- Тебе, Белый Ягуар, могу открыть, что со мной, но больше никому об
этом не говори: у меня болит душа, в ней сидит Канаима и отравляет мою
кровь. Страшный Канаима не дает мне спать, требует крови...
Говоря это, он задыхался, словно ему не хватало воздуха, в глазах
застыла боль и таилось что-то похожее да помешательство.
- Ты болтаешь вздор, Арипай, вздор!
- Болтаю, но ум у меня еще есть, хотя душа больная. Канаима.
Наступила минута молчания. Я был озадачен. Мне хотелось обратить
слова его в шутку, но как-то не получилось.
Направляя разговор в другое русло, я нарушил молчание:
- Мне говорили, ты, кажется, часто ходишь в лес в сторону Серимы...
Он испугался.
- За мной следили? Да, это правда, меня зовет туда Канаима.
- Именно в Сериму? Не делай этого! Поберегись! А то принесешь еще к
нам заразу.
- Я должен туда ходить. Люди гибнут из-за одного злодея, я не могу
этого терпеть. Горе нам! Канаима...
- Слушай, Арипай, плюнь ты на этого Канаиму и, вместо того чтобы
попусту бродить по лесу, приходи лучше почаще к нам в хижину.
- Не могу. Канаима велит мне убить его...
- Кого?
- Ты не знаешь?
Я внимательно посмотрел на него, не понимая, как воспринять его
странные откровения, но в глазах прочитал такое смятение, что предпочел
умолкнуть. Он казался мне совершенной загадкой. Я знал его как доброго,
уступчивого человека; он даже убийство сына принял покорно. Что же
случилось теперь? Что бушевало у него в душе?
Я высказал свои опасения Манаури, другим нашим друзьям, и мы решили
всячески опекать Арипая.
Особенной заботой окружил его Арасибо. Хромой впадал порой в какой-то
транс, и на него нисходили странные наития. В Кумаке шептались, что он
общался с "гебу" и некоторых лесных духов мог полностью подчинять своей
воле.
Смятение, охватившее испанцев, в тот памятный для Серимы день, многие
индейцы объясняли и тем, что, когда в лесу звучали угрожающие выстрелы
Арасибо, там явственно слышались вопли и стоны демонов.
В Кумаке Арасибо полностью завладел черепом моего ягуара и, водрузив
его на кол перед своим шалашом, ежедневно совершал вокруг него обрядовые
пляски, похожие на шаманские церемонии, размахивая мараками, неизменным
атрибутом шаманов; глухой рокот, издаваемый при этом камушками внутри
пустого плода, магическим эхом отдавался в душах жителей Кумаки.
- Смерть Карапане! Возвещаю близкую смерть Карапаны! - выкрикивал
Арасибо заклинания на разный манер и разные голоса.
И все верили, что теперь уж смерть не минует шамана, а всех истовее
верил в это Арипай. Эти заклинания были для него как воздух для
утопающего, как влага для прорастающего зерна. Они услаждали его слух,
пьянили. Теперь, если бы он даже и захотел отрезветь и отступиться, ему
это не удалось бы: на него - хотя он об этом и не подозревал - прежде
всего и накидывал свои колдовские сети Арасибо.

СМЕРТЬ ШАМАНА
Каждое утро я выводил отряд разведчиков для учебы в ближайший лес,
держась, как правило, берега озера.
Вода здесь была застоявшаяся, месяцами прогреваемая солнцем и
значительно более теплая, чем в реке. Оттого, вероятно, все кишмя кишело
тут от буйства животного и растительного мира. Рыба билась словно в
огромном садке, неисчислимые стаи водоплавающих птиц бороздили поверхность
озера или с резким шумом проносились в воздухе, а цапли и аисты, розовые и
красные, словно громадные цветы, покачивались в прибрежных зарослях.
Дополняли, а скорее нарушали эту идиллию буйной природы отвратительные
чудовища - кайманы, во множестве привлеченные сюда обилием рыбы. Многие из
этих тварей, громадных, достигающих порой пятнадцати футов в длину,
грелись на берегу средь зарослей, а когда мимо проходил человек, они
срывались с места и с громким плеском бросались в воду. Индейцы уверяли,
что на людей, даже купающихся, чудовища не нападали, но вид их был так
отвратителен и столько таилось в них ужасающей силы, что встреча с ними
каждый раз вызывала во мне отвращение. Охотились на них азартно, ибо мясо
их считалось у индейцев деликатесом.
Однажды я привел отряд к верхней оконечности озера. Окруженные со
всех сторон непролазной чащей, мы обучались распознавать разные звуки и
определять их происхождение. Из хаоса звуков в основном вылавливались
голоса птиц и цикад, различалось кваканье жаб и стук дятла, посвисты
обезьян и даже полет бабочек, ибо некоторые бабочки обладали особой
способностью на лету потрескивать.
Вдруг спутники мои насторожились и обратили слух в сторону озера.
Хотя оно находилось рядом, его не было видно за зеленой стеной зарослей,
но время от времени оттуда доносилось до нас какое-то сопение, словно там
кто-то покашливал или фыркал.
Индейцы заволновались.
- Какой там зверь? - спросил я. - Такого мне слышать еще не
доводилось.
- Апия, - ответили они.
Я не имел ни малейшего понятия, что это за зверь - апия, и описание,
которое они мне дали, звучало фантастически: это большое животное, рыба, а
может, и не рыба, поскольку рождает живых детенышей, но живет только в
воде, ног у него нет, одни лишь передние плавники, а морда как у
обезьяны'.
[' А п и я (на языке араваков) - ламантины (manatidae) - семейство
млекопитающих отряда сирен. У берегов Центральной и Южной Америки
распространено три их вида.]
- Ну и страшилище! - изумился я. - Они хищные? А мясо вкусное?
- Не хищные. Мясо вкусное! - заверили меня все в один голос.
Мы поспешили к озеру. Индейцы пробирались с шумом, не обращая
внимания на хруст веток и шелест листвы, чему я решительно воспротивился.
- Можно не осторожничать! - объяснили мне. - Апия плохо слышит и
плохо видит.
На широком мелководье, богатом водорослями, которые были лакомством
этих апий, как объяснили мне спутники, то и дело одно из этих чудищ
выплывало на поверхность, выставляя из воды морду, чтобы глотнуть воздуха.
Тогда-то и слышался этот характерный хлюпающий звук, который долетал до
нас. Неподалеку одна апия спала у берега крепким сном, наполовину
высунувшись из воды. Я определил, что это животное очень похоже по форме
тела и морды на наших морских нерп, с той лишь разницей, что живет в
пресной воде и было значительно больше по размерам. Некоторые экземпляры
достигали в длину от головы до хвоста десяти футов. Не тревожа стада, мы
вернулись в селение и рассказали о своем открытии. День закончился
всеобщими приготовлениями к охоте, назначенной на следующее утро.
До рассвета мы были уже на ногах. Охотников набралось около двухсот
человек, и пришлось взять все лодки, имевшиеся в Кумаке, как большие
итаубы, так и маленькие яботы, изготовленные из коры дерева того же
названия. Мы плыли медленно, сразу приняв порядок как для сражения: в
первой линии шли итаубы, все в ряд, а за ними на расстоянии броска копья
выстроилась вторая флотилия, тоже в одну линию, состоявшая из двадцати с
лишним ябот.
Я стоял с Ласаной на одной из итауб рядом с негром Мигелем и Манаури.
В руке у меня был лук со стрелой, изготовленной специально для сегодняшней
охоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166