Но не успели явиться ко двору, где Вольфгангу должны были указать, какую писать музыку, как в городе вспыхнула эпидемия оспы.
Через неделю стала известна еще одна печальная новость. Папа собрал их в тесной гостиной квартиры, которую они снимали в доме ювелира, и объявил:
– Эрцгерцогиня Мария Иозефа заболела оспой. Все приготовления к свадьбе отложены.
– Что же делать? – спросила Мама.
– Что делать! – сердито отозвался Папа. – Ждать, как все ждут!
Вскоре эрцгерцогиня умерла.
– Теперь никто не захочет приглашать детей, – сказал Папа. – Все боятся оспы.
– Еще бы не бояться! – возразила Мама. – Говорят, эпидемия все растет.
– Какая там эпидемия, отдельные случаи в домах, где редко чистят выгребные ямы.
– А ты не ошибаешься? – Анна Мария не могла преодолеть страх.
– Нет, не ошибаюсь. У тебя просто нервы не в порядке. На следующий день Анна Мария сказала Леопольду:
– У нашего хозяина заболел старший сын, наверное, оспа, к нему никого не пускают.
Леопольд не ответил, его терзали другие заботы.
Вольфгангу тоже нездоровилось. Голова горела, а руки были холодны как лед. Но скажи он об этом, и его тотчас увезут из Вены, а он не хотел уезжать. К тому же страшила мысль, что он опять заболел, разве не хватит с него страданий, перенесенных в прошлую поездку? Вольфганг сел упражняться за дорожный клавесин, хотя голова раскалывалась от боли, а руки совсем окоченели. Но едва он, с трудом шевеля пальцами, взял несколько аккордов, как хозяин попросил его прекратить игру: двое его младших детей тоже заболели и нуждались в покое. Это же хозяин сказал и Папе, когда тот попытался заглянуть к детям и посмотреть, что с ними: в детскую никого не пускали.
Папа навестил всех своих знакомых и всюду слышал одно: в Вене свирепствует оспа, особенно косит детей.
Оспой переболела половина всех детей в городе. Из них половина умерла, а половина выживших осталась изуродованной на всю жизнь.
Когда Леопольд узнал, что дети хозяина покрылись красными пятнами, они спешно покинули квартиру. Вольфгангу сделалось совсем плохо, и он пожаловался Папе. В отчаянии Леопольд увез семью в Брно, подальше от Вены. Но оспа пришла и в Брно. Тогда Моцарты выехали в Оломоуц, где у Леопольда среди знати были знакомые, в надежде, что там они окажутся в безопасности.
Однако из боязни заразы никто из оломоуцских аристократов не решился принять Моцартов. Все комнаты в лучших гостиницах были заняты состоятельными беженцами из Вены. Леопольд с трудом раздобыл комнату в убогой гостинице под названием «Черный орел». Но спасения не было. Лицо Вольфганга покрылось красными пятнами, он никого не узнавал.
Леопольд уложил сына в постель и, оставив на попечение дрожавших от ужаса Анны Марии и Наннерль, бросился за лекарем. Поиски оказались безуспешными. Оспа косила жителей Оломоуца, и все лекари были заняты. Леопольду страшно было возвращаться в гостиницу. За время его отсутствия лицо у Вольфганга распухло и красные пятна осыпали все тело.
«Неужели Папа не понимает, как мне плохо», – думал Вольфганг. Он ничего не видел. Он ослеп. Никогда больше он не сможет сочинять музыку. Пропали все его надежды, тьма поглотила чудесную единственную мечту его жизни. Ночь воцарилась навеки, и во тьме ему слышались жуткие завывания. Это были гарпии – они хотели, чтобы он слышал только самые отвратительные звуки.
После Папа рассказывал, что спасла сына лишь необычайная доброта графа Подстатского, декана кафедрального собора в Оломоуце, который, не боясь заразы, пригласил к себе в дом всю семью, позвал своего лекаря и окружил их всяческой заботой. Но Вольфганг знал, спасло его не это. Когда шум в голове стал невыносимым, он заставил себя вспомнить свою самую любимую вещь – сонату для клавесина Иоганна Кристиана, – и постепенно перед обманчиво простыми звуками сонаты, этим чудом изящества и мелодичности, шум отступил и боли прекратились. Нет, не все еще потеряно, если даже во мраке он мог слышать дивные гармонии, четкие, совершенные. Нет, не все!
Леопольд и Анна Мария опасались, не ослеп ли Вольфганг навсегда, но через девять дней он вдруг стал их узнавать.
Вольфганг спросил, что это за город и как давно они здесь живут, и, услышав ответ Папы, смолк, потрясенный тем, как долго он болел.
– Оспинок у тебя не останется, – заверил его Леопольд. – Были красные пятнышки, но они уже бледнеют.
– И жара у меня больше нет?
– Ну конечно, ты же выздоравливаешь.
– Скажите, Папа, неужели мне было так плохо?
– Ты нас напугал до смерти. – Леопольд улыбнулся – первая улыбка за время болезни Вольфганга. – Скоро ты опять начнешь играть и сочинять музыку.
– Если я не ослеп.
– Вот еще, ты же прекрасно видишь!
Вольфганг не поверил, он попросил ноты той самой сонаты, которая звучала у него в ушах в тяжелые минуты болезни, и принялся рассматривать их. Да, он запомнил сонату правильно, но не в этом дело – главное, он мог читать ноты. Значит Папа но обманул его. Он действительно видит. С этой мыслью Вольфганг заснул спокойным, делительным сном.
Леопольд и Анна Мария, обрадованные, долго стояли обнявшись и молили бога об одном: пусть эта болезнь будет последней.
23
Прошло несколько месяцев, прежде чем они были приняты при дворе императрицы. Леопольд почувствовал прилив уверенности, когда у входа в апартаменты Марии Терезии их встретил собственной персоной новый император Иосиф II и провел внутрь.
Узнав, что Вольфганг болел, Мария Терезия выразила сочувствие и порадовалась его выздоровлению. Но когда Леопольд сказал, сколь опечалены они смертью ее дочери, лицо императрицы омрачилось и на глазах появились слезы. Оспа была настоящим бедствием. Страшная болезнь унесла троих ее детей, двух невесток и дядю. Многие приходят в панику от одного слова «оспа», заметил Леопольд, однако заметно постаревшая императрица нахмурилась и сухо сказала:
– Бояться оспы неразумно, человек ведь не волен в своих болезнях.
– Вы совершенно правы, ваше величество, – поспешил ответить Леопольд и добавил: – Мы всецело в вашем распоряжении.
– Я слышала, ваш сын стал композитором.
– Тягаться с ним не под силу многим капельмейстерам. На лице Марии Терезии отразилось недоверие, по она только сказала:
– После смерти мужа вопросами музыки занимается мой сын.
Интересно, большой ли властью располагает Иосиф, подумал Леопольд. Одно дело быть избранным королем Римской империи и стать коронованным императором Германии, но куда труднее добиться полной власти при жизни столь деспотичной матери. Леопольд слышал, что Мария Терезия все еще тяжело переживает смерть мужа, однако продолжает сама вершить всеми государственными делами. Назначая сына регентом, она сумела сохранить за собой всю полноту власти. Даже теперь, выступая проповедницей строгого аскетизма в империи, она не жалела денег на расширение и украшение Шёнбрунна. С другой стороны, Мария Терезия никогда не интересовалась оперой. Может, конечно, сын поведет себя иначе, размышлял Леопольд. Он выжидающе посмотрел на нового императора, Иосифу едва можно было дать его двадцать семь лет.
– Господин Моцарт, – сказал император, – сочинения вашего сына пробудили у многих людей сомнения, сам ли он их писал.
– Так испытайте его, ваше величество! – не выдержал Леопольд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Через неделю стала известна еще одна печальная новость. Папа собрал их в тесной гостиной квартиры, которую они снимали в доме ювелира, и объявил:
– Эрцгерцогиня Мария Иозефа заболела оспой. Все приготовления к свадьбе отложены.
– Что же делать? – спросила Мама.
– Что делать! – сердито отозвался Папа. – Ждать, как все ждут!
Вскоре эрцгерцогиня умерла.
– Теперь никто не захочет приглашать детей, – сказал Папа. – Все боятся оспы.
– Еще бы не бояться! – возразила Мама. – Говорят, эпидемия все растет.
– Какая там эпидемия, отдельные случаи в домах, где редко чистят выгребные ямы.
– А ты не ошибаешься? – Анна Мария не могла преодолеть страх.
– Нет, не ошибаюсь. У тебя просто нервы не в порядке. На следующий день Анна Мария сказала Леопольду:
– У нашего хозяина заболел старший сын, наверное, оспа, к нему никого не пускают.
Леопольд не ответил, его терзали другие заботы.
Вольфгангу тоже нездоровилось. Голова горела, а руки были холодны как лед. Но скажи он об этом, и его тотчас увезут из Вены, а он не хотел уезжать. К тому же страшила мысль, что он опять заболел, разве не хватит с него страданий, перенесенных в прошлую поездку? Вольфганг сел упражняться за дорожный клавесин, хотя голова раскалывалась от боли, а руки совсем окоченели. Но едва он, с трудом шевеля пальцами, взял несколько аккордов, как хозяин попросил его прекратить игру: двое его младших детей тоже заболели и нуждались в покое. Это же хозяин сказал и Папе, когда тот попытался заглянуть к детям и посмотреть, что с ними: в детскую никого не пускали.
Папа навестил всех своих знакомых и всюду слышал одно: в Вене свирепствует оспа, особенно косит детей.
Оспой переболела половина всех детей в городе. Из них половина умерла, а половина выживших осталась изуродованной на всю жизнь.
Когда Леопольд узнал, что дети хозяина покрылись красными пятнами, они спешно покинули квартиру. Вольфгангу сделалось совсем плохо, и он пожаловался Папе. В отчаянии Леопольд увез семью в Брно, подальше от Вены. Но оспа пришла и в Брно. Тогда Моцарты выехали в Оломоуц, где у Леопольда среди знати были знакомые, в надежде, что там они окажутся в безопасности.
Однако из боязни заразы никто из оломоуцских аристократов не решился принять Моцартов. Все комнаты в лучших гостиницах были заняты состоятельными беженцами из Вены. Леопольд с трудом раздобыл комнату в убогой гостинице под названием «Черный орел». Но спасения не было. Лицо Вольфганга покрылось красными пятнами, он никого не узнавал.
Леопольд уложил сына в постель и, оставив на попечение дрожавших от ужаса Анны Марии и Наннерль, бросился за лекарем. Поиски оказались безуспешными. Оспа косила жителей Оломоуца, и все лекари были заняты. Леопольду страшно было возвращаться в гостиницу. За время его отсутствия лицо у Вольфганга распухло и красные пятна осыпали все тело.
«Неужели Папа не понимает, как мне плохо», – думал Вольфганг. Он ничего не видел. Он ослеп. Никогда больше он не сможет сочинять музыку. Пропали все его надежды, тьма поглотила чудесную единственную мечту его жизни. Ночь воцарилась навеки, и во тьме ему слышались жуткие завывания. Это были гарпии – они хотели, чтобы он слышал только самые отвратительные звуки.
После Папа рассказывал, что спасла сына лишь необычайная доброта графа Подстатского, декана кафедрального собора в Оломоуце, который, не боясь заразы, пригласил к себе в дом всю семью, позвал своего лекаря и окружил их всяческой заботой. Но Вольфганг знал, спасло его не это. Когда шум в голове стал невыносимым, он заставил себя вспомнить свою самую любимую вещь – сонату для клавесина Иоганна Кристиана, – и постепенно перед обманчиво простыми звуками сонаты, этим чудом изящества и мелодичности, шум отступил и боли прекратились. Нет, не все еще потеряно, если даже во мраке он мог слышать дивные гармонии, четкие, совершенные. Нет, не все!
Леопольд и Анна Мария опасались, не ослеп ли Вольфганг навсегда, но через девять дней он вдруг стал их узнавать.
Вольфганг спросил, что это за город и как давно они здесь живут, и, услышав ответ Папы, смолк, потрясенный тем, как долго он болел.
– Оспинок у тебя не останется, – заверил его Леопольд. – Были красные пятнышки, но они уже бледнеют.
– И жара у меня больше нет?
– Ну конечно, ты же выздоравливаешь.
– Скажите, Папа, неужели мне было так плохо?
– Ты нас напугал до смерти. – Леопольд улыбнулся – первая улыбка за время болезни Вольфганга. – Скоро ты опять начнешь играть и сочинять музыку.
– Если я не ослеп.
– Вот еще, ты же прекрасно видишь!
Вольфганг не поверил, он попросил ноты той самой сонаты, которая звучала у него в ушах в тяжелые минуты болезни, и принялся рассматривать их. Да, он запомнил сонату правильно, но не в этом дело – главное, он мог читать ноты. Значит Папа но обманул его. Он действительно видит. С этой мыслью Вольфганг заснул спокойным, делительным сном.
Леопольд и Анна Мария, обрадованные, долго стояли обнявшись и молили бога об одном: пусть эта болезнь будет последней.
23
Прошло несколько месяцев, прежде чем они были приняты при дворе императрицы. Леопольд почувствовал прилив уверенности, когда у входа в апартаменты Марии Терезии их встретил собственной персоной новый император Иосиф II и провел внутрь.
Узнав, что Вольфганг болел, Мария Терезия выразила сочувствие и порадовалась его выздоровлению. Но когда Леопольд сказал, сколь опечалены они смертью ее дочери, лицо императрицы омрачилось и на глазах появились слезы. Оспа была настоящим бедствием. Страшная болезнь унесла троих ее детей, двух невесток и дядю. Многие приходят в панику от одного слова «оспа», заметил Леопольд, однако заметно постаревшая императрица нахмурилась и сухо сказала:
– Бояться оспы неразумно, человек ведь не волен в своих болезнях.
– Вы совершенно правы, ваше величество, – поспешил ответить Леопольд и добавил: – Мы всецело в вашем распоряжении.
– Я слышала, ваш сын стал композитором.
– Тягаться с ним не под силу многим капельмейстерам. На лице Марии Терезии отразилось недоверие, по она только сказала:
– После смерти мужа вопросами музыки занимается мой сын.
Интересно, большой ли властью располагает Иосиф, подумал Леопольд. Одно дело быть избранным королем Римской империи и стать коронованным императором Германии, но куда труднее добиться полной власти при жизни столь деспотичной матери. Леопольд слышал, что Мария Терезия все еще тяжело переживает смерть мужа, однако продолжает сама вершить всеми государственными делами. Назначая сына регентом, она сумела сохранить за собой всю полноту власти. Даже теперь, выступая проповедницей строгого аскетизма в империи, она не жалела денег на расширение и украшение Шёнбрунна. С другой стороны, Мария Терезия никогда не интересовалась оперой. Может, конечно, сын поведет себя иначе, размышлял Леопольд. Он выжидающе посмотрел на нового императора, Иосифу едва можно было дать его двадцать семь лет.
– Господин Моцарт, – сказал император, – сочинения вашего сына пробудили у многих людей сомнения, сам ли он их писал.
– Так испытайте его, ваше величество! – не выдержал Леопольд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205