Богатство его отделки скорее отталкивало, чем привлекало. Обилие позолоченных и золотых украшений угнетало.
Перемена, происшедшая в императрице, поразила его. Всего пять лет прошло с их последней встречи, а постарела Мария Терезия лет на десять. Она щурилась через лорнет. Лицо ее пожелтело и обрюзгло. Императрица до безобразия растолстела, и уже ничто не напоминало о ее прежней красоте.
Мария Терезия, видно, страдает от ревматизма, подумал Леопольд, так неловки и неуклюжи все ее движения, а может, у нее и водянка, отекла она изрядно. Вдовий траур, который она не снимала со дня смерти мужа, еще более подчеркивал мрачное выражение ее лица.
Она сделала им знак подойти поближе, и Леопольд заметил висящую у императрицы на поясе сумку с бумагами. Сначала он решил было, что это государственные бумаги, но потом заметил, что это всего лишь ее письма к детям.
Одно письмо особенно не давало покоя Марии Терезии. Огорченная поведением Марии Антуанетты, она без конца обдумывала свой ответ дочери. От посланников в Версале, направленных туда специально, чтобы следить за дочерью, она много наслушалась об опасной враждебности, проявляемой Марией Антуанеттой к нынешней любовнице Людовика XV госпоже Дюбарри, о сумасбродствах и легкомыслии дочери и считала своим долгом предупредить ее: «…если ты не станешь вести себя более сдержанно и осторожно, с тобой может случиться большая беда, по тогда уже будет поздно».
И вот теперь ни с того ни с сего приходится урывать свое драгоценное время для этих Моцартов, которые немногим лучше бродяг и, конечно, пришли о чем-нибудь клянчить. Но Мария Терезия никогда никому не отказывала в аудиенции и гордилась этим. И к тому же интересно посмотреть, остался ли мальчик таким же заморышем или подрос?
– Рассмотрев их через лорнет, Мария Терезия сказала:
– Господин Моцарт, ваш сын выглядит бледным и хилым. Бесконечные поездки измучили его. Вы слишком многого от него требуете.
– Ваше величество, Вольфганг никому ни в чем не уступит. Даже Глюку.
– Вот как? Но ведь он еще ребенок. Посмотрите, какой он маленький!
– Однако его оперы не назовешь маленькими. Ваше величество, если господин Гассман не сможет справляться со своими обязанностями, Вольфганг будет счастлив служить вам.
– Вам следует обратиться к императору. Это по его части.
– Могу ли я поговорить с ним, ваше величество? Он всегда был добр к нам.
– Он в Польше.
Светским тоном, чтобы скрыть свое разочарование, Леопольд сказал:
– Ваше величество, вы можете гордиться тем, как император Иосиф разрешил польский вопрос.
Мария Терезия сидела сгорбившись, тяжело дыша. Но, заметив жалость во взгляде Леопольда, подтянулась и высокомерно произнесла:
– Пришлось забрать эти земли, чтобы оградить империю от России и Пруссии. Только так нам удалось предотвратить войну.
– Должно быть, это потребовало от вас немалых усилий, ваше величество?
– Да! – Она переменила тему. – Вы видели в Италии моих сыновей. Как они? Здоровы? Я поддерживаю отношения с детьми лишь с помощью переписки. Мои обязанности привязывают меня к Вене. Таков уж мой удел.
– Они здоровы, ваше величество. Оба были весьма милостивы к нам.
– Очень тяжело примириться с тем, что дети покидают нас, один за другим.
– Ваша дочь Мария Антуанетта отнеслась к нам с большой добротой, – сказал Вольфганг.
– Давно это было? – Мария Терезия забыла о том времени.
– Вольфганг был тогда еще ребенком, ваше величество, и вы держали его на коленях.
Вольфганг не хотел вспоминать о том времени, когда Мария Терезия держала его на коленях, но он не забыл красоты и очарования Марии Антуанетты.
– Она показывала мне Шёнбрунн, ваше величество.
– Моя дочь была тогда девочкой. Вам повезло, господин Моцарт, наш сын остался с нами, а мои сыновья рассеяны по всему свету.
– Мы благодарны вам за вашу доброту, ваше величество. И очень надеемся, что, если бедный господин Гассман покинет нас, вы не забудете о Вольфганге.
Императрица встала, показывая, что аудиенция окончена.
– Очень милостиво с вашей стороны было принять нас, в те величество.
Вольфганг этого не думал. Он сомневался, действительно ли Мария Терезия их добрый друг, как утверждал Папа. Чтобы сохранить равновесие, она ухватилась за высокое кресло, видно, у нее уже давно не гнется спина, догадался Вольфганг.
Они пятились к дверям Миллионного зала, не отводя глаз от Марии Терезии. Такой Вольфганг запомнил ее навсегда: суровая правительница, способная хорошо относиться к человеку лишь в том случае, если это не требовало от нее никаких затрат или если человек этот – ребенок, предпочтительно ее собственный.
Леопольд несколько примирился с судьбой, когда его пригласили дирижировать мессой Вольфганга «Dominicus» («Доминикус») в церкви Ам Гоф. Это была большая честь. Иезуитская церковь, старинная и знаменитая, находилась рядом с дворцом Коллальто, где Вольфганг играл в свой первый приезд в Вену. Дирижируя произведением сына, Леопольд позабыл о ревматизме; он чувствовал, что успешно справился с почетной задачей, потому что Вольфганг обнял его потом и ласково пошутил:
– После боженьки идет Папочка.
Концерт состоялся весьма своевременно – через три недели буллой Клемента XIV иезуиты были изгнаны из всех владений Габсбургов.
Через месяц Колоредо вернулся в Зальцбург, а вслед за ним вернулся Леопольд. Узнав, что Мария Терезия неплохо пополнила имперскую казну за счет иезуитского имущества, архиепископ тут же последовал ее примеру.
Это показалось забавным Леопольду, и он сказал Шахтнеру, которого пригласил к себе на новую квартиру, чтобы разузнать, не рассержен ли Колоредо его отлучкой:
– А архиепископ знает, как добывать деньги.
– Его отец – один из главных советников Марии Терезии. С кого же ему брать пример!
– И вы это одобряете? – Шахтнер был вольнодумцем, и у него, как и у Леопольда, среди иезуитов имелись друзья – тот же Буллингер, например.
– Запрещение Ордена не прошло, видно, даром для архиепископа. Он страдает поносом с самого возвращения из Вены.
– Что же его так расстроило?
– Сменится папа – и иезуиты вновь окажутся в фаворе. Ведь их изгнали только из политических соображений. Ну как, Мария Терезия пообещала вам что-нибудь?
– Что вы имеете в виду? – Леопольд смутился.
– Все в Зальцбурге знают, что Гассман тяжело болен и скоро двору потребуется новый капельмейстер. Иначе зачем вам было добиваться аудиенции у Марии Терезии?
– Дураки везде дураки, а в Зальцбурге особенно.
– И тем не менее вы просили место для Вольфганга? Разве не так?
– Правда то, что в Зальцбурге многие страдают не только поносом, но и словесным недержанием, а если оба вида вместе – это становится опасно. Колоредо ничего не говорил по поводу моего отсутствия?
– Он был слишком занят иезуитами.
– Лучше бы он занялся вопросом стоимости жизни. Цены баснословно растут, неизвестно, как мы сумеем прожить на свое маленькое жалованье. Нам придется просить подаяние.
– Леопольд, вам пообещали что-нибудь в Вене?
– Полагаю, всевышний готовит нам иную судьбу.
– Без сомнения. – В голосе Шахтнера звучала насмешка.
Леопольд сказал более мягко:
– Мы с Анной Марией сочтем за честь, если вы согласитесь быть гостем на нашей серебряной свадьбе.
– С радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Перемена, происшедшая в императрице, поразила его. Всего пять лет прошло с их последней встречи, а постарела Мария Терезия лет на десять. Она щурилась через лорнет. Лицо ее пожелтело и обрюзгло. Императрица до безобразия растолстела, и уже ничто не напоминало о ее прежней красоте.
Мария Терезия, видно, страдает от ревматизма, подумал Леопольд, так неловки и неуклюжи все ее движения, а может, у нее и водянка, отекла она изрядно. Вдовий траур, который она не снимала со дня смерти мужа, еще более подчеркивал мрачное выражение ее лица.
Она сделала им знак подойти поближе, и Леопольд заметил висящую у императрицы на поясе сумку с бумагами. Сначала он решил было, что это государственные бумаги, но потом заметил, что это всего лишь ее письма к детям.
Одно письмо особенно не давало покоя Марии Терезии. Огорченная поведением Марии Антуанетты, она без конца обдумывала свой ответ дочери. От посланников в Версале, направленных туда специально, чтобы следить за дочерью, она много наслушалась об опасной враждебности, проявляемой Марией Антуанеттой к нынешней любовнице Людовика XV госпоже Дюбарри, о сумасбродствах и легкомыслии дочери и считала своим долгом предупредить ее: «…если ты не станешь вести себя более сдержанно и осторожно, с тобой может случиться большая беда, по тогда уже будет поздно».
И вот теперь ни с того ни с сего приходится урывать свое драгоценное время для этих Моцартов, которые немногим лучше бродяг и, конечно, пришли о чем-нибудь клянчить. Но Мария Терезия никогда никому не отказывала в аудиенции и гордилась этим. И к тому же интересно посмотреть, остался ли мальчик таким же заморышем или подрос?
– Рассмотрев их через лорнет, Мария Терезия сказала:
– Господин Моцарт, ваш сын выглядит бледным и хилым. Бесконечные поездки измучили его. Вы слишком многого от него требуете.
– Ваше величество, Вольфганг никому ни в чем не уступит. Даже Глюку.
– Вот как? Но ведь он еще ребенок. Посмотрите, какой он маленький!
– Однако его оперы не назовешь маленькими. Ваше величество, если господин Гассман не сможет справляться со своими обязанностями, Вольфганг будет счастлив служить вам.
– Вам следует обратиться к императору. Это по его части.
– Могу ли я поговорить с ним, ваше величество? Он всегда был добр к нам.
– Он в Польше.
Светским тоном, чтобы скрыть свое разочарование, Леопольд сказал:
– Ваше величество, вы можете гордиться тем, как император Иосиф разрешил польский вопрос.
Мария Терезия сидела сгорбившись, тяжело дыша. Но, заметив жалость во взгляде Леопольда, подтянулась и высокомерно произнесла:
– Пришлось забрать эти земли, чтобы оградить империю от России и Пруссии. Только так нам удалось предотвратить войну.
– Должно быть, это потребовало от вас немалых усилий, ваше величество?
– Да! – Она переменила тему. – Вы видели в Италии моих сыновей. Как они? Здоровы? Я поддерживаю отношения с детьми лишь с помощью переписки. Мои обязанности привязывают меня к Вене. Таков уж мой удел.
– Они здоровы, ваше величество. Оба были весьма милостивы к нам.
– Очень тяжело примириться с тем, что дети покидают нас, один за другим.
– Ваша дочь Мария Антуанетта отнеслась к нам с большой добротой, – сказал Вольфганг.
– Давно это было? – Мария Терезия забыла о том времени.
– Вольфганг был тогда еще ребенком, ваше величество, и вы держали его на коленях.
Вольфганг не хотел вспоминать о том времени, когда Мария Терезия держала его на коленях, но он не забыл красоты и очарования Марии Антуанетты.
– Она показывала мне Шёнбрунн, ваше величество.
– Моя дочь была тогда девочкой. Вам повезло, господин Моцарт, наш сын остался с нами, а мои сыновья рассеяны по всему свету.
– Мы благодарны вам за вашу доброту, ваше величество. И очень надеемся, что, если бедный господин Гассман покинет нас, вы не забудете о Вольфганге.
Императрица встала, показывая, что аудиенция окончена.
– Очень милостиво с вашей стороны было принять нас, в те величество.
Вольфганг этого не думал. Он сомневался, действительно ли Мария Терезия их добрый друг, как утверждал Папа. Чтобы сохранить равновесие, она ухватилась за высокое кресло, видно, у нее уже давно не гнется спина, догадался Вольфганг.
Они пятились к дверям Миллионного зала, не отводя глаз от Марии Терезии. Такой Вольфганг запомнил ее навсегда: суровая правительница, способная хорошо относиться к человеку лишь в том случае, если это не требовало от нее никаких затрат или если человек этот – ребенок, предпочтительно ее собственный.
Леопольд несколько примирился с судьбой, когда его пригласили дирижировать мессой Вольфганга «Dominicus» («Доминикус») в церкви Ам Гоф. Это была большая честь. Иезуитская церковь, старинная и знаменитая, находилась рядом с дворцом Коллальто, где Вольфганг играл в свой первый приезд в Вену. Дирижируя произведением сына, Леопольд позабыл о ревматизме; он чувствовал, что успешно справился с почетной задачей, потому что Вольфганг обнял его потом и ласково пошутил:
– После боженьки идет Папочка.
Концерт состоялся весьма своевременно – через три недели буллой Клемента XIV иезуиты были изгнаны из всех владений Габсбургов.
Через месяц Колоредо вернулся в Зальцбург, а вслед за ним вернулся Леопольд. Узнав, что Мария Терезия неплохо пополнила имперскую казну за счет иезуитского имущества, архиепископ тут же последовал ее примеру.
Это показалось забавным Леопольду, и он сказал Шахтнеру, которого пригласил к себе на новую квартиру, чтобы разузнать, не рассержен ли Колоредо его отлучкой:
– А архиепископ знает, как добывать деньги.
– Его отец – один из главных советников Марии Терезии. С кого же ему брать пример!
– И вы это одобряете? – Шахтнер был вольнодумцем, и у него, как и у Леопольда, среди иезуитов имелись друзья – тот же Буллингер, например.
– Запрещение Ордена не прошло, видно, даром для архиепископа. Он страдает поносом с самого возвращения из Вены.
– Что же его так расстроило?
– Сменится папа – и иезуиты вновь окажутся в фаворе. Ведь их изгнали только из политических соображений. Ну как, Мария Терезия пообещала вам что-нибудь?
– Что вы имеете в виду? – Леопольд смутился.
– Все в Зальцбурге знают, что Гассман тяжело болен и скоро двору потребуется новый капельмейстер. Иначе зачем вам было добиваться аудиенции у Марии Терезии?
– Дураки везде дураки, а в Зальцбурге особенно.
– И тем не менее вы просили место для Вольфганга? Разве не так?
– Правда то, что в Зальцбурге многие страдают не только поносом, но и словесным недержанием, а если оба вида вместе – это становится опасно. Колоредо ничего не говорил по поводу моего отсутствия?
– Он был слишком занят иезуитами.
– Лучше бы он занялся вопросом стоимости жизни. Цены баснословно растут, неизвестно, как мы сумеем прожить на свое маленькое жалованье. Нам придется просить подаяние.
– Леопольд, вам пообещали что-нибудь в Вене?
– Полагаю, всевышний готовит нам иную судьбу.
– Без сомнения. – В голосе Шахтнера звучала насмешка.
Леопольд сказал более мягко:
– Мы с Анной Марией сочтем за честь, если вы согласитесь быть гостем на нашей серебряной свадьбе.
– С радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205