Им все-таки удалось посадить ее, прислонив спиной к стене, но она потеряла равновесие и снова повалилась на топчан.
– Прикидывается! – сказал полицейский.
– Плесни на нее водой! – приказал инспектор.
Полицейский зачерпнул воды из ведра и помочил ею голову женщины. Пряди ее волос слиплись в жалкие редкие космы, между которыми виднелась белесоватая кожа. Женщина не шевелилась. Агент и полицейский опять подняли ее. Теперь она сидела совершенно неподвижно, полузакрыв глаза с припухшими веками и словно не дыша. Инспектор наклонился над ней, подавляя отвращение к безобразным отекам на ее лице. Шея и щеки ее были испещрены багровыми полосами.
– Да она без сознания! – возмутился инспектор. – Вы что? Забили ее?… – обернулся он к агенту и полицейскому.
Те только моргали виновато и тупо. Инспектор опять наклонился к неподвижному лицу арестованной.
– Если притворяешься, смотри у меня!.. – сказал он. Ему хотелось ударить ее по щеке, чтобы проверить, действительно ли она без чувств, но он тотчас сообразил, что испачкает перчатку. Из рассеченной брови женщины сочилась кровь и, стекая по щеке, густела. Инспектор растерянно поморщился. Длинный с ехидной улыбкой наблюдал за рассерженным начальником.
– Что с ней делать? – саркастически спросил он.
– Позови фельдшера, – распорядился инспектор.
Когда они вышли из подвала и поднялись наверх, он добавил:
– Завтра же отправить ее в Софию!.. Пускай с ней там повозятся… И в письме указать, что она арестована при попытке скрыться во время облавы в рабочем квартале.
Он понюхал рукав своей шинели и подумал с досадой: «Пропах карболкой!»
Когда он вошел в клуб, танцы уже начались. На паркете, окутанные синеватым табачным дымом, с десяток пар раскачивались в стремительном танго. Вдоль стен стояли столики, а за ними, на плюшевых диванах и в креслах, сидели и сплетничали люди, до отвращения знакомые друг другу. Офицерские дамы болтали о туалетах девиц, а молодые поручики и подпоручики, которым военный устав не позволял жениться до известного возраста, старались узнать, каково имущественное положение отцов этих барышень. Офицерские жены давали им на этот счет самую подробную информацию, почему-то всегда стараясь уязвить дочь полковника, красивую, но бедную. Капельмейстер, коренастый мужчина с красным лицом, сумел составить из музыкальной команды пехотного полка нечто вроде джаза, у которого был тот недостаток, что в его исполнении танго смахивало на марш, а ударные гремели так оглушительно, что не давали танцующим поговорить по душам. Коротко остриженные солдаты разносили по столикам отсыревшее печенье и безвкусный жидкий чай, который заказывали барышпп в доказательство своей скромности, тогда как кавалеры их отдавали предпочтение вину и ракии.
Инспектор прошел через весь зал, кланяясь только некоторым. Он был недурен собой – стройный, белокурый, с голубыми глазами и приятными манерами, но, несмотря на это, к ному относились холодно. Начальник гарнизона, пришедший на чаепитие с женой и дочерью, едва ответил на его поклон, девицы делали вид, будто не замечают его. Это было обидно и досадно. У него опять возникло подозрение, что в его дружбе с компанией, к которой он направлялся, есть что-то унизительное. Кутежи утоп компании оплачивались директором того склада, где работала Лила, владельцем мельницы или сыном бывшего депутата Народного собрания. Инспектор участвовал в развлечениях компании не тратясь, как лакей, чья обязанность – заметать следы безобразий после попойки.
Он подошел к столу, за которым сидели его приятели. Среди них, как всегда, была дочь адвоката. Инспектору показалось, что его встретили как-то небрежно и рассеянно, словно бедного родственника. Компания громко смеялась, а инспектор не мог сразу понять почему. Это его раздражало, и, пытаясь отвлечься, он стал смотреть на танцующих.
Красивая дочь полковника танцевала с капитаном-артиллеристом. Это была приятная девушка, довольно высокая, смуглая, в красном платье, с гвоздикой в волосах, но танцевала она лениво и равнодушно. Этикет и присутствие полковника вынуждали офицеров приглашать ее непрерывно, а ей – тоже по требованиям этикета – нельзя было отказываться, точь-в-точь как девицам в баре, которых нанимают для того, чтобы танцевать с посетителями. Привлекательная и умная, она, как бесприданница, не имела никаких видов на будущее. Она напоминала розу, давно уже выставленную на продажу в дешевом цветочном магазине. Судя по всему, ей предстоял брак с каким-нибудь стареющим майором, который решится взять ее без приданого, прельстившись связями ее отца в военном министерстве.
Пока инспектор, скучая, смотрел на танцующих, компания его продолжала свою оживленную беседу, прерываемую взрывами смеха.
– Надо быть глупцом, ослепленным предрассудками, чтобы ничего не предпринять при виде этакой штучки… – возбужденно говорил директор склада. – Когда я наблюдал за ней из окна своего кабинета, мне казалось, что передо мной женщина-вамп из какого-то фильма…
– Почему вамп? – спросил тучный владелец мельницы, весь заплывший жиром.
– Да потому, что, покажи я вам ату девчонку одетой как следует, вы бы полегли все, как один.
– Ну уж, не завирайся! – сказала дочь адвоката. – Ее родители, должно быть, крестьяне из какого-нибудь ближнего села.
– Это меня нисколько не интересует, – заявил директор. – Созерцая ее, я отдался эстетическому наслаждению, и все тут. У нее в лице что-то мальчишеское, угловатое… А фигура – тонкая, стройная, высокая; бедра узкие, очаровательно покатые… на ходу так и вибрируют, словно в танце…
– Эстет, а бедра успел рассмотреть! – заметил сын бывшего депутата, покосившись на директора и показав на него большим пальцем.
– А как она была одета? – осведомилась дочь адвоката.
– Ну, одета она была действительно гнусно, – печально признал директор. – Представьте себе платье или свитер, которые три года продержали на чердаке да еще столько же носили под дождем и на солнце… О белье я даже думать боялся… Оно у нее, наверное, из грубого домотканого холста в розовую и синюю нолоску, как приданое моей бабки… А может, белья у нее и вовсе не было.
– Как не было? – удивился владелец мельницы. – Ты что? Проверял?
– Я же сказал, что о белье я и думать боялся, – ответил директор. – Из опасения, что оно у нее желтое, как сорочка Изабеллы, которая не переодевалась до возвращения мужа из похода… Но я почти уверен, что белье па пей было… Да, да, безусловно.
– Какой ужас, если его не было! – промолвила дочь адвоката. – Я начинаю представлять себе твою вамп из фильма… От нее, наверное, исходит благоухание чеснока и пота.
– Нет, я ничего такого не заметил! – возразил директор. – Уж я бы почувствовал эти запахи. У меня очень острое обоняние. От нее пахло стиральным мылом, и только… Честное слово!.. В ней было что-то свежее, первобытное.
– Ах, так вот в чем дело! – воскликнула дочь адвоката.
– В чем? – серьезно спросил директор.
– В свежести и первобытности.
– Что ж из этого?
– Ничего! – ответила дочь адвоката. – Просто констатирую факт, который доказывает, что ты не в себе.
– Я этого больше не скрываю! – откровенно признался директор.
Все покатились со смеху, кроме дочери адвоката. Она считала остроумным сохранять серьезное лицо, когда все смеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251
– Прикидывается! – сказал полицейский.
– Плесни на нее водой! – приказал инспектор.
Полицейский зачерпнул воды из ведра и помочил ею голову женщины. Пряди ее волос слиплись в жалкие редкие космы, между которыми виднелась белесоватая кожа. Женщина не шевелилась. Агент и полицейский опять подняли ее. Теперь она сидела совершенно неподвижно, полузакрыв глаза с припухшими веками и словно не дыша. Инспектор наклонился над ней, подавляя отвращение к безобразным отекам на ее лице. Шея и щеки ее были испещрены багровыми полосами.
– Да она без сознания! – возмутился инспектор. – Вы что? Забили ее?… – обернулся он к агенту и полицейскому.
Те только моргали виновато и тупо. Инспектор опять наклонился к неподвижному лицу арестованной.
– Если притворяешься, смотри у меня!.. – сказал он. Ему хотелось ударить ее по щеке, чтобы проверить, действительно ли она без чувств, но он тотчас сообразил, что испачкает перчатку. Из рассеченной брови женщины сочилась кровь и, стекая по щеке, густела. Инспектор растерянно поморщился. Длинный с ехидной улыбкой наблюдал за рассерженным начальником.
– Что с ней делать? – саркастически спросил он.
– Позови фельдшера, – распорядился инспектор.
Когда они вышли из подвала и поднялись наверх, он добавил:
– Завтра же отправить ее в Софию!.. Пускай с ней там повозятся… И в письме указать, что она арестована при попытке скрыться во время облавы в рабочем квартале.
Он понюхал рукав своей шинели и подумал с досадой: «Пропах карболкой!»
Когда он вошел в клуб, танцы уже начались. На паркете, окутанные синеватым табачным дымом, с десяток пар раскачивались в стремительном танго. Вдоль стен стояли столики, а за ними, на плюшевых диванах и в креслах, сидели и сплетничали люди, до отвращения знакомые друг другу. Офицерские дамы болтали о туалетах девиц, а молодые поручики и подпоручики, которым военный устав не позволял жениться до известного возраста, старались узнать, каково имущественное положение отцов этих барышень. Офицерские жены давали им на этот счет самую подробную информацию, почему-то всегда стараясь уязвить дочь полковника, красивую, но бедную. Капельмейстер, коренастый мужчина с красным лицом, сумел составить из музыкальной команды пехотного полка нечто вроде джаза, у которого был тот недостаток, что в его исполнении танго смахивало на марш, а ударные гремели так оглушительно, что не давали танцующим поговорить по душам. Коротко остриженные солдаты разносили по столикам отсыревшее печенье и безвкусный жидкий чай, который заказывали барышпп в доказательство своей скромности, тогда как кавалеры их отдавали предпочтение вину и ракии.
Инспектор прошел через весь зал, кланяясь только некоторым. Он был недурен собой – стройный, белокурый, с голубыми глазами и приятными манерами, но, несмотря на это, к ному относились холодно. Начальник гарнизона, пришедший на чаепитие с женой и дочерью, едва ответил на его поклон, девицы делали вид, будто не замечают его. Это было обидно и досадно. У него опять возникло подозрение, что в его дружбе с компанией, к которой он направлялся, есть что-то унизительное. Кутежи утоп компании оплачивались директором того склада, где работала Лила, владельцем мельницы или сыном бывшего депутата Народного собрания. Инспектор участвовал в развлечениях компании не тратясь, как лакей, чья обязанность – заметать следы безобразий после попойки.
Он подошел к столу, за которым сидели его приятели. Среди них, как всегда, была дочь адвоката. Инспектору показалось, что его встретили как-то небрежно и рассеянно, словно бедного родственника. Компания громко смеялась, а инспектор не мог сразу понять почему. Это его раздражало, и, пытаясь отвлечься, он стал смотреть на танцующих.
Красивая дочь полковника танцевала с капитаном-артиллеристом. Это была приятная девушка, довольно высокая, смуглая, в красном платье, с гвоздикой в волосах, но танцевала она лениво и равнодушно. Этикет и присутствие полковника вынуждали офицеров приглашать ее непрерывно, а ей – тоже по требованиям этикета – нельзя было отказываться, точь-в-точь как девицам в баре, которых нанимают для того, чтобы танцевать с посетителями. Привлекательная и умная, она, как бесприданница, не имела никаких видов на будущее. Она напоминала розу, давно уже выставленную на продажу в дешевом цветочном магазине. Судя по всему, ей предстоял брак с каким-нибудь стареющим майором, который решится взять ее без приданого, прельстившись связями ее отца в военном министерстве.
Пока инспектор, скучая, смотрел на танцующих, компания его продолжала свою оживленную беседу, прерываемую взрывами смеха.
– Надо быть глупцом, ослепленным предрассудками, чтобы ничего не предпринять при виде этакой штучки… – возбужденно говорил директор склада. – Когда я наблюдал за ней из окна своего кабинета, мне казалось, что передо мной женщина-вамп из какого-то фильма…
– Почему вамп? – спросил тучный владелец мельницы, весь заплывший жиром.
– Да потому, что, покажи я вам ату девчонку одетой как следует, вы бы полегли все, как один.
– Ну уж, не завирайся! – сказала дочь адвоката. – Ее родители, должно быть, крестьяне из какого-нибудь ближнего села.
– Это меня нисколько не интересует, – заявил директор. – Созерцая ее, я отдался эстетическому наслаждению, и все тут. У нее в лице что-то мальчишеское, угловатое… А фигура – тонкая, стройная, высокая; бедра узкие, очаровательно покатые… на ходу так и вибрируют, словно в танце…
– Эстет, а бедра успел рассмотреть! – заметил сын бывшего депутата, покосившись на директора и показав на него большим пальцем.
– А как она была одета? – осведомилась дочь адвоката.
– Ну, одета она была действительно гнусно, – печально признал директор. – Представьте себе платье или свитер, которые три года продержали на чердаке да еще столько же носили под дождем и на солнце… О белье я даже думать боялся… Оно у нее, наверное, из грубого домотканого холста в розовую и синюю нолоску, как приданое моей бабки… А может, белья у нее и вовсе не было.
– Как не было? – удивился владелец мельницы. – Ты что? Проверял?
– Я же сказал, что о белье я и думать боялся, – ответил директор. – Из опасения, что оно у нее желтое, как сорочка Изабеллы, которая не переодевалась до возвращения мужа из похода… Но я почти уверен, что белье па пей было… Да, да, безусловно.
– Какой ужас, если его не было! – промолвила дочь адвоката. – Я начинаю представлять себе твою вамп из фильма… От нее, наверное, исходит благоухание чеснока и пота.
– Нет, я ничего такого не заметил! – возразил директор. – Уж я бы почувствовал эти запахи. У меня очень острое обоняние. От нее пахло стиральным мылом, и только… Честное слово!.. В ней было что-то свежее, первобытное.
– Ах, так вот в чем дело! – воскликнула дочь адвоката.
– В чем? – серьезно спросил директор.
– В свежести и первобытности.
– Что ж из этого?
– Ничего! – ответила дочь адвоката. – Просто констатирую факт, который доказывает, что ты не в себе.
– Я этого больше не скрываю! – откровенно признался директор.
Все покатились со смеху, кроме дочери адвоката. Она считала остроумным сохранять серьезное лицо, когда все смеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251