оплачивала картой 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вот как они прямо заявляли об этом, и
относительно сути вещи они стали рассуждать и давать ей определение, но
рассматривали ее слишком просто. Определения их были поверхностны, и то, к
чему прежде всего подходило указанное ими определение, они и считали
сущностью вещи, как если бы кто думал, что двойное и два одно и то же
потому, что двойное подходит прежде всего к двум. Однако бесспорно, что
быть двойным и быть двумя не одно и то же, иначе одно было бы многим, как
это у них и получалось. Вот то, что можно почерпнуть у более ранних
философов и следующих за ними.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После философских учений, о которых шла речь, появилось учение Платона, во
многом примыкающее к пифагорейцам, но имеющее и свои особенности по
сравнению с философией италийцев. Смолоду сблизившись прежде всего с
Кратилом и гераклитовскими воззрениями, согласно которым все чувственно
воспринимаемое постоянно течет, а знания о нем нет, Платон и позже держался
таких же взглядов. А так как Сократ занимался вопросами нравственности,
природу же в целом не исследовал, а в нравственном искал общее и первый
обратил свою мысль на определения, то Платон, усвоив взгляд Сократа,
доказывал, что такие определения относятся не к чувственно воспринимаемому,
а к чему-то другому, ибо, считал он, нельзя дать общего определения
чего-либо из чувственно воспринимаемого, поскольку оно постоянно
изменяется. И вот это другое из сущего он назвал идеями, а все чувственно
воспринимаемое, говорил он, существует помимо них и именуется сообразно с
ними, ибо через причастность эйдосам существует все множество одноименных с
ними [вещей]. Однако "причастность" - это лишь новое имя: пифагорейцы
утверждают, что вещи существуют через подражание числам, а Платон, <изменив
имя>, - что через причастность. Но что такое причастность или подражание
эйдосам, исследовать это они предоставили другим.
Далее, Платон утверждал, что помимо чувственно воспринимаемого и эйдосов
существуют как нечто промежуточное математические предметы, отличающиеся от
чувственно воспринимаемых тем, что они вечны и неподвижны, а от эйдосов -
тем, что имеется много одинаковых таких предметов, в то время как каждый
эйдос сам по себе только один.
И так как эйдосы суть причины всего остального, то, полагал он, их элементы
суть элементы всего существующего. Начала как материя - это большое и
малое, а как сущность - единое, ибо эйдосы <как числа> получаются из
большого и малого через причастность единому.
Что единое есть сущность, а не что-то другое, что обозначается как единое,
это Платон утверждал подобно пифагорейцам, и точно так же, как они, что
числа - причины сущности всего остального; отличительная же черта учения
Платона - это то, что он вместо беспредельного, или неопределенного, как
чего-то одного признавал двоицу и неопределенное выводил из большого и
малого; кролю того, он полагает, что числа существуют отдельно от
чувственно воспринимаемого, в то время как пифагорейцы говорят, что сами
вещи суть числа, а математические предметы они не считают промежуточными
между чувственно воспринимаемыми вещами и эйдосами. А что Платон в отличие
от пифагорейцев считал единое и числа существующими помимо вещей и что он
ввел Эйдосы, это имеет свое основание в том, что он занимался определениями
(ведь его предшественники к диалектике не были причастны), а двоицу он
объявил другой основой (physis) потому, что числа, за исключением первых,
удобно выводить из нее как из чего-то податливого.
Однако на самом деле получается наоборот: такой взгляд не основателен. Ибо
эти философы полагают, что из одной материи происходит многое, а Эйдос
рождает нечто только один раз, между тем совершенно очевидно, что из одной
материи получается один стол, а тот, кто привносит Эйдос, будучи один,
производит много [столов]. Подобным же образом относится и мужское к
женскому, а именно: женское оплодотворяется одним совокуплением, а мужское
оплодотворяет многих; и, однако же, это-подобия тех начал.
Вот как Платон объяснял себе предмет нашего исследования. Из сказанного
ясно, что он рассматривал только две причины: причину сути вещи и
материальную причину (ибо для всего остального Эйдосы - причина сути его, а
для Эйдосов такая причина - единое); а относительно того, что такое лежащая
в основе материя, о которой как материи чувственно воспринимаемых вещей
сказываются Эйдосы, а как материи Эйдосов - единое, Платон утверждал, что
она есть двоица - большое и малое. Кроме того, он объявил эти элементы
причиной блага и зла, один-причиной блага, другой - причиной зла, а ее, как
мы сказали, искали и некоторые из более ранних философов, например Эмпедокл
и Анаксагор.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мы лишь вкратце и в общих чертах разобрали, кто и как высказался
относительно начал и истины; но во всяком случае мы можем на основании
этого заключить, что из говоривших о начале и причине ни кто не назвал
таких начал, которые не были уже рассмотренны в нашем сочинении о природе,
а все - это очевидно - так или иначе касаются, хотя и неясно, этих начал. В
самом деле, одни говорят о начале как материи, все равно, принимают ли они
одно начало или больше одного и признают ли они это начало телом или
бестелесным; так, например, Платон говорит с большом и малом, италийцы - о
беспредельном, Эмпедокл - об огне, земле, воде и воздухе, Анаксагор - о
беспредельном множестве Гомеомерии. Таким образом. все они занимались
подобного рода причиной, а так же те, кто говорил о воздухе, или огне, или
воде, или о начале, которое плотнее огня, но разреженнее воздуха; ведь
утверждали же некоторые, что первооснова именно такого рода.
Они касались только этой причины; а некоторые другие - той, откуда начало
движения, как, например. те, кто объявляет началом дружбу и вражду, или ум
пли любовь.
Но суть бытия вещи и сущность отчетливо никто не объяснил; скорее же всего
говорят о них те, кто признает Эйдосы, ибо Эйдосы для чувственно
воспринимаемых вещей и единое для Эйдосов они не принимают ни за материю,
ни за то, откуда начало движения (ведь они утверждают, что Эйдосы-это
скорее причина неподвижности и пребывания в покое), а Эйдосы для каждой из
прочих вещей и единое для Эйдосов они указывают как суть их бытия.
Однако то, ради чего совершаются поступки и происходят изменения и
движения, они некоторым образом обозначают как причины, но не в этом
смысле, т. е. не так, как это естественно для причины. Ибо те, кто говорит
про ум или дружбу, принимают эти причины за некоторое благо, по не в том
смысле, что ради них существует или возникает что-то из существующего, а в
том, что от них исходят движения. Точно так же и те кто приписывает природу
блага единому или сущему, считают благо причиной сущности, но не
утверждают. что ради него что-то существует или возникает. А поэтому
получается, что они некоторым образом и говорят и нe говорят о благе как о
причине, ибо они говорят о нем не как о причине самой по себе, а как о
причине привходящей.
Итак, что мы правильно определили причины, и сколько их, и какие они, об
этом, видно, свидетельствуют нам и все эти философы; ведь они не в
состоянии были найти какую-либо другую причину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
 мебель акватон 

 Piemme Elegance Via Montenapoleone