Вольфганг слышал немало ораторий и прекрасно помнил, как строится их музыка. Ему достаточно было один раз услышать какую-нибудь вещь, и он мог легко воспроизвести ее форму. И все же, когда за ним закрылись двери салона, где он должен был сочинять в обществе одного только лакея, у Леопольда было такое лицо, словно сына бросили в темницу.
Обстановка салона удручала Вольфганга. Правда, в комнате стоял стол, а степы украшали картины из истории Великого потопа, но клавесин был посредственный и общая атмосфера гнетущая.
Вольфганга скоро утомило однообразие оратории, и он с удовольствием принялся за арию для мужского сопрано. Постепенно он увлекся и даже взял партитуру с собой в кровать; во всем дворце ария была единственно дорогой и близкой ему вещью.
Как-то граф Арко наведался к нему узнать, как подвигается сочинение, но Вольфганг только пожал плечами. Они не доверяли ему, а он не доверял им.
Через несколько дней Вольфганг попросил лакея распахнуть окно. Никто, кроме графа Арко, не навещал его, а Вольфганг ненавидел одиночество. Одиночество порождало грусть, а грусть душила мысли. Но теперь, после того как с разрешения графа отворили все окна, стал слышен звон колоколов, голоса слуг, берущих воду из источника, стук подков о булыжную мостовую. Привычные звуки рождали мелодии. Он придал своей части оратории форму Генделя и содержание Эберлина. Его светлость останется доволен. Вольфганг предпочитал оратории Генделя всем другим, но его светлость больше любил музыку Эберлина. Желая удостовериться, что его мелодии можно петь, Вольфганг напевал их сам себе. Он по-прежнему недолюбливал свой голос, тонкий и пронзительный, но пел верно и под конец пришел к выводу, что сочинение вполне пригодно для соборного хора, который будет исполнять ораторию.
Через две недели Вольфганг сказал, что его часть закончена. Граф Арко изумился. Он никак не ожидал от ребенка, что тот так быстро справится с заданием. Почерк был детский, небрежный, и, увидев испещренные кляксами нотные листы, граф Арко решил, что перед ним просто мазня, которую нельзя играть. Желая увериться в этом, он отдал партитуру Лолли, но тот неохотно подтвердил, что первая часть вполне пригодна для исполнения. Затем граф показал ноты Гайдну, еще не закончившему свою часть, и тот сказал:
– Это заимствованная вещь. Чистый Эберлин.
– А ее можно исполнять?
– Думаю, что да. Но мальчику еще многому надо учиться.
– А вы в возрасте Вольфганга написали бы лучше? – Граф Арко отнюдь не собирался принимать чью-то сторону, но никуда но денешься – ребенок удивительный.
– Разве в этом дело?
– Для Вольфганга как раз в этом.
После исполнения оратории его светлость сказал Леопольду:
– Я рад, что ваш сын оказался достойным лестных отзывов, полученных нами из-за границы.
– Благодарю вас, ваша светлость. Мы молим бога, чтобы он помог нам заслужить ваше одобрение.
– Но если вы еще раз без моего разрешения затянете отпуск, я не буду столь снисходителен.
– Я ваш покорный слуга, ваша светлость. Шраттенбах развеселился. Неужели музыкант думает, что его так легко провести? Архиепископ чуть было не сказал Моцарту, что прекрасно понимает, чего стоят его лицемерные заверения в покорности, но одумался: не пристало ему снисходить до пререканий со слугой.
– Для нас большая честь, ваша светлость, принимать участие в праздновании вашей годовщины.
– Такая же честь, как выступать перед Людовиком XV? Или Георгом III?
– Большая, ваша светлость. Где бы пи выступали дети, наши мысли постоянно были о том, как бы заслужить ваше благорасположение и благословение.
Архиепископ удостоил его улыбки, но Леопольд увидел лишь холодный оскал. Затем его светлость удалился, и Леопольд, оставшись вдвоем с графом Арко, спросил:
– А в чем состоят мои обязанности, ваше сиятельство?
– Что вас интересует? У вас вполне достаточно обязанностей.
– Да, да, разумеется. – Вот только каких именно, недоумевал Леопольд.
– Надеюсь, вы по-прежнему остались искусным скрипачом. Его светлости нужны исполнители и учителя, а не гении. – Увидев, что музыкант поставлен на место, граф смягчился:
– Леопольд, иногда вы бываете чересчур напористы. Да, у вас необыкновенные дети, но ведь и у меня они необыкновенные, и одной дочери я уже лишился. Благодарите судьбу за то, что к вам она более снисходительна.
– Я благодарен судьбе, ваше сиятельство. Но вы ведь понимаете, дети действительно заслужили право выступать перед императрицей, перед Людовиком XV, перед Георгом III.
– Уж не подумываете ли вы о новой поездке? – удивился граф Арко.
– Ни в коем случае! По крайней мере, не сейчас. Но если, к примеру, через год императрица захочет вдруг послушать детей или потребует Вольфганга сочинить что-нибудь для нее, как отнесется к этому его светлость? Ведь это великая честь для Зальцбурга.
– Можно будет испросить еще один отпуск. Без оплаты, конечно. Но не следует забывать, что вы находитесь в услужении его светлости.
– Без оплаты?
– Вы получите деньги, как только снова приступите к исполнению своих обязанностей.
– В качестве вице-капельмейстера?
– Неужели, по-вашему, мы должны дать отставку Лолли, всегда готового к услугам его светлости?
Глубоко опечаленный, Леопольд стоял в полной растерянности. Как бы ни повернулись события, они всегда сумеют найти предлог, лишь бы не дать ему должность капельмейстера.
– На вашем месте я бы больше думал о карьере в Зальцбурге. У вас ведь здесь немало добрых друзей.
– Граф Арко, я искренне ценю все, что вы для меня сделали. Благодарю вас от всего сердца.
– Правда, цените, Леопольд?
– Как можно в этом сомневаться! Вольфганг говорил, что вы заглядывали к нему каждый день.
– Он прекрасный мальчик. Милый, ласковый, только немного упрямый, как и его отец. Будьте осмотрительны, особенно когда заметите, что он становится поперек дороги другим композиторам. Стоит им почувствовать в нем реальную угрозу, как они немедленно ополчатся против него, а то, что он ребенок, озлобит их еще больше. – Граф Арко протянул Леопольду золотую медаль для Вольфганга – подарок архиепископа за первую часть оратории.
Леопольд был разочарован – золота в медали оказалось всего на двенадцать дукатов, но Анне Марии подарок поправился, а Наннерль пожалела, что ей нельзя носить медаль вместо Вольфганга, которого больше заинтересовало поручение его светлости сочинить еще одно произведение.
22
Для его светлости Вольфганг написал пасхальную кантату, получившую высочайшее одобрение. Он сочинил две симфонии для князя фон Фюрстенберга, за которые ему заплатили. Переложил четыре сонаты Шоберта и Баха в концерты для клавесина и исполнил их в присутствии архиепископа, и тот заметил, что они достойны Гайдна. Но вершиной удачи был заказ, полученный в следующем году от Марии Терезии написать музыку для празднеств в честь бракосочетания ее дочери Марии Иозефы с неаполитанским королем Фердинандом. Вольфганг ощущал большой прилив сил, он отдохнул и жаждал новизны. И он готов был сочинить для императрицы все, что она пожелает, хорошо бы, правда, она остановила свой выбор на опере.
Папа получил отпуск на условиях, о которых его предупреждал граф Арко. Вся семья с нетерпением ждала поездки. Они выехали в Вену, полные радужных ожиданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Обстановка салона удручала Вольфганга. Правда, в комнате стоял стол, а степы украшали картины из истории Великого потопа, но клавесин был посредственный и общая атмосфера гнетущая.
Вольфганга скоро утомило однообразие оратории, и он с удовольствием принялся за арию для мужского сопрано. Постепенно он увлекся и даже взял партитуру с собой в кровать; во всем дворце ария была единственно дорогой и близкой ему вещью.
Как-то граф Арко наведался к нему узнать, как подвигается сочинение, но Вольфганг только пожал плечами. Они не доверяли ему, а он не доверял им.
Через несколько дней Вольфганг попросил лакея распахнуть окно. Никто, кроме графа Арко, не навещал его, а Вольфганг ненавидел одиночество. Одиночество порождало грусть, а грусть душила мысли. Но теперь, после того как с разрешения графа отворили все окна, стал слышен звон колоколов, голоса слуг, берущих воду из источника, стук подков о булыжную мостовую. Привычные звуки рождали мелодии. Он придал своей части оратории форму Генделя и содержание Эберлина. Его светлость останется доволен. Вольфганг предпочитал оратории Генделя всем другим, но его светлость больше любил музыку Эберлина. Желая удостовериться, что его мелодии можно петь, Вольфганг напевал их сам себе. Он по-прежнему недолюбливал свой голос, тонкий и пронзительный, но пел верно и под конец пришел к выводу, что сочинение вполне пригодно для соборного хора, который будет исполнять ораторию.
Через две недели Вольфганг сказал, что его часть закончена. Граф Арко изумился. Он никак не ожидал от ребенка, что тот так быстро справится с заданием. Почерк был детский, небрежный, и, увидев испещренные кляксами нотные листы, граф Арко решил, что перед ним просто мазня, которую нельзя играть. Желая увериться в этом, он отдал партитуру Лолли, но тот неохотно подтвердил, что первая часть вполне пригодна для исполнения. Затем граф показал ноты Гайдну, еще не закончившему свою часть, и тот сказал:
– Это заимствованная вещь. Чистый Эберлин.
– А ее можно исполнять?
– Думаю, что да. Но мальчику еще многому надо учиться.
– А вы в возрасте Вольфганга написали бы лучше? – Граф Арко отнюдь не собирался принимать чью-то сторону, но никуда но денешься – ребенок удивительный.
– Разве в этом дело?
– Для Вольфганга как раз в этом.
После исполнения оратории его светлость сказал Леопольду:
– Я рад, что ваш сын оказался достойным лестных отзывов, полученных нами из-за границы.
– Благодарю вас, ваша светлость. Мы молим бога, чтобы он помог нам заслужить ваше одобрение.
– Но если вы еще раз без моего разрешения затянете отпуск, я не буду столь снисходителен.
– Я ваш покорный слуга, ваша светлость. Шраттенбах развеселился. Неужели музыкант думает, что его так легко провести? Архиепископ чуть было не сказал Моцарту, что прекрасно понимает, чего стоят его лицемерные заверения в покорности, но одумался: не пристало ему снисходить до пререканий со слугой.
– Для нас большая честь, ваша светлость, принимать участие в праздновании вашей годовщины.
– Такая же честь, как выступать перед Людовиком XV? Или Георгом III?
– Большая, ваша светлость. Где бы пи выступали дети, наши мысли постоянно были о том, как бы заслужить ваше благорасположение и благословение.
Архиепископ удостоил его улыбки, но Леопольд увидел лишь холодный оскал. Затем его светлость удалился, и Леопольд, оставшись вдвоем с графом Арко, спросил:
– А в чем состоят мои обязанности, ваше сиятельство?
– Что вас интересует? У вас вполне достаточно обязанностей.
– Да, да, разумеется. – Вот только каких именно, недоумевал Леопольд.
– Надеюсь, вы по-прежнему остались искусным скрипачом. Его светлости нужны исполнители и учителя, а не гении. – Увидев, что музыкант поставлен на место, граф смягчился:
– Леопольд, иногда вы бываете чересчур напористы. Да, у вас необыкновенные дети, но ведь и у меня они необыкновенные, и одной дочери я уже лишился. Благодарите судьбу за то, что к вам она более снисходительна.
– Я благодарен судьбе, ваше сиятельство. Но вы ведь понимаете, дети действительно заслужили право выступать перед императрицей, перед Людовиком XV, перед Георгом III.
– Уж не подумываете ли вы о новой поездке? – удивился граф Арко.
– Ни в коем случае! По крайней мере, не сейчас. Но если, к примеру, через год императрица захочет вдруг послушать детей или потребует Вольфганга сочинить что-нибудь для нее, как отнесется к этому его светлость? Ведь это великая честь для Зальцбурга.
– Можно будет испросить еще один отпуск. Без оплаты, конечно. Но не следует забывать, что вы находитесь в услужении его светлости.
– Без оплаты?
– Вы получите деньги, как только снова приступите к исполнению своих обязанностей.
– В качестве вице-капельмейстера?
– Неужели, по-вашему, мы должны дать отставку Лолли, всегда готового к услугам его светлости?
Глубоко опечаленный, Леопольд стоял в полной растерянности. Как бы ни повернулись события, они всегда сумеют найти предлог, лишь бы не дать ему должность капельмейстера.
– На вашем месте я бы больше думал о карьере в Зальцбурге. У вас ведь здесь немало добрых друзей.
– Граф Арко, я искренне ценю все, что вы для меня сделали. Благодарю вас от всего сердца.
– Правда, цените, Леопольд?
– Как можно в этом сомневаться! Вольфганг говорил, что вы заглядывали к нему каждый день.
– Он прекрасный мальчик. Милый, ласковый, только немного упрямый, как и его отец. Будьте осмотрительны, особенно когда заметите, что он становится поперек дороги другим композиторам. Стоит им почувствовать в нем реальную угрозу, как они немедленно ополчатся против него, а то, что он ребенок, озлобит их еще больше. – Граф Арко протянул Леопольду золотую медаль для Вольфганга – подарок архиепископа за первую часть оратории.
Леопольд был разочарован – золота в медали оказалось всего на двенадцать дукатов, но Анне Марии подарок поправился, а Наннерль пожалела, что ей нельзя носить медаль вместо Вольфганга, которого больше заинтересовало поручение его светлости сочинить еще одно произведение.
22
Для его светлости Вольфганг написал пасхальную кантату, получившую высочайшее одобрение. Он сочинил две симфонии для князя фон Фюрстенберга, за которые ему заплатили. Переложил четыре сонаты Шоберта и Баха в концерты для клавесина и исполнил их в присутствии архиепископа, и тот заметил, что они достойны Гайдна. Но вершиной удачи был заказ, полученный в следующем году от Марии Терезии написать музыку для празднеств в честь бракосочетания ее дочери Марии Иозефы с неаполитанским королем Фердинандом. Вольфганг ощущал большой прилив сил, он отдохнул и жаждал новизны. И он готов был сочинить для императрицы все, что она пожелает, хорошо бы, правда, она остановила свой выбор на опере.
Папа получил отпуск на условиях, о которых его предупреждал граф Арко. Вся семья с нетерпением ждала поездки. Они выехали в Вену, полные радужных ожиданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205