.. У него было и личное и служебное право вскрыть сейф, просмотреть документы и взять те, которые были ему нужны. Личное право вытекало из его родственной связи с Борисом, а служебное ему давала народная власть. Наверное, он перерыл и ящики ее комода, а значит, ознакомился с письмами и фотографиями ее любовников – целыми ворохами унизительных улик, которые так ее компрометировали. Но он, видимо, интересовался только документами о темном прошлом брата, а письма Ирины оставил на месте, как пустяковую и ненужную мелочь. У него не было времени заниматься похождениями какой-то продажной женщины. Гораздо важнее ему было раскрыть преступления «Никотианы» против народа, отраженные в договорах с Германским папиросным концерном. Но мимоходом он невольно узнал и о прошлом Ирины – о ее продажности и низости, о ее любовниках, оргиях и бесчинствах, о ее пороках и мотовстве. И после всего, что он узнал, у него, наверное, ничего не осталось в душе от волнения, пережитого той памятной ночью в Чамкории.
Но Ирина опять попыталась прогнать эту мысль, хватаясь за предположение, что документы у Костова. Надежда на это была очень слабая, однако Ирина уцепилась за нее, как утопающий за соломинку. Она побежала к телефону. Ответил Виктор Ефимович, пробормотавший, что хозяин нездоров и чем-то занят у себя в спальне. Ирина сказала, что немедленно отправляется к ним.
Выйдя из дому, она пошла к Костову по изрытому бомбами бульвару. Тротуары все еще были завалены битым кирпичом, обломками бетона, оборванными проводами. Под дождем и свинцовым небом, с которого просачивался тусклый белесый свет, разрушенные дома выглядели еще безотрадней. Кое-где у подъездов стояли милиционеры или советские солдаты, вооруженные автоматами. По бульвару мчались мотоциклы и военные автомобили с красными флажками. Навстречу попадались группы бедно одетых людей, которые оживленно переговаривались. Вокруг было по-осеннему грустно, и холодный ветер заставлял прохожих крепче запахиваться в обтрепанные пальтишки, но лица у них были бодрые и жизнерадостные. Они стали хозяевами своей судьбы, и продовольственные затруднения их не пугали.
Ирина подошла к дому, где жил Костов. У нее все еще теплилась отчаянная надежда снова завоевать Павла. Скорее, скорее убедиться, что документы взял Костов.
Лифт в доме работал, и она быстро поднялась па третий этаж. Виктор Ефимович открыл ей дверь лишь после третьего звонка. Он был вдребезги пьян и еле держался па ногах, а его багровое лицо приобрело трупный оттенок. Ирина стала бранить его:
– Это безобразие! Вы переходите все границы! Как вам не стыдно?… Могли бы и поменьше напиваться, когда хозяин болен.
Но Виктор Ефимович не понимал ее слов и только бессмысленно таращил мутные глаза. Наконец губы у него медленно приоткрылись; он поднес ко рту указательный палец и резким движением согнул его.
– Да, да! – бушевала Ирина. – Не можете говорить? Вижу! Как это подло, как вы неблагодарны…
Виктор Ефимович тупо уставился на нее и снова, но с каким-то зловещим видом сделал непонятный жест указательным пальцем.
– Что? У него горло болит? – спросила Ирина.
Вместо ответа из груди Виктора Ефимовича вырвался сдавленный хрип, в котором звучали горе, отчаяние и слезы.
– Где ваш хозяин?! – вскричала она.
Виктор Ефимович в третий раз повторил свой зловещий жест и показал на спальню. Ирина бросилась к приоткрытой двери. В комнате был полумрак, только на письменном столе, перенесенном сюда из кабинета, горела настольная лампа с кремовым абажуром. Костов, одетый в длинный шелковый халат, сидел за этим столом, спиной к двери. В комнате было накурено, пахло крепкими духами и – чуть слышно – противным запахом одряхлевшего тела. Очевидно, комнату не проветривали с вечера. Лампа освещала мебель рассеянным желтоватым светом. И в этом спокойном свете Ирине показалось, что с Костовым ничего особенного не случилось. Но спустя мгновение она вдруг заметила, что он сидит, неестественно наклонившись вперед.
– Костов! – крикнула она, но не услышала своего голоса.
Ответа не было. Эксперт сидел так же неподвижно. В глухой тишине слышались лишь хриплые звуки, что-то вроде сдавленных рыданий, и вырывались они из груди Виктора Ефимовича. Ирина поняла, что он плачет. Она подбежала к Костову, наклонилась и посмотрела ему в лицо. Изо рта у него, запекаясь, сочилась струйка крови, а на ковре у полы шелкового халата валялся револьвер. На столе лежало несколько писем.
Вероятно, все произошло лишь полчаса назад, может быть, спустя несколько минут после того, как Ирина позвонила сюда по телефону. Вернувшись в холл, она увидела, что Виктор Ефимович повалился в кресло и пьет коньяк. «Скотина! – подумала она. – Если бы он так но напивался, он, наверное, заметил бы что-нибудь и предотвратил бы несчастье». По ей тут же пришло в голову, что Костову не хотелось, да и не для чего было жить. Невольно она подумала и о себе, и все в ней застыло. Быть может, и ей не для чего жить.
Ирина вернулась домой к вечеру после длительного допроса в милиции, где самоубийство главного эксперта «Никотианы» вызвало большие подозрения. Чтобы не ночевать в участке, Ирине пришлось напомнить о своей родственной связи с Павлом и попросить начальника позвонить в штаб гвардейской части. Наконец ее освободили под поручительство Данкина, который сухо удостоверил, что Ирина действительно приходится невесткой товарищу Мореву и не замешана в открытой фашистской деятельности.
Снова пошел мелкий дождь и окутал туманной пеленой редкие уличные фонари. Впервые за последние десять лет Ирине пришлось добираться домой пешком и под дождем, рискуя испортить прическу. «Теперь и к парикмахеру придется ходить пешком, – с досадой подумала она, вспомнив, что ее автомобиль уже реквизирован. – Совсем как в студенческие годы, когда я отказывала себе во многом, чтобы купить красивые туфли и чулки». И тут на нее повеяло свежестью юных лет, когда первые осенние дожди поднимали в душе бодрое волнение перед началом нового учебного года в университете. Подобное волнение она почувствовала и сейчас, увидев освещенные окна в комнате Павла.
Она поднялась на второй этаж, переоделась, поправила испорченную дождем прическу и нерешительно постучалась к Павлу. Он ответил, и ей показалось, что его знакомый ровный баритон прозвучал приветливее, чем в прошлый раз.
Но при первом же взгляде на Ирину лицо его застыло, и она поняла, что он ждал не ее, а Данкина или кого-нибудь другого из своих подчиненных. Павел был, как всегда, чисто выбрит, гладко зачесанные назад волосы обнажали его высокий лоб. Взгляд его казался непреклонным, а плотно сжатый рот особенно энергичным. Он был в кителе с золотыми дубовыми листочками па стоячем воротнике и длинных брюках с красными лампасами; из-под отворотов брюк выглядывали черные, тщательно вычищенные ботинки. Очевидно, он собирался на вечерний прием в какое-нибудь посольство. Ирина привыкла отличать с первого взгляда подтянутых и энергичных мужчин от ленивых и распущенных и теперь сразу же оценила безукоризненную внешность Павла. Но ей показалось странным, что новому миру тоже не чужды элегантность и красота. Скрывая свое удивление, она спросила:
– Вы, вероятно, собираетесь на прием?
Павел поморщился и ответил сухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
Но Ирина опять попыталась прогнать эту мысль, хватаясь за предположение, что документы у Костова. Надежда на это была очень слабая, однако Ирина уцепилась за нее, как утопающий за соломинку. Она побежала к телефону. Ответил Виктор Ефимович, пробормотавший, что хозяин нездоров и чем-то занят у себя в спальне. Ирина сказала, что немедленно отправляется к ним.
Выйдя из дому, она пошла к Костову по изрытому бомбами бульвару. Тротуары все еще были завалены битым кирпичом, обломками бетона, оборванными проводами. Под дождем и свинцовым небом, с которого просачивался тусклый белесый свет, разрушенные дома выглядели еще безотрадней. Кое-где у подъездов стояли милиционеры или советские солдаты, вооруженные автоматами. По бульвару мчались мотоциклы и военные автомобили с красными флажками. Навстречу попадались группы бедно одетых людей, которые оживленно переговаривались. Вокруг было по-осеннему грустно, и холодный ветер заставлял прохожих крепче запахиваться в обтрепанные пальтишки, но лица у них были бодрые и жизнерадостные. Они стали хозяевами своей судьбы, и продовольственные затруднения их не пугали.
Ирина подошла к дому, где жил Костов. У нее все еще теплилась отчаянная надежда снова завоевать Павла. Скорее, скорее убедиться, что документы взял Костов.
Лифт в доме работал, и она быстро поднялась па третий этаж. Виктор Ефимович открыл ей дверь лишь после третьего звонка. Он был вдребезги пьян и еле держался па ногах, а его багровое лицо приобрело трупный оттенок. Ирина стала бранить его:
– Это безобразие! Вы переходите все границы! Как вам не стыдно?… Могли бы и поменьше напиваться, когда хозяин болен.
Но Виктор Ефимович не понимал ее слов и только бессмысленно таращил мутные глаза. Наконец губы у него медленно приоткрылись; он поднес ко рту указательный палец и резким движением согнул его.
– Да, да! – бушевала Ирина. – Не можете говорить? Вижу! Как это подло, как вы неблагодарны…
Виктор Ефимович тупо уставился на нее и снова, но с каким-то зловещим видом сделал непонятный жест указательным пальцем.
– Что? У него горло болит? – спросила Ирина.
Вместо ответа из груди Виктора Ефимовича вырвался сдавленный хрип, в котором звучали горе, отчаяние и слезы.
– Где ваш хозяин?! – вскричала она.
Виктор Ефимович в третий раз повторил свой зловещий жест и показал на спальню. Ирина бросилась к приоткрытой двери. В комнате был полумрак, только на письменном столе, перенесенном сюда из кабинета, горела настольная лампа с кремовым абажуром. Костов, одетый в длинный шелковый халат, сидел за этим столом, спиной к двери. В комнате было накурено, пахло крепкими духами и – чуть слышно – противным запахом одряхлевшего тела. Очевидно, комнату не проветривали с вечера. Лампа освещала мебель рассеянным желтоватым светом. И в этом спокойном свете Ирине показалось, что с Костовым ничего особенного не случилось. Но спустя мгновение она вдруг заметила, что он сидит, неестественно наклонившись вперед.
– Костов! – крикнула она, но не услышала своего голоса.
Ответа не было. Эксперт сидел так же неподвижно. В глухой тишине слышались лишь хриплые звуки, что-то вроде сдавленных рыданий, и вырывались они из груди Виктора Ефимовича. Ирина поняла, что он плачет. Она подбежала к Костову, наклонилась и посмотрела ему в лицо. Изо рта у него, запекаясь, сочилась струйка крови, а на ковре у полы шелкового халата валялся револьвер. На столе лежало несколько писем.
Вероятно, все произошло лишь полчаса назад, может быть, спустя несколько минут после того, как Ирина позвонила сюда по телефону. Вернувшись в холл, она увидела, что Виктор Ефимович повалился в кресло и пьет коньяк. «Скотина! – подумала она. – Если бы он так но напивался, он, наверное, заметил бы что-нибудь и предотвратил бы несчастье». По ей тут же пришло в голову, что Костову не хотелось, да и не для чего было жить. Невольно она подумала и о себе, и все в ней застыло. Быть может, и ей не для чего жить.
Ирина вернулась домой к вечеру после длительного допроса в милиции, где самоубийство главного эксперта «Никотианы» вызвало большие подозрения. Чтобы не ночевать в участке, Ирине пришлось напомнить о своей родственной связи с Павлом и попросить начальника позвонить в штаб гвардейской части. Наконец ее освободили под поручительство Данкина, который сухо удостоверил, что Ирина действительно приходится невесткой товарищу Мореву и не замешана в открытой фашистской деятельности.
Снова пошел мелкий дождь и окутал туманной пеленой редкие уличные фонари. Впервые за последние десять лет Ирине пришлось добираться домой пешком и под дождем, рискуя испортить прическу. «Теперь и к парикмахеру придется ходить пешком, – с досадой подумала она, вспомнив, что ее автомобиль уже реквизирован. – Совсем как в студенческие годы, когда я отказывала себе во многом, чтобы купить красивые туфли и чулки». И тут на нее повеяло свежестью юных лет, когда первые осенние дожди поднимали в душе бодрое волнение перед началом нового учебного года в университете. Подобное волнение она почувствовала и сейчас, увидев освещенные окна в комнате Павла.
Она поднялась на второй этаж, переоделась, поправила испорченную дождем прическу и нерешительно постучалась к Павлу. Он ответил, и ей показалось, что его знакомый ровный баритон прозвучал приветливее, чем в прошлый раз.
Но при первом же взгляде на Ирину лицо его застыло, и она поняла, что он ждал не ее, а Данкина или кого-нибудь другого из своих подчиненных. Павел был, как всегда, чисто выбрит, гладко зачесанные назад волосы обнажали его высокий лоб. Взгляд его казался непреклонным, а плотно сжатый рот особенно энергичным. Он был в кителе с золотыми дубовыми листочками па стоячем воротнике и длинных брюках с красными лампасами; из-под отворотов брюк выглядывали черные, тщательно вычищенные ботинки. Очевидно, он собирался на вечерний прием в какое-нибудь посольство. Ирина привыкла отличать с первого взгляда подтянутых и энергичных мужчин от ленивых и распущенных и теперь сразу же оценила безукоризненную внешность Павла. Но ей показалось странным, что новому миру тоже не чужды элегантность и красота. Скрывая свое удивление, она спросила:
– Вы, вероятно, собираетесь на прием?
Павел поморщился и ответил сухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251