- Что с тобой? - чуть ли не возмущенно воскликнул плантатор.
- Ничего, - буркнул себе под нос Вильхельм.
- Иди сюда, сынок, давай поздороваемся! - позвал отец.
- Не хочу! - с неприязнью отозвался парнишка, повернувшись к отцу
боком.
- Иди, будем с тобой играть, как прежде! - уговаривал сына удивленный
плантатор.
"Уж не прежние ли игры, заключавшиеся в избиении ногами черных нянек,
были у него на уме?"
- Не хочу!!! - ответил Вильхельм сдавленным шепотом и вдруг
лихорадочно повторяя свое "не хочу", "не хочу", разразился громкими
рыданиями.
- Поздоровайся с отцом! - еще раз повторил Рейнат, но теперь уже
резким тоном приказа. Сын не сдвинулся с места, упрямо глядя в землю.
Плантатор Рейнат не узнавал своего сына. Он вдруг весь затрясся от
гнева, в отчаянии посмотрел на свою жену, а затем с дикой злобой на
Монику.
- Что вы сделали с мальчиком? - крикнул он девушке. - Я привлеку вас
к ответственности!
- Минхер Рейнат, успокойтесь! - с достоинством ответила Моника. -
Просто Вильхельм становится на путь нормального человека.
- Абсурд! Подобные штучки со мной не пройдут! - крикнул он.
- Минхер Рейнат! Недавно вы потеряли свою плантацию, а теперь очень
близки к тому, чтобы потерять сына!
Рейнат поперхнулся, словно у него перехватило дыхание, и не мог
вымолвить ни слова, затем, придя в себя, страшно побледнел и выглядел
испуганным: может быть, впервые в его тупую голову пришла мысль, что он -
полный банкрот?
В тот же день голландцы уплыли в сторону моря, а вскоре и мы,
сердечно и дружески поблагодарив Оронапи за гостеприимство и попрощавшись
с ним и его людьми, отправились в путь в противоположном направлении.

НЕ ПОСРАМИВ ЧЕСТИ
От Каиивы мы отплыли в полдень в хорошую погоду, но по страшно бурной
реке. Вероятно, где-то в верховьях Ориноко, на западе, прошли обильные
дожди и река вздулась; тут и там неожиданно возникали опасные водовороты.
Стремительное течение несло по реке вырванные с корнем огромные деревья,
которые мчались, словно обезумевшие дикие чудовища, готовые в любую минуту
разнести в щепы наши лодки и разметать всю флотилию.
Но благодаря добрым демонам после трех дней изнурительного пути мы
благополучно прибыли в Кумаку.
Наконец-то мы дома! Никогда еще не было столько улыбок в Кумаке, как
в день нашего возвращения. И как же счастливо улыбалась Ласана, упоенная
тихой радостью последних часов ожидания ребенка! Дивной прелестью и
мудростью лучилось ее лицо.
Мы стояли у мощного частокола, окружавшего центральную часть нашей
деревни. Казалось, что в этот благодатный день даже частокол выглядел
весело и весело нам улыбался. Улыбался своей стойкостью, неприступностью
для любого готового напасть на нас врага, улыбался своей надежностью,
заключенной в его крепких бревнах.
Поддавшись уговорам вождей Мабукули и Конауро, Манаури хотел устроить
в нашу честь многодневное пиршество с попойкой, но я решительно этому
воспротивился. Следовало прежде всего привести в порядок оружие и все наше
снаряжение, а это требовало немалой работы; надо было, кроме того,
снарядить посланцев к испанскому коррегидору в Ангостуре.
Вскоре наше посольство отправилось в Ангостуру: одной заботой стало
меньше. А через три дня Ласана родила ребенка, мальчика, как и обещала.
Здорового, крепкого, крикливого карапуза с почти белой кожей. По
аравакскому обычаю мне надлежало как мужу помогать Ласане при родах, но в
порядке исключения меня освободили от этой обязанности, охотно выполненной
матерью Ласаны и ее многочисленными родичами.
Весть о рождении сына Белого Ягуара, словно в этом было нечто из ряда
вон выходящее, молниеносно облетела все нижнее течение Ориноко и произвела
до удивления сильное впечатление. Со всех сторон в Кумаку стали стекаться
поздравления, пожелания счастья и успехов. Прибыли: Оронапи с огромной
свитой и целой горой провизии и напитков; Абасси, верховный вождь северных
варраулов с Ориноко, тоже нагруженный всяческой снедью и питием; все
араваки из соседней Серимы на итаубах с разными лакомствами и
деликатесами; даже из далекой Ангостуры приплыл дон Мануэль с каким-то
пронырливым пастором. Кумака и все берега Потаро заполнились оживленным
людом.
- Я доставил его преподобие, отца Киприана, чтобы крестить инфанта! -
шутливо воскликнул дон Мануэль.
- Прекрасно! - подхватил я его тон. - У малыша будет два неба:
христианское по отцу и аравакское - по матери.
- Аравакское? - удивился улыбавшийся до тога пастор. - Две религии
иметь невозможно!
- На нижнем Ориноко все возможно: запас карман не тянет.
Среди шума и гама, царившего в Кумаке, и особенно вокруг
новорожденного, Арасибо усердно занимался над малышом своей тайной магией.
Во главе нескольким старейшин он совершал разные обрядовые церемонии,
отплясывал ритуальные танцы, окуривал малыша благовониями, что-то бурчал,
и все это, дабы отогнать злых и призвать добрых духов.
Верно, мало было в тот день злых духов в Кумаке: вокруг циновок,
заставленных богатыми яствами, обильно запиваемыми пайвари и кашири,
становилось все шумнее и оживленнее. Быстро образовалась дружина порядка,
которой руководили Вагура, Уаки, Мендука и часть их отрядов. Эта гвардия
сама не пила, а занималась поддержанием порядка и дисциплины. Они успешно
пресекали пьянство, а пьяных выносили за пределы Кумаки. Благодаря этому
вокруг Ласаны и ребенка царила атмосфера торжественности и покоя.
Падре Киприано со снисходительной улыбкой наблюдал за манипуляциями
Арасибо, будучи убежденным, что настоящие крестины, которые он свершит
через минуту, смоют еретические обряды шамана, как грязную воду. Тем
временем Ласана решила назвать сына - Меру, что по-аравакски значит -
колибри, ибо мальчишка был живым и подвижным, как колибри. Потом с
сердечной улыбкой она добавила:
- Но я хотела, чтобы он носил также имя Ян, как и его отец, и чтобы
его звали - Меру-Ян Бобер.
Все ее радостно поддержали. Тут встал падре Киприано, готовясь к
церемонии крестин. Крестины прошли вполне благополучно.
Ласана, окруженная старейшинами, вождями и родственниками, восседала,
словно лесная богиня, с изяществом и достоинством принимая поздравления.
Из светло-зеленой ткани, которую мы привезли из Нью-Кийковерала, она
смастерила себе нечто наподобие туники с обнаженными плечами, и
благородная простота этого наряда удивительным образом подчеркивала
аравакскую красоту счастливой матери. Подобным же образом принарядилась и
Симара, усердно помогавшая сестре все эти дни.
Из такой же зеленой ткани сшили себе легкие куртки некоторые наши
вожди и выглядели в них вполне пристойно. Мне тоже сшили подобное платье.
В глазах наших испанских гостей мы теперь уже не были полунагими дикарями.
Обаяние моей Чарующей Пальмы, столь прекрасной в своем материнском
счастье, и славный карапуз в ее объятиях растрогали меня до глубины души.
Горячая волна любви захлестнула мое сердце, и я решил обратиться с речью к
этому малышу, моему сыну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166