– Постой! – крикнул ей Костов. – Пойдем, я тебя накормлю.
– Куда? – спросила девочка.
– К Кристалло.
– Кристалло меня тоже прогонит, – сказала Аликс.
– Почему?
Девочка по ответила. Она думала о своем грязном и рваном платьице, которое отпугивало сытых и хорошо одетых женщин, опасавшихся набраться вшей.
– Не бойся, не прогонит, – успокоил ее Костов.
Он взял Аликс за руку и пошел рядом с нею, а она потянула за собой козочку.
– А ты меня не обидишь? – вдруг спросила Аликс.
– Как же я могу тебя обидеть?
– Не побьешь меня?
– Нет, не побью, – ответил Костов, потрясенный. И он нежно сжал исхудавшую ручонку.
Кристалло была крупная пятидесятилетняя женщина с густо напудренным лицом и ярко накрашенными малиновыми губами. Черты лица у нее были классические, античные, но содержатели публичных домов в Афинах бессовестно выжали из ее красоты все, что могли, и от красавицы осталась лишь жалкая развалина, подобная руинам древнего храма. Высоким ростом, замысловатой прической и золотыми серьгами она напоминала женские фигуры в произведениях византийской живописи, а многолетнее общение с мужчинами сделало ее философом. Война застала ее па острове в обществе некоего пожилого торговца оливковым маслом, который однажды ночью умер у нее в доме от удара, и ей не удалось вернуться в Афины из-за придирок немецких комендатур. Теперь она была хорошо обеспеченной женщиной, и единственное, чего она требовала от людей, хоть и не вполне обоснованно, – это чтобы ее уважали. Ведь именно уважения ей недоставало всю жизнь.
Кристалло обрадовалась Костову, но при виде Аликс недовольно нахмурилась. Костов был вежливый и обходительный квартирант, который ценил чистоту, спокойствие, прохладную комнату и любил выпить рюмку анисовки в тени оливы, росшей во дворе. Но Кристалло была большим знатоком мужской извращенности и поэтому, увидев Аликс, первым делом спросила сердито:
– Где ты подобрал этого паршивого котенка?
– На улице, – ответил эксперт, привязывая козочку к оливе.
– Зачем ты привел ее?
– Чтобы ее накормить.
– А потом?
– Потом видно будет.
Привязав козочку, Костов погладил девочку по голове и устало присел за столик под оливой. Лицо у него было потное, утомленное, глаза ввалились. Кристалло испытующе всматривалась в него своими темными левантинскими глазами. Природный ум, обостренный житейским опытом, помог ей сразу же верно оценить положение. Она так часто сталкивалась с пороками, что научилась безошибочно отличать добрые побуждения. Покачав головой, она сказала в раздумье:
– Понимаю! Ты пожалел ее.
– А ты что подумала?
– Ничего особенного.
– Ты знаешь эту девочку?
– Да, – ответила гречанка. – Она вечно голодная и ходит попрошайничать.
– Это ужасно!..
– Здесь это обыкновенное дело.
– Где ее родители?
– Родителей нет. Мать убежала с каким-то матросом, а отец убит на итальянском фронте.
– А у кого она теперь живет?
– У своего дяди.
– Геракли?
– Да, Геракли.
– Что он за человек?
– Пьяница и лодырь.
– Надо будет поговорить с ним.
– Только неприятности наживешь. Он скандалист и ненавидит болгар.
Кристалло поправила свою замысловатую прическу и села на стул против Костова. На руке у нее красовался браслет из литого золота – свидетельство благосостояния и добропорядочности, которое давало понять мужчинам, что владелица браслета больше не намерена разменивать свои любезности на деньги.
– Что же ты собираешься с ней делать? – спросила она.
– Еще не решил. Может быть, возьму ее с собой.
Глаза у Костова блестели от лихорадочного возбуждения, а голос звучал глухо, словно шел из пустоты – пустоты тридцати бессмысленно растраченных суетных лет.
Кристалло на это не отозвалась. Удивить ее было трудно. Подул ветер, и листья оливы тихо зашелестели. Откуда-то донеслись звуки флейты – старинная, грустная мелодия струилась серебряными переливами в прозрачном воздухе. Такую мелодию, наверное, можно было услышать в древнегреческом театре. Кристалло подумала: «Пожилой мужчина и маленькая девчушка… Да, подобные встречи иной раз оканчиваются удочерением. Пройдет десяток лет. и эта сорока, пожалуй, превратится в красивую, элегантную барышню». Однако во всей этой истории было что-то неладное. Решение Костова казалось ей слишком поспешным. Она поглядывала то на Костова, то на Аликс, пытаясь представить себе, как они станут жить вместе.
– А ты что думаешь по этому поводу? – спросил эксперт.
– Мне кажется, что ты чересчур торопишься… Сначала помоги ей, а потом уже думай об удочерении.
– Но я хочу взять ее с собой.
– Ах да! Тогда Геракли с тебя две шкуры сдерет.
– Я готов заплатить ему, сколько он запросит.
– Не спеши! Незачем торопиться! Не показывай Геракли, что Аликс тебя интересует. Достаточно будет сказать, что ты берешь ее в служанки.
– А ты не могла бы мне помочь?
– Чем?
– Пойти вместе со мной к Геракли.
– Это уж совсем неразумно… Он подумает, что это я присмотрела для тебя Аликс, и заломит громадную цену.
Костов задумался. Гречанка была права.
– Не найдется ли у тебя какого-нибудь платьишка для девочки? – внезапно спросил он.
– Откуда мне его взять? – Кристалло недовольно поморщилась, потом подумала и сказала: – Постой! Попробую перешить из своего старья. Но если ты решил везти ее в Каваллу, то там ты сможешь купить ей кое-что у Клонариса – он одно время спекулировал детской одеждой. Скажи, что это я направила тебя к нему.
Она быстро встала и взяла Аликс за руку.
– Микро! Пойдем, сперва умоемся. Ты, наверное, сроду не видела ни мыла, ни гребенки.
С громким смехом Кристалло увела девочку на задний двор. Появление Аликс взволновало и ее. Девочка испуганно поплелась за ней.
Аликс все время прислушивалась к разговору взрослых, смутно понимая его смысл. У нее не было собственной воли, и она готова была покориться всему – и плохому и хорошему. Но какой-то первобытный детский инстинкт подсказывал ей, что эти люди желают ей добра. Глаза у старого господина были совсем непохожи на холодные глаза солдат, которые иногда швыряли ей кусочек хлеба, а если она пыталась стянуть хлеб, били ее по щекам. Она поняла, что, куда бы ее ни повели, что бы ни случилось с нею, ей по крайней мере дадут хлеба, никто не будет бить ее, а Геракли больше не станет лечить ее водкой.
Пока служанка Кристалло, некрасивая хромая женщина, свирепо намыливала ей голову, Аликс твердила про себя слова, которые часто слышала от взрослых: «Все к лучшему». Она никогда не слышала сказки о Золушке, не бывала дальше Лимена и своего острова, не подозревала, что жизнь может дарить и радости, и все же настойчиво повторяла про себя: «Все к лучшему!» – и ее робкое воображение рисовало это «лучшее» в виде большого каравая пшеничного хлеба.
Пока Кристалло со служанкой мыли Аликс, Костов сидел в тени смоковницы и тянул хиосскую анисовку.
Приближалась жаркая нора дня, но в саду, на зеленой траве, между олеандрами и под густой сенью гранатовых деревьев и смоковниц, было еще прохладно, а флейта неведомого грека все рассыпала серебряные звуки. В воздухе носилось тонкое, еле уловимое благоухание розмарина. Эксперт маленькими глотками отпивал из рюмки и думал об Аликс. Да!.. Наконец-то он нашел точку опоры в жизни. Аликс всколыхнула в нем слишком сложные чувства, чтобы анализировать их сейчас, выяснять их причину и спрашивать себя, куда они его заведут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251