… Какие же?
– Положение весьма скверное. – объяснил генерал, закурив одну из тех пяти сигарет, которые врачи разрешали ему выкуривать после обеда.
– Мы давно это знаем, – сказала Ирина.
– Да, но сейчас события надвигаются неудержимо! Русские на Днестре, а недели через две, возможно, будут в Софии.
– Так скоро? – с досадой отозвалась Ирина. Она вспомнила об обещании фон Гайера попросить у Фришмута катер и быстро спросила: – Что слышно о боевой тревоге на побережье?
– Ничего, – ответил генерал. – Отбой.
– А почему ее объявляли?
– Не могу понять, в чем дело. Немцы молчат как рыбы.
– Но держатся любезно?
– Не больше, чем всегда. Неужели вам приходилось встречать любезного немца?
– Сегодня фон Гайер обещал достать катер и свозить меня на Тасос.
Генерал вытаращил на нее глаза, изумленный таким безрассудством.
– Что?… – произнес он наконец. – На Тасос?
– Да… А потом – в Салоники.
– Но это безумие! – воскликнул он. – Настоящее безумие!.. Надеюсь, вы откажетесь от этой затеи. Я еще месяц тому назад отправил семью в Болгарию. Вы не представляете себе, как здесь опасно. Греки подняли голову и могут перерезать всех нас в любую минуту.
– Попросим защиты у Кондояниса.
Ирина рассмеялась, но генерал не понял шутки и запальчиво продолжал:
– Бросьте вы этого грека! Красные андарты повесят и его. Такой войны еще никогда не было. Положение сейчас совершенно исключительное. Очень тревожное… Необычайно скверное.
– А что намерены делать вы?
– Я?… Я купил дочери квартиру, дал сыну образование. С меня довольно! У меня нет денег, чтобы бежать за границу. Я мелкая сошка, да и старик – кто меня тронет? К грекам я относился хорошо, и совесть моя чиста… Пусть другие почешут в затылке.
– Но до войны вы были военным атташе в Берлине, – ехидно заметила Ирина.
– Ну и что же? – несколько обиженно спросил генерал. – А вы знаете, какой доклад я подал военному министерству? Еще за три года до войны я писал, что если немцы нападут на Россию, то это кончится для них катастрофой. Я говорил об этом и Гаммсрштейну, который потом впал у Гитлера в немилость.
Генерал не был уверен, доказывает ли все это его политическую благонадежность, но видно было, что он говорит правду.
– Вам хорошо, – сказала Ирина, глядя па темнеющий вдали силуэт острова. – Как-никак это все же заслуга, А моему мужу нечем похвастаться.
– Он чересчур увлекался, – сочувственно проговорил генерал. – Сколько раз я ему советовал не иметь дела с политиканами и быть поосторожней с забастовщиками… Что он думает делать со своим табаком?
– Не знаю, – равнодушно ответила Ирина. – Меня это не интересует.
– Как так «не интересует»? – укоризненным топом спросил генерал.
Он привык по всем важным вопросам советоваться с женой. Это она его надоумила заняться торговлей табаком.
– Я ничего не понимаю в торговле, – объяснила Ирина.
Она мельком взглянула на гостя и по напряженному выражению его лица поняла, что он пришел не поболтать, а просить о какой-то услуге. Как и большинство офицеров, он не умел хитрить.
– Ходят слухи, что ваш супруг собирается продать свои запасы табака Кондоянису, – осторожно намекнул генерал.
– Вздор! Вряд ли в этом есть хоть капля правды.
– Вчера Кондоянис ужинал у вас.
– Кто вам сказал?
– Лихтенфельд.
– Обычный визит вежливости, – рассеянно объяснила Ирина. – Впрочем, вы тоже были приглашены, но не пришли.
– У меня был неприятный разговор с компапьопом.
– Кто ваш компаньон?
– Простой мужик, – ответил генерал и беспомощно вздохнул. – Когда-то служил у вас… некто Баташский.
– Я о нем слышала.
– А сейчас он нос задрал – не подступись к пому!
– Почему же вы сто не бросите?
– Он хороший техник, а я ничего не понимаю в табаке.
Генерал выпил сливовой и уставился куда-то вдаль.
С моря дул легкий прохладный ветерок. Солнце клонилось к закату. Рыбацкая лодка с надутым парусом лениво приближалась к берегу.
– Это неплохо, если верно. Почему бы и нет? – произнес генерал, возвращаясь к слухам о сделке с Кондоянисом. – Пусть выплывет хоть один человек.
– Вы уже передали свой табак Германскому папиросному концерну? – осведомилась Ирина.
– На днях передам все.
– Значит, у вас тут забот больше нет?
– Не было бы… – вздохнул генерал. – Но мы закупили пятьдесят тысяч килограммов сверх обусловленного для Германского папиросного концерна количества – и просчитались. Надеялись, что подзаработаем немножко после перемирия, когда на табак будет спрос. Кто бы мог подумать, что события примут такой оборот!
– Предложите эту партию фон Гайеру, – сказала Ирина. – Германский папиросный концерн купит ее немедленно.
– На что мне бумажные деньги? – огорченно вздохнул генерал.
Ирина в душе потешалась над гостем. Под натиском своей энергичной супруги генерал пристроился к пиршеству хищников, а сейчас, увязнув по уши, не знал, как унести ноги.
– Куда вы думаете девать этот табак? – спросила Ирина.
– Вот по этому-то вопросу я и пришел посоветоваться с вашим супругом, – ответил генерал. – Если они с Кондоянисом действительно заключают крупную сделку, то он сумел бы втиснуть и мою небольшую партию. Скажите, ведь сумел бы, правда? – В голосе генерала звучало волнение. – В конце концов, дело идет о том, чтобы оказать услугу честному… заслуженному болгарину.
В красноватом свете заката нa пиджаке генерала выделялись многочисленные орденские ленточки, которые он носил отчасти из тщеславия, отчасти для того, чтобы внушать уважение администрации Беломорья. Он всегда был вот таким приятным и безобидным болтуном, а в отношениях с Германским папиросным концерном никогда не докатывался до измены родине. Однако нечто незримое пятнало его честь, принижало его и превращало из заслуженного и награжденного орденами генерала в обыкновенного плута-торгаша. Должно быть, это была его привычка выставлять напоказ свои ордена всякий раз, когда «мужик Баташский» посылал его вести переговоры о какой-нибудь очередной махинации. Его честь, как и честь тысяч других людей, пятнал все тот же табак.
Генерал ушел, когда уже совсем стемнело и на небе замерцали бледные звезды, подернутые молочной дымкой. Ирина уклончиво пообещала ему свою поддержку. Немного погодя позвонил по телефону фон Гайер. Он сообщил, что Фришмут согласен дать катер, так что завтра они могут поехать на остров. Договорились встретиться утром прямо на пристани. Борис и Костов все не возвращались, и Ирина, поужинав в одиночестве, приняла хинин и погрузилась в чтение детективного романа. С некоторых пор она читала только детективы – другие книги уже не увлекали ее. Не раздеваясь, она задремала па кушетке в ожидании мужчин, которых надо было предупредить о том, что завтра с утра она вместе с фон Гайером отправится на остров. Борис и Костов вернулись к полуночи, уставшие от поездки на автомобиле в соседний городок, где «Никотиана» обрабатывала двести тысяч килограммов табака сверх партии, приготовленной для Германского папиросного концерна, не считая других трехсот тысяч килограммов, которые обрабатывались в Кавалле.
Ирина спала и видела сон, запутанный и бессмысленный, как все сны, но пронизанный щемящей тоской по ушедшей юности. И вот сои внезапно оборвался, уступив место противному хриплому реву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
– Положение весьма скверное. – объяснил генерал, закурив одну из тех пяти сигарет, которые врачи разрешали ему выкуривать после обеда.
– Мы давно это знаем, – сказала Ирина.
– Да, но сейчас события надвигаются неудержимо! Русские на Днестре, а недели через две, возможно, будут в Софии.
– Так скоро? – с досадой отозвалась Ирина. Она вспомнила об обещании фон Гайера попросить у Фришмута катер и быстро спросила: – Что слышно о боевой тревоге на побережье?
– Ничего, – ответил генерал. – Отбой.
– А почему ее объявляли?
– Не могу понять, в чем дело. Немцы молчат как рыбы.
– Но держатся любезно?
– Не больше, чем всегда. Неужели вам приходилось встречать любезного немца?
– Сегодня фон Гайер обещал достать катер и свозить меня на Тасос.
Генерал вытаращил на нее глаза, изумленный таким безрассудством.
– Что?… – произнес он наконец. – На Тасос?
– Да… А потом – в Салоники.
– Но это безумие! – воскликнул он. – Настоящее безумие!.. Надеюсь, вы откажетесь от этой затеи. Я еще месяц тому назад отправил семью в Болгарию. Вы не представляете себе, как здесь опасно. Греки подняли голову и могут перерезать всех нас в любую минуту.
– Попросим защиты у Кондояниса.
Ирина рассмеялась, но генерал не понял шутки и запальчиво продолжал:
– Бросьте вы этого грека! Красные андарты повесят и его. Такой войны еще никогда не было. Положение сейчас совершенно исключительное. Очень тревожное… Необычайно скверное.
– А что намерены делать вы?
– Я?… Я купил дочери квартиру, дал сыну образование. С меня довольно! У меня нет денег, чтобы бежать за границу. Я мелкая сошка, да и старик – кто меня тронет? К грекам я относился хорошо, и совесть моя чиста… Пусть другие почешут в затылке.
– Но до войны вы были военным атташе в Берлине, – ехидно заметила Ирина.
– Ну и что же? – несколько обиженно спросил генерал. – А вы знаете, какой доклад я подал военному министерству? Еще за три года до войны я писал, что если немцы нападут на Россию, то это кончится для них катастрофой. Я говорил об этом и Гаммсрштейну, который потом впал у Гитлера в немилость.
Генерал не был уверен, доказывает ли все это его политическую благонадежность, но видно было, что он говорит правду.
– Вам хорошо, – сказала Ирина, глядя па темнеющий вдали силуэт острова. – Как-никак это все же заслуга, А моему мужу нечем похвастаться.
– Он чересчур увлекался, – сочувственно проговорил генерал. – Сколько раз я ему советовал не иметь дела с политиканами и быть поосторожней с забастовщиками… Что он думает делать со своим табаком?
– Не знаю, – равнодушно ответила Ирина. – Меня это не интересует.
– Как так «не интересует»? – укоризненным топом спросил генерал.
Он привык по всем важным вопросам советоваться с женой. Это она его надоумила заняться торговлей табаком.
– Я ничего не понимаю в торговле, – объяснила Ирина.
Она мельком взглянула на гостя и по напряженному выражению его лица поняла, что он пришел не поболтать, а просить о какой-то услуге. Как и большинство офицеров, он не умел хитрить.
– Ходят слухи, что ваш супруг собирается продать свои запасы табака Кондоянису, – осторожно намекнул генерал.
– Вздор! Вряд ли в этом есть хоть капля правды.
– Вчера Кондоянис ужинал у вас.
– Кто вам сказал?
– Лихтенфельд.
– Обычный визит вежливости, – рассеянно объяснила Ирина. – Впрочем, вы тоже были приглашены, но не пришли.
– У меня был неприятный разговор с компапьопом.
– Кто ваш компаньон?
– Простой мужик, – ответил генерал и беспомощно вздохнул. – Когда-то служил у вас… некто Баташский.
– Я о нем слышала.
– А сейчас он нос задрал – не подступись к пому!
– Почему же вы сто не бросите?
– Он хороший техник, а я ничего не понимаю в табаке.
Генерал выпил сливовой и уставился куда-то вдаль.
С моря дул легкий прохладный ветерок. Солнце клонилось к закату. Рыбацкая лодка с надутым парусом лениво приближалась к берегу.
– Это неплохо, если верно. Почему бы и нет? – произнес генерал, возвращаясь к слухам о сделке с Кондоянисом. – Пусть выплывет хоть один человек.
– Вы уже передали свой табак Германскому папиросному концерну? – осведомилась Ирина.
– На днях передам все.
– Значит, у вас тут забот больше нет?
– Не было бы… – вздохнул генерал. – Но мы закупили пятьдесят тысяч килограммов сверх обусловленного для Германского папиросного концерна количества – и просчитались. Надеялись, что подзаработаем немножко после перемирия, когда на табак будет спрос. Кто бы мог подумать, что события примут такой оборот!
– Предложите эту партию фон Гайеру, – сказала Ирина. – Германский папиросный концерн купит ее немедленно.
– На что мне бумажные деньги? – огорченно вздохнул генерал.
Ирина в душе потешалась над гостем. Под натиском своей энергичной супруги генерал пристроился к пиршеству хищников, а сейчас, увязнув по уши, не знал, как унести ноги.
– Куда вы думаете девать этот табак? – спросила Ирина.
– Вот по этому-то вопросу я и пришел посоветоваться с вашим супругом, – ответил генерал. – Если они с Кондоянисом действительно заключают крупную сделку, то он сумел бы втиснуть и мою небольшую партию. Скажите, ведь сумел бы, правда? – В голосе генерала звучало волнение. – В конце концов, дело идет о том, чтобы оказать услугу честному… заслуженному болгарину.
В красноватом свете заката нa пиджаке генерала выделялись многочисленные орденские ленточки, которые он носил отчасти из тщеславия, отчасти для того, чтобы внушать уважение администрации Беломорья. Он всегда был вот таким приятным и безобидным болтуном, а в отношениях с Германским папиросным концерном никогда не докатывался до измены родине. Однако нечто незримое пятнало его честь, принижало его и превращало из заслуженного и награжденного орденами генерала в обыкновенного плута-торгаша. Должно быть, это была его привычка выставлять напоказ свои ордена всякий раз, когда «мужик Баташский» посылал его вести переговоры о какой-нибудь очередной махинации. Его честь, как и честь тысяч других людей, пятнал все тот же табак.
Генерал ушел, когда уже совсем стемнело и на небе замерцали бледные звезды, подернутые молочной дымкой. Ирина уклончиво пообещала ему свою поддержку. Немного погодя позвонил по телефону фон Гайер. Он сообщил, что Фришмут согласен дать катер, так что завтра они могут поехать на остров. Договорились встретиться утром прямо на пристани. Борис и Костов все не возвращались, и Ирина, поужинав в одиночестве, приняла хинин и погрузилась в чтение детективного романа. С некоторых пор она читала только детективы – другие книги уже не увлекали ее. Не раздеваясь, она задремала па кушетке в ожидании мужчин, которых надо было предупредить о том, что завтра с утра она вместе с фон Гайером отправится на остров. Борис и Костов вернулись к полуночи, уставшие от поездки на автомобиле в соседний городок, где «Никотиана» обрабатывала двести тысяч килограммов табака сверх партии, приготовленной для Германского папиросного концерна, не считая других трехсот тысяч килограммов, которые обрабатывались в Кавалле.
Ирина спала и видела сон, запутанный и бессмысленный, как все сны, но пронизанный щемящей тоской по ушедшей юности. И вот сои внезапно оборвался, уступив место противному хриплому реву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251