Витгенштейна о том, что функционирование разных терминов языка, несмотря на
внешнее подобие слов, может сильно отличаться друг от друга, так же как
различно функциональное назначение разных инструментов находящихся в одном
ящике. В другом месте, продолжая эту тему, мыслитель указывает на то, что
глагол быть, "казалось бы, функционирующий подобно глаголам есть и пить",
имеет очень специфический способ функционирования в языке, изучение
которого и заставляет людей философствовать [6]. Вслед за этим можно
сказать, что и способ языкового функционирования термина знать (знание)
имеет свои специфические особенности, которые можно выявить в ходе анализа.
Для первичной экспликации этого достаточно указать на специфику
употребления словосочетаний "получать (передавать) знания", "иметь знания".
В этой связи подчеркнем, что употребление глагола знать отлично от
функционирования глагола иметь (и сходного с ним целого семейства
терминов), поскольку иметь (получать, передавать) можно некоторую вещь, а
знание некоторой вещью не является. Например, знание нельзя положить в
карман, поскольку оно не есть нечто устойчивое, сохраняющее, и вследствие
этого знание нельзя иметь, хотя можно иметь, например, книгу или библиотеку
как некоторые "хранилища" знания. Знание как феномен отличается от своего
материального носителя тем, что оно просто и не разделяется на части. В
этом смысле к знанию неприменимы количественные характеристики, его нельзя
передавать (получать), поскольку при этом не происходит его убывания
(прибавления), как это случается при передачи вещей. Если я отдал половину
имеющихся у меня вещей, то у меня осталось вдвое меньше вещей, а со знанием
такая "вещная" арифметика не срабатывает, поскольку при передаче знания его
не становится меньше. В этом же смысле не являются совсем корректными
выражения типа "багаж знаний", "накопление знаний", "огромные познания",
поскольку это не более чем яркие метафоры, при использовании которых
сохраняется опасность отождествления знания с вещью. Поскольку знание
нельзя иметь, как некоторую вещь, то использование словосочетаний типа "мое
знание" также не совсем корректно. В данном случае важно отметить, что
знание функционирует как безличный феномен, как некоторое "поле" смыслов, к
которому человеческое сознание время от времени "причащается" путем
анамнезиса. Если принять во внимание, что правила функционирования того или
иного термина языковой системы во многом предопределяются набором
принимаемых ею онтологических допущений о мире, то отождествление способов
употребления глаголов знать и иметь правомерно только в рамках "вещной"
(элементаристской) онтологии, т.е. в рамках такого воззрения на мир, когда
первичными кирпичиками мира объявляются вещи, а сам мир трактуется как "мир
вещей". Можно заметить, что представления "здравого смысла", связанные со
способом функционирования термина знать, во многом определяются той или
иной языковой интуицией, поскольку в большинстве языков глагол знать
является элементарным. Так, например, в рамках английского языка с глаголом
"to know" невозможно образование континуусных форм (типа "is knowing"), что
акцентирует внимание говорящего на "субстратной" компоненте знания и
предопределяет понимание знания как некоторого приобретаемого человеком и
впоследствии устойчивого и уже неотчуждаемого состояния-свойства. В этом
смысле знаток конечно же отличается от профана, поскольку знание нельзя,
например, как пиджак то снимать, то снова надевать. Однако при этом
скрадывается то обстоятельство, что знание имеет "мерцающий" способ
бытийствования. Это обстоятельство, в отличие от английского языка,
ухватывается интуицией русского языка, в котором процесс познания
(понимания) характеризуется как попытка "удержания" или "с(у)хватывания"
чего-то в принципе непостоянного, или "неподдающегося" [7]. Т.е. языковая
интуиция английского языка акцентирует свое внимание на
информативно-денотативной стороне феномена знания, что и приводит к
соблазну возникновения концепций попперовского типа, а языковая интуиция
русского языка - на неинформативно-смысловых моментах знания.
Введенное нами различение между "формой" и "содержанием" знания, его
"смысловой" и "информативной" составляющими позволяет дать общий абрис
познавательного процесса. В общем виде процесс познания представляет собой
переход от состояния не-знания к состоянию знания, причем, как это
отмечалось выше, этот переход не является простым автоматизмом. В этой
связи возникает следующий принципиальный вопрос: каким образом возможен
переход между двумя противоположными состояниями? Несложная
методологическая проработка этой проблематики показывает, что прямой
непосредственный переход от состояния не-знания к состоянию знания
невозможен: не зная (не догадываясь) чего-либо (о чем-либо), это неведомое
"нечто" можно просто не заметить и пройти мимо, т.е. познавательный процесс
просто не запустится. Познавать можно лишь то, что уже в каком-то смысле
знаешь. В общем виде для "запуска" познавательной активности необходимо
постулировать некоторое промежуточное состояние "удивления", в котором это
"нечто" уже опознается, идентифицируется, хотя и в качестве неизвестного.
Емкая характеристика этого состояния философского "удивления" может быть
выражена парадоксальным тезисом Сократа "Я знаю (ведаю - К.С.), что ничего
не знаю (о своем незнании - К.С.)", которое может быть соотнесено с
состоянием "знания о незнании" и, как подчеркивается Д. Дубровским,
является началом "запуска" любого познавательного процесса [8]. Собственно,
любая философская концепция, стремящаяся более детально объяснить
познавательный процесс, должна ввести своеобразный медиатор, опосредующий
эти противоположности, точно так же, как в аристотелевском силлогизме
отношения между "крайними" его членами опосредованы "средним" термином.
Например, в одной из первой концепции познания, в платоновской концепции
анамнезиса таким медиатором между областью незнаемого и познанного является
"мир идей", а процесс познания незнаемого трактуется как припоминание. Тем
самым Платон решает указанную выше проблему весьма радикально, редуцируя
состояния полного не-знания к состоянию временного забывания. Однако
введение такого всеобъемлющего медиатора, как "мир идей", является слишком
"сильным" допущением. В частности, в рамках платоновской концепции в
процессе познания отсутствует элемент творчества, с чем трудно согласиться.
В противоположность слишком "сильному" платоновскому медиатору концепция
познания Демокрита максимально сужает его область. Медиатором между
не-знанием и знанием, обеспечивающим познание вещей, объявляются сами вещи,
вернее, испускаемые вещами "видики". Несостоятельность этого и подобного
этому других эмпиристских подходов, как это было показано в истории
философии, заключается в неспособности объяснить познание не только
индивидуальных вещей, но и "сущностей более высокого порядка", к которым
можно отнести познание "родов", свойств и отношений.
Согласно нашему подходу, в структурном отношении таким медиатором между
состояниями не-знания и знания является выделенная нами форма знания,
которая выступает в данном случае в качестве некоторого пред- и прото-
знания - ведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65