем, что они выражают. Эта идея была выдвинута
К. Бюлером и развита Л. Витгенштейном в поздний период его творчества.
Отсюда следует тезис о том, что мышление есть создание языковой реальности
и пребывание в ней. Язык - дом философии. Кстати, параллельно, с конца XIX
и в начале XX вв., в математике возобладало направление, стремящееся свести
геометрическое мышление к алгебраическому.
Вдумаемся еще раз, что не устраивает критиков в мышлении с помощью
зрительных образов. Картинки (схемы) просто существуют. Но картинки не
обладают истинностью. "Критерием того, что я правильно нарисовал то, что я
вижу, является то, что я говорю, что это так" (Л. Витгенштейн). Можно
построить картинки, вербальное описание которых будет ложными
утверждениями. Истинность и ложность - свойство языка. Однако философия,
как утверждалось ранее, не может заниматься поиском истины, ее
предназначение другое. Поэтому аргумент Витгенштейна против использования
образных средств философией иначе, как иллюстративно-вспомогательных, бьет
мимо цели.
Намного серьезнее для построения философских концепций недостатки
вербальных средств.
Первый недостаток - то, что возникают и не могут быть устранены абстрактные
понятия. Их использование привносит неопределенность, затрудняющую
исследование суждений. Например, суждение "корабль плывет" требует
уточнения, какой корабль имеется в виду, а говоря более точно, требует
преобразования в протокольное суждение. Не все суждения могут быть так
преобразованы. Так, сложно, а может быть и невозможно, преобразование в
протокольные суждения утверждений типа: "ветер поет", "треугольник плывет",
"бармаглот чихает", "я шкварчит" и т.д.
Во-вторых, как указывалось ранее, возникает свойство "кривого зеркала":
каждое из слов отражает ситуацию в особом направлении, в направлении своего
естественно сложившегося смысла (поля смыслов). В итоге слова вместе, в
суждениях, могут неправильно описывать ситуацию. Неправильное описание
может быть результатом разного понимания ситуации в целом разными
наблюдателями.
Итак, нет никаких серьезных возражений против использования схем-образов в
качестве языка философии. Место поиска истины займет в таком случае поиск
классов типовых ситуаций и их связей, переходов от картинок к картинкам.
Это будет восстановление намерений позднего Платона, который связывал
надежды философии с разработкой новых, невербальных средств.
Невербально-схематический, образный язык философии устранит неадекватность
вербального языка в качестве инструмента философствования, хотя не
исключено, что на месте сложностей использования вербальных средств
появятся другие сложности. Но в целом возможности философствования
расширятся, и не использовать их было бы упущением.
Прийти в сознание
Глухов А.А.
Анахронизмом представляется ныне то обстоятельство, что всякий рассуждающий
о сознании должен прежде, чем скажет хоть слово, справиться как-то с этими
призраками эпохи Гуссерля и Фрейда, "потоком сознания" и "бессознательным".
Между тем как словосочетание "поток сознания" звучит совершенно загадочно,
например, для русского слуха, которому язык в качестве подлинника выдает
обороты "прийти в сознание" и "потерять сознание". "Поток сознания", на
самом деле имеющий смысл "потока без сознания" (что и получилось, не без
причин, у Джойса), - фраза, которая отмечает целую эпоху, когда ощущение
сознания оказывается расплывчатым, размываемым, с одной стороны,
гуссерлевской попыткой свести все к сознанию, с другой - также
показательной и в чем-то более открытой, попыткой психоаналитиков свести
все к бессознательному.
Подобное мнение вовсе не является чем-то само собой разумеющимся. Прийти в
сознание более не считается для философии проблемой, хотя именно
интеллектуальное продуцирование в конце нашего века, пожалуй, более всего
отдает какой-то темной спонтанностью. Попыткой увидеть, в каком смысле
"прийти в сознание" все еще следует считать насущной задачей, является
данная работа.
Факты
Обозначим те факты, которые будут для нас показательными в последующем
рассуждении.
К бессознательному относятся все те "незаметные" действия, которые
проделываются всегда, в том числе и в состоянии бодрствования. Подробного
перечня здесь невозможно добиться как раз потому, что все эти действия
ускользают от нашего внимания. Внимание определенным образом сфокусировано,
в его фокус попадает всегда что-то одно, остальное остается за кадром и
отмечается лишь механически. Поскольку внимание не есть просто зрение,
слух, вкус, осязание или обоняние, а нечто пользующееся ими в своих целях,
то очевидно, что любое ощущение может быть бессознательным в том смысле,
что оно может ускользнуть от нашего внимания. Человек может просмотреть
книгу и не запомнить из нее ни слова, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
выразительных средств с целью открытия нового способа взаимопонимания людей
в аналогическом исследовании различных жизненных ситуаций.
3. Запутывают ли схемы?
Использование образных средств в качестве языка философии уже предлагалось.
Известно, что Платон в последние годы жизни развивал некое "тайное учение".
Основой этого учения, согласно преданию, было признание вербальных средств
неадекватным инструментом выражения философского мышления. Адекватным
средством Платон, судя по всему, полагал геометрические фигуры; созерцание
этих фигур должно было, по замыслу Платона, выражать сущность блага, истины
и т.д. Например, прямой угол отождествлялся с истиной. Конечно, ныне
невозможно реконструировать скрытое учение позднего Платона, однако в общих
чертах философский дискурс, согласно этому учению, должен был опираться не
на использование вербальных средств, а на апелляцию к зрительным образам.
Традиция позднего Платона не сохранилась. Более того, с конца XIX века
существует стойкое предубеждение относительно использования схем-образов
для выражения философских идей. Лучше всего, как мне кажется, это
негативное отношение было выражено Л. Витгенштейном. Зрительные образы,
согласно Л. Витгенштейну, вводят нас в заблуждение. Это заблуждение
заключается в том, что, глядя на картинку (как на фиксацию зрительного
образа), можно сделать неверный вывод относительно свойств представленных в
картинке объектов. Пример Витгенштейна таков: есть веревка, длина которой
на один ярд превышает длину экватора Земли. Если веревка равномерно
натянута, то на каком расстоянии от поверхности Земли она будет находиться?
Зрительный образ (схема-картинка) подсказывает нам неправильный ответ.
Если полностью согласиться с тезисом о запутывающем воздействии картинок на
способность человека размышлять, правильно оценивать ситуации, то максимум,
как можно использовать зрительные схемы-образы - это в качестве
иллюстраций, причем с ограниченным действием, не выходящим за пределы
прямого пояснения высказанных мыслей. Радикальный вывод относительно места
зрительных образов в мышлении еще более категоричен: мышление безо'бразно,
то есть, образы не схожи с тем, что они выражают. Эта идея была выдвинута
К. Бюлером и развита Л. Витгенштейном в поздний период его творчества.
Отсюда следует тезис о том, что мышление есть создание языковой реальности
и пребывание в ней. Язык - дом философии. Кстати, параллельно, с конца XIX
и в начале XX вв., в математике возобладало направление, стремящееся свести
геометрическое мышление к алгебраическому.
Вдумаемся еще раз, что не устраивает критиков в мышлении с помощью
зрительных образов. Картинки (схемы) просто существуют. Но картинки не
обладают истинностью. "Критерием того, что я правильно нарисовал то, что я
вижу, является то, что я говорю, что это так" (Л. Витгенштейн). Можно
построить картинки, вербальное описание которых будет ложными
утверждениями. Истинность и ложность - свойство языка. Однако философия,
как утверждалось ранее, не может заниматься поиском истины, ее
предназначение другое. Поэтому аргумент Витгенштейна против использования
образных средств философией иначе, как иллюстративно-вспомогательных, бьет
мимо цели.
Намного серьезнее для построения философских концепций недостатки
вербальных средств.
Первый недостаток - то, что возникают и не могут быть устранены абстрактные
понятия. Их использование привносит неопределенность, затрудняющую
исследование суждений. Например, суждение "корабль плывет" требует
уточнения, какой корабль имеется в виду, а говоря более точно, требует
преобразования в протокольное суждение. Не все суждения могут быть так
преобразованы. Так, сложно, а может быть и невозможно, преобразование в
протокольные суждения утверждений типа: "ветер поет", "треугольник плывет",
"бармаглот чихает", "я шкварчит" и т.д.
Во-вторых, как указывалось ранее, возникает свойство "кривого зеркала":
каждое из слов отражает ситуацию в особом направлении, в направлении своего
естественно сложившегося смысла (поля смыслов). В итоге слова вместе, в
суждениях, могут неправильно описывать ситуацию. Неправильное описание
может быть результатом разного понимания ситуации в целом разными
наблюдателями.
Итак, нет никаких серьезных возражений против использования схем-образов в
качестве языка философии. Место поиска истины займет в таком случае поиск
классов типовых ситуаций и их связей, переходов от картинок к картинкам.
Это будет восстановление намерений позднего Платона, который связывал
надежды философии с разработкой новых, невербальных средств.
Невербально-схематический, образный язык философии устранит неадекватность
вербального языка в качестве инструмента философствования, хотя не
исключено, что на месте сложностей использования вербальных средств
появятся другие сложности. Но в целом возможности философствования
расширятся, и не использовать их было бы упущением.
Прийти в сознание
Глухов А.А.
Анахронизмом представляется ныне то обстоятельство, что всякий рассуждающий
о сознании должен прежде, чем скажет хоть слово, справиться как-то с этими
призраками эпохи Гуссерля и Фрейда, "потоком сознания" и "бессознательным".
Между тем как словосочетание "поток сознания" звучит совершенно загадочно,
например, для русского слуха, которому язык в качестве подлинника выдает
обороты "прийти в сознание" и "потерять сознание". "Поток сознания", на
самом деле имеющий смысл "потока без сознания" (что и получилось, не без
причин, у Джойса), - фраза, которая отмечает целую эпоху, когда ощущение
сознания оказывается расплывчатым, размываемым, с одной стороны,
гуссерлевской попыткой свести все к сознанию, с другой - также
показательной и в чем-то более открытой, попыткой психоаналитиков свести
все к бессознательному.
Подобное мнение вовсе не является чем-то само собой разумеющимся. Прийти в
сознание более не считается для философии проблемой, хотя именно
интеллектуальное продуцирование в конце нашего века, пожалуй, более всего
отдает какой-то темной спонтанностью. Попыткой увидеть, в каком смысле
"прийти в сознание" все еще следует считать насущной задачей, является
данная работа.
Факты
Обозначим те факты, которые будут для нас показательными в последующем
рассуждении.
К бессознательному относятся все те "незаметные" действия, которые
проделываются всегда, в том числе и в состоянии бодрствования. Подробного
перечня здесь невозможно добиться как раз потому, что все эти действия
ускользают от нашего внимания. Внимание определенным образом сфокусировано,
в его фокус попадает всегда что-то одно, остальное остается за кадром и
отмечается лишь механически. Поскольку внимание не есть просто зрение,
слух, вкус, осязание или обоняние, а нечто пользующееся ими в своих целях,
то очевидно, что любое ощущение может быть бессознательным в том смысле,
что оно может ускользнуть от нашего внимания. Человек может просмотреть
книгу и не запомнить из нее ни слова, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65