Ирина оглянулась. В заливе, спокойном, как озеро, отражались табачные склады. С моря город казался огромной грудой белых камней, рассыпанных у подножия венецианской крепости. Утренний воздух был чист и прозрачен, солнце светило ярко, но еще не пекло. Море поглощало жару. Фон Гайер задумчиво смотрел на остров, а Костов старался так примоститься на сиденье, чтобы не смять своп белые брюки.
– Катер будет ждать пас? – спросила Ирина.
– Нет, – ответил немец. – Он необходим комендатуре.
– Тогда предупредите матросов. Костов хочет вернуться в город завтра вечером.
Это означало, что Ирина готова задержаться на острове, и фон Гайер взволновался. Но его удручало, что в их прогулке есть что-то нехорошее. Фришмут слегка поморщился, выслушав просьбу дать катер, а служащие Германского папиросного концерна были удивлены легкомыслием своего шефа, который вздумал развлекаться в такое время. Фрейлейн Дитрих отправила две шифрованные телеграммы в свое управление в Софию, и телеграммы эти сулили ненужные и бессмысленные неприятности из-за Кондояниса. Интендантский полковник упирался, не зная, можно ли разрешить частной фирме пользоваться военными грузовиками. Но. несмотря на эти заботы, фон Гайер не мог отделаться от грустного и сладостного предчувствия надвигающегося хаоса, близкой гибели и сознания того, что эти дни – последние. Солнце, синева неба и яркая красота Ирины придавали его мыслям оттенок щемящей меланхолии, печали и страсти, смягчавший контраст между жизнью и смертью. Он подумал, что жизнь и смерть не что иное, как различные формы вечно существующего германского духа. И, остроумно разделавшись с грозным призраком смерти, фон Гайер успокоился.
Катер миновал мол и теперь, плавно подымаясь и опускаясь, бороздил невысокие сине-зеленые волны. Холмы за Каваллой и Сарышабанской низменностью медленно уходили вдаль, а остров приближался. Из далекого и таинственного силуэта, выступающего над синей бездной, он постепенно превращался в беспорядочно разбросанные горные цепи, сбегающие крутыми склонами к морю. Все четче выделялись вершины гор, долины и белые песчаные отмели, над которыми поднималась пышная зелень сосновых и оливковых рощ, залитых ослепительным солнечным светом.
Это было красиво, но не могло развеять въедливую скуку, одолевавшую Ирину со вчерашнего вечера. Ее охватило незаметное для других чувство досады на все окружающее, и от этого потускнели яркие краски южного пейзажа, а прогулка на остров превратилась в тягостную обязанность, нарушившую ленивый покой. Она снова подумала, что фон Гайер не даст ей ничего нового. Под своеобразной яркостью его характера зияла, как и у нее самой, бел жизненная пустота изношенной души. Их возродившийся роман, думала Ирина, окончится дрожью отвращения, взаимными колкостями, скрываемым из вежливости презрением, подобным тому, какое он питал к навязчивым жен шинам, а она – к опостылевшим ей снобам и светским львам. Ничего нового, ничего нового!.. Мир, в котором она жила, иссушил ее. Все было изжито, испытано, вычерпано. Оставалось только сладострастие, делавшее ее неразборчивой и дерзкой.
Ирина поняла это, когда взгляд ее упал на юного матроса, сидевшего за рулем. У него было молодое, нежное тело, зеленые глаза и розовые щеки – ни дать ни взять девушка, переодетая в матросскую форму. Моряк покраснел от смущения. И тогда Ирина пожелала его тайно и хладнокровно, охваченная темным вожделением развратницы, но тут же рассудила, что с ним нельзя сойтись, не рискуя собственной репутацией.
Она закурила и спросила раздраженно:
– А приличная гостиница, на острове есть?
– Нет, – ответил эксперт. – Все они кишат клопами. Но я отведу вас к своей приятельнице Кристалло.
– Что за особа эта Кристалло?
– Афродита, свергнутая с Олимпа… Женщина без предрассудков и покровительница влюбленных.
– Другими словами – сводница?
– О нет! Вы и понятия не имеете о греческой утонченности. Дом ее ничуть не похож па публичный.
– Я предпочитаю гостиницу с клопами.
Постов промолчал. По его лицу пробежала гримаса, вызванная знакомой болью в сердце и левой руке. Это был легкий приступ болезни, мстительно карающей за участие в пиршестве жизни, за сотни роскошных обедов и ужинов, за тысячи сигарет и тысячи рюмок алкоголя. Та же болезнь, но отягощенная другими прегрешениями, унесла в могилу папашу Пьера, она же грозила фон Гайеру и Борису. Казалось, болезнь была возмездием, в которое воплотился гнев тысяч рабочих, корпевших за жалкие гроши над золотыми листьями табака. Немного погодя Постов поднял голову. Приступ грудной жабы прошел, но па лбу его еще блестели мелкие капельки пота. Он с усталой улыбкой взглянул на Ирину, словно прося ее не беспокоиться.
– Простите меня! – сказала она. – Я должна была подумать о том. что солнце и жара для вас опасны.
Но эксперт только махнул рукой и усмехнулся, словно приступы болезни уже не имели для него значения.
Фон Гайер пересел к рулевому л о чем-то с ним разговаривал. Он не слушал или не хотел слушать, о чем говорили между собой по-болгарски Ирина и Костов.
Ирина перегнулась за борт. Вода была яркого изумрудного цвета. Лучи солнца причудливо играли па белом мраморном песке, устилавшем дно. а над его сверкающей белизной плыли прозрачные малахитово-зеленые медузы. Но вдруг вода стала темной и непроглядной – дна уже не было видно. Катер плыл над чащей водорослей, кишевших иглокожими и моллюсками, которых волны в бурю выбрасывали па пляжи. Увлеченная подводным миром, Ирина забыла про своих спутников. Она думала, что в этих примитивных формах жизни, в отсутствии сознательности этих существ есть что-то заманчивое. Ее охватило глупое желание превратиться в медузу, но она тут же поняла, что эта ребяческая выдумка – лишь попытка бежать от мертвого мира людей, которые ее окружают.
Катер плыл теперь вдоль скалистых мраморных берегов, поросших соснами и инжиром, но вскоре, обогнув небольшой мыс, вошел в Лименскую бухту. На пристани собралась толпа греков и болгарских чиновников, привлеченных появлением катера. Кое-кто из греков низко кланялся, обнажив голову. И здесь серебристые седины Костова и его щедрые чаевые вызывали, как и всюду, всеобщее опереточное поклонение.
– Где вы надумали остановиться? – спросил Костов.
– Не у Кристалло! – сердито отрезала Ирина.
– Воля ваша, – сказал эксперт. – Потом сами придете к пей.
Носильщик понес чемоданы Ирины и фон Гайера в ближайшую гостиницу, а Костов направился к небольшой таверне на пристани, чтобы заказать обед.
С обстоятельностью гурмана он выкладывал из корзинки привезенные из Каваллы продукты и подробно растолковывал содержателю таверны, как и что нужно приготовить, а тот стоял рядом, серьезный и озабоченный, и все кивал головой, стараясь не упустить пи слова из наставлений богатого и щедрого клиента. Заказав обед, Костов направился к Кристалло, у которой собирался умыться холодной колодезной водой и переменить смятые во время поездки на катере белые брюки – запасные он привез с собой в чемодане. Но на этот раз, изнуренный жарой и раздраженный всем на свете, он готовился к переодеванию вяло и равнодушно, понимая, как бессмысленна его привычка переодеваться несколько раз в день.
Он подумал, что в его возрасте франтовство уже унизительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251