Кегельбан находился в другом конце сада, но до Вольфганга доносился грохот катящихся шаров и сбиваемых кеглей, и время от времени он присоединялся к игрокам. Ему очень нравилось местоположение виллы. Она стояла на холме, откуда открывался великолепный вид на Прагу и ее величественные здания в стиле барокко, и одно сознание, что город совсем близко, рукой подать, даже когда он на него не смотрит, вдохновляло Вольфганга.
Он творил с увлечением, пока не узнал, что премьера «Дон-Жуана», приуроченная к праздничному событию – свадебному путешествию в Прагу принца Антона Саксонского и его супруги эрцгерцогини Марии Терезии, – откладывается из-за болезни одного из певцов. Вольфганг сильно огорчился. Постановка оперы специально в честь королевской четы сулила ему большие возможности: новобрачная была дочерью Леопольда Тосканского, брата Иосифа II, который в случае смерти Иосифа должен был унаследовать трон.
Вольфганг выразил Бондини свое недовольство, но изменить решение импресарио не мог. Найти замену не удастся и премьеру придется отложить, заявил тот. Вместо «Дон-Жуана» в честь коронованных особ поставили «Свадьбу Фигаро».
Да и в самом деле, решил Вольфганг, не все ли равно. Любая его опера понравится эрцгерцогине, поскольку она не слышала ни одной.
Иозефу Душек пригласили петь в концерте, устроенном в честь королевской четы, и она попросила Моцарта сочинить для нее концертную арию.
– У меня нет времени, – ответил он, – я еще не написал увертюру, – но Иозефа заперла его в беседке.
– Вольфганг, я не выпущу вас до тех пор, пока не получу готовую арию.
В тот же день к вечеру Вольфганг вручил ей арию.
– Я порву ее на кусочки, если вы не споете ее прямо с листа, и притом без единой ошибки, – сказал он.
Как могла она сфальшивить в такой арии – ничего прекраснее и тоньше Иозефа не слышала. Задушевная и поэтичная, ария в то же время давала певице возможность блеснуть своим голосом.
На первой же общей репетиции «Дон-Жуана», однако, Тереза Сапорити – донна Анна запнулась при исполнении арии «Non me dir, bell'idol mio» («Нет, жестокий милый друг мой, ты меня не называй»), пленительно-ласковой и легкой. Ария написана в слишком низком регистре, заявила Тереза Сапорити, не подходит для ее голоса и не передает чувств оскорбленной героини. Вольфгангу ничего не оставалось, как переписать арию, потому что и на эту роль никакой замены не было. К трогательному larghetto «Нет, жестокий милый друг мой» Вольфганг добавил бравурное allegretto, закончившееся каскадом колоратурных рулад. Сделал он это помимо своего желания – переделанная ария отнюдь не соответствовала образу донны Анны, но Тореза Сапорити осталась довольна.
– Наш маэстро ростом такой маленький, – сказала она Бондини, – а пишет такую величественную музыку.
Но тут к нему обратился Луиджи Басси – Дон-Жуан с настоятельной просьбой переписать его дуэт с Церлиной в сцене обольщения этой крестьянской девушки, заявив, что у него нет ни одной бравурной арии, а она ему совершенно необходима, раз уж композитор подарил такую донне Анне. Вольфгангу пришлось ни раз переписывать «La ci darem la mano» («Дай руку мне, красотка»), прежде чем Басси остался доволен дуэтом.
Басси исполнил свою партию с большим подъемом. На генеральной репетиции произошел такой случай: в сцене, где Дон-Жуан нападает на Церлину, синьора Бондини – Церлина никак не могла изобразить испуг и естественно взвизгнуть. Тогда Вольфганг попросил оркестр снова повторить эту сцену без него – он дирижировал на репетиции, – а сам тихонько пробрался за кулисы и в нужный момент так сильно схватил сзади Церлину, что та, не на шутку испугавшись, закричала на весь зал.
– Вот и прекрасно, – сказал композитор. – Это и требуется от вас в спектакле.
Все наконец, казалось, было готово, за исключением увертюры. Бондини чувствовал себя как на иголках – ни единого такта увертюры не написано, а премьера назначена на завтра!
После генеральной репетиции он сказал композитору, что премьеру придется отложить: как мог Моцарт так рисковать и затянуть с увертюрой до последнего момента!
– Да она у меня полностью в голове уже несколько недель, но мне необходимо было прослушать всю оперу с начала до конца, лишь теперь я могу взяться за увертюру. В ней должны найти отражение все главные темы оперы. Не волнуйтесь, я успею. Напишу ее сегодня ночью.
– Но ведь уже почти полночь! Даже если вы проработаете до утра, где взять время, чтобы сделать копии для оркестра?
– Прикажите переписчикам прийти в гостиницу ровно к семи часам, и они ее получат. – Вид у Бондини был такой несчастный, что Вольфгангу пришлось держаться с нарочитым спокойствием.
Вернувшись в гостиницу, он попросил жену приготовить какой-нибудь пунш, чтобы не заснуть над увертюрой. Вольфганг не сомневался, к утру он сумеет закончить. Музыка сложилась уже давно, нужны лишь кое-какие поправки, и потом ему хотелось послушать, как прозвучат сцены с Командором, прежде чем ввести его мелодии в увертюру. Теперь он знал, как это сделать. Усевшись за письменный стол, Вольфганг стал быстро покрывать нотными знаками бумагу. Но от выпитого пунша начала одолевать дремота. Чтобы не заснуть, Вольфганг велел Констанце рассказывать сказки. Так текло время, но борьба со сном вконец измотала его, и скоро на партитуре начали появляться кляксы.
– Ляг на кушетку и вздремни, – сказала Констанца, – через час я тебя разбужу.
Вольфганг спал крепко, и у Констанцы не хватило духу будить мужа, однако, проспав два часа, он вдруг сам проснулся. Было уже пять часов утра.
Вольфганг не стал бранить Констанцу и со свежими силами взялся за партитуру. Когда ровно в семь пришли переписчики, увертюра была готова.
Но у переписчиков дело пошло не так быстро, как у композитора, и в семь вечера, к началу представления, у музыкантов еще не было нот – никто в глаза не видел увертюру и своей партии не проигрывал. Бондини был вне себя от бешенства; переполненный зал волновался, и лишь появление капельмейстера Моцарта за дирижерским пультом, Моцарта, написавшего «Фигаро», успокоило публику. Вольфганг сказал оркестру, что ноты сейчас принесут, они уже в пути, и выразил уверенность, что музыканты смогут сыграть увертюру без репетиции. Это было сказано как комплимент, однако сам Вольфганг отнюдь не был уверен в успехе. Через несколько минут оркестровые партии были розданы музыкантам. Ни разу не репетированная увертюра «Дон-Жуана» началась.
В зале стояла напряженная тишина, а после окончания увертюры раздались громкие рукоплескания. Поднялся занавес, и, когда действие первого акта уже спокойно и уверенно развивалось на сцене, Вольфганг шепнул сидевшим поблизости музыкантам:
– В общем, увертюра сошла очень хорошо, хотя много нот, по-видимому, попадало под пюпитры.
Увертюра, торжественная, мужественная, исполненная драматизма, с первых же аккордов задала тон опере. Вдохновленная присутствием Вольфганга за дирижерским пультом труппа превзошла себя и в ансамблях поражала слаженностью. Когда окончился последний акт и занавес упал, разразилась бурная овация. Публика долго не отпускала артистов, аплодисменты все нарастали. Тогда Басси и Сапорити, взяв Вольфганга под руки, вывели его на авансцену, и он стоял там в одиночестве, а громкая овация все нарастала, сотрясая стены театра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Он творил с увлечением, пока не узнал, что премьера «Дон-Жуана», приуроченная к праздничному событию – свадебному путешествию в Прагу принца Антона Саксонского и его супруги эрцгерцогини Марии Терезии, – откладывается из-за болезни одного из певцов. Вольфганг сильно огорчился. Постановка оперы специально в честь королевской четы сулила ему большие возможности: новобрачная была дочерью Леопольда Тосканского, брата Иосифа II, который в случае смерти Иосифа должен был унаследовать трон.
Вольфганг выразил Бондини свое недовольство, но изменить решение импресарио не мог. Найти замену не удастся и премьеру придется отложить, заявил тот. Вместо «Дон-Жуана» в честь коронованных особ поставили «Свадьбу Фигаро».
Да и в самом деле, решил Вольфганг, не все ли равно. Любая его опера понравится эрцгерцогине, поскольку она не слышала ни одной.
Иозефу Душек пригласили петь в концерте, устроенном в честь королевской четы, и она попросила Моцарта сочинить для нее концертную арию.
– У меня нет времени, – ответил он, – я еще не написал увертюру, – но Иозефа заперла его в беседке.
– Вольфганг, я не выпущу вас до тех пор, пока не получу готовую арию.
В тот же день к вечеру Вольфганг вручил ей арию.
– Я порву ее на кусочки, если вы не споете ее прямо с листа, и притом без единой ошибки, – сказал он.
Как могла она сфальшивить в такой арии – ничего прекраснее и тоньше Иозефа не слышала. Задушевная и поэтичная, ария в то же время давала певице возможность блеснуть своим голосом.
На первой же общей репетиции «Дон-Жуана», однако, Тереза Сапорити – донна Анна запнулась при исполнении арии «Non me dir, bell'idol mio» («Нет, жестокий милый друг мой, ты меня не называй»), пленительно-ласковой и легкой. Ария написана в слишком низком регистре, заявила Тереза Сапорити, не подходит для ее голоса и не передает чувств оскорбленной героини. Вольфгангу ничего не оставалось, как переписать арию, потому что и на эту роль никакой замены не было. К трогательному larghetto «Нет, жестокий милый друг мой» Вольфганг добавил бравурное allegretto, закончившееся каскадом колоратурных рулад. Сделал он это помимо своего желания – переделанная ария отнюдь не соответствовала образу донны Анны, но Тореза Сапорити осталась довольна.
– Наш маэстро ростом такой маленький, – сказала она Бондини, – а пишет такую величественную музыку.
Но тут к нему обратился Луиджи Басси – Дон-Жуан с настоятельной просьбой переписать его дуэт с Церлиной в сцене обольщения этой крестьянской девушки, заявив, что у него нет ни одной бравурной арии, а она ему совершенно необходима, раз уж композитор подарил такую донне Анне. Вольфгангу пришлось ни раз переписывать «La ci darem la mano» («Дай руку мне, красотка»), прежде чем Басси остался доволен дуэтом.
Басси исполнил свою партию с большим подъемом. На генеральной репетиции произошел такой случай: в сцене, где Дон-Жуан нападает на Церлину, синьора Бондини – Церлина никак не могла изобразить испуг и естественно взвизгнуть. Тогда Вольфганг попросил оркестр снова повторить эту сцену без него – он дирижировал на репетиции, – а сам тихонько пробрался за кулисы и в нужный момент так сильно схватил сзади Церлину, что та, не на шутку испугавшись, закричала на весь зал.
– Вот и прекрасно, – сказал композитор. – Это и требуется от вас в спектакле.
Все наконец, казалось, было готово, за исключением увертюры. Бондини чувствовал себя как на иголках – ни единого такта увертюры не написано, а премьера назначена на завтра!
После генеральной репетиции он сказал композитору, что премьеру придется отложить: как мог Моцарт так рисковать и затянуть с увертюрой до последнего момента!
– Да она у меня полностью в голове уже несколько недель, но мне необходимо было прослушать всю оперу с начала до конца, лишь теперь я могу взяться за увертюру. В ней должны найти отражение все главные темы оперы. Не волнуйтесь, я успею. Напишу ее сегодня ночью.
– Но ведь уже почти полночь! Даже если вы проработаете до утра, где взять время, чтобы сделать копии для оркестра?
– Прикажите переписчикам прийти в гостиницу ровно к семи часам, и они ее получат. – Вид у Бондини был такой несчастный, что Вольфгангу пришлось держаться с нарочитым спокойствием.
Вернувшись в гостиницу, он попросил жену приготовить какой-нибудь пунш, чтобы не заснуть над увертюрой. Вольфганг не сомневался, к утру он сумеет закончить. Музыка сложилась уже давно, нужны лишь кое-какие поправки, и потом ему хотелось послушать, как прозвучат сцены с Командором, прежде чем ввести его мелодии в увертюру. Теперь он знал, как это сделать. Усевшись за письменный стол, Вольфганг стал быстро покрывать нотными знаками бумагу. Но от выпитого пунша начала одолевать дремота. Чтобы не заснуть, Вольфганг велел Констанце рассказывать сказки. Так текло время, но борьба со сном вконец измотала его, и скоро на партитуре начали появляться кляксы.
– Ляг на кушетку и вздремни, – сказала Констанца, – через час я тебя разбужу.
Вольфганг спал крепко, и у Констанцы не хватило духу будить мужа, однако, проспав два часа, он вдруг сам проснулся. Было уже пять часов утра.
Вольфганг не стал бранить Констанцу и со свежими силами взялся за партитуру. Когда ровно в семь пришли переписчики, увертюра была готова.
Но у переписчиков дело пошло не так быстро, как у композитора, и в семь вечера, к началу представления, у музыкантов еще не было нот – никто в глаза не видел увертюру и своей партии не проигрывал. Бондини был вне себя от бешенства; переполненный зал волновался, и лишь появление капельмейстера Моцарта за дирижерским пультом, Моцарта, написавшего «Фигаро», успокоило публику. Вольфганг сказал оркестру, что ноты сейчас принесут, они уже в пути, и выразил уверенность, что музыканты смогут сыграть увертюру без репетиции. Это было сказано как комплимент, однако сам Вольфганг отнюдь не был уверен в успехе. Через несколько минут оркестровые партии были розданы музыкантам. Ни разу не репетированная увертюра «Дон-Жуана» началась.
В зале стояла напряженная тишина, а после окончания увертюры раздались громкие рукоплескания. Поднялся занавес, и, когда действие первого акта уже спокойно и уверенно развивалось на сцене, Вольфганг шепнул сидевшим поблизости музыкантам:
– В общем, увертюра сошла очень хорошо, хотя много нот, по-видимому, попадало под пюпитры.
Увертюра, торжественная, мужественная, исполненная драматизма, с первых же аккордов задала тон опере. Вдохновленная присутствием Вольфганга за дирижерским пультом труппа превзошла себя и в ансамблях поражала слаженностью. Когда окончился последний акт и занавес упал, разразилась бурная овация. Публика долго не отпускала артистов, аплодисменты все нарастали. Тогда Басси и Сапорити, взяв Вольфганга под руки, вывели его на авансцену, и он стоял там в одиночестве, а громкая овация все нарастала, сотрясая стены театра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205