и
потому для него невозможно участие в них. Насилие государственное
уничтожится не внешними средствами, а только сознанием пробудившихся к
истине людей.
Может быть, что для прежнего состояния людей было нужно государственное
насилие, может быть, оно нужно еще и теперь, но люди не могут не видеть, не
предвидеть того состояния, при котором насилие может только мешать мирной
жизни людей. А видя и предвидя это, люди не могут не стремиться к
осуществлению такого порядка. Средство осуществления такого порядка есть
внутреннее совершенствование и неучастие в насилии.
"Но как же жить без правительства, без власти? Никогда люди не жили так",
скажут на это.
Люди так привыкли к этой государственной форме, в которой они живут, что
она кажется им неизбежной, всегдашней формой жизни человечества. Но это
только кажется: жили и живут люди и вне государственной формы. Жили и живут
так теперь все дикие народы, не дошедшие до того, что называется
цивилизацией; живут так и люди, ставшие в своем понимании смысла жизни выше
цивилизации: живут и в Европе, и в Америке, и в особенности в России
христианские общины, отказавшиеся от правительства, не нуждающиеся в нем и
только неизбежно терпящие его вмешательство.
Государственная форма есть временная, но никак не постоянная форма жизни
человечества. Как жизнь одного человека не неподвижна, а постоянно
изменяется, подвигается, совершенствуется, так не переставая изменяется,
подвигается, совершенствуется жизнь и всего человечества. Каждый отдельный
человек когда-то сосал грудь, играл в игрушки, учился, работал, женился,
воспитывал детей, освобождался от страстей, умудрялся к старости. Точно так
же умудряется и совершенствуется и жизнь народов, только не годами, как для
человека, а веками, тысячелетиями. И как для человека главные изменения
совершаются в области духовной, невидимой, так и в человечестве главные
изменения совершаются прежде всего в невидимой области, в его религиозном
сознании.
И как изменения эти для отдельного человека совершаются так постепенно, что
никогда нельзя указать тот час, день, месяц, когда ребенок перестал быть
ребенком, а стал юношей, и юноша мужем, а между тем мы всегда безошибочно
знаем, когда переходы эти уже совершились, так точно мы и не можем никогда
указать на те годы, когда человечество или известная часть его пережила
один религиозный возраст и вступило в другой, следующий; но так же, как мы
знаем про бывшего ребенка, что он стал юношей, мы знаем и про человечество
или часть его, что оно пережило один и вступило в другой, высший,
религиозный возраст, когда переход этот уже совершился.
Такой переход от одного возраста человечества к другому совершился в наше
время в жизни народов христианского мира.
Мы не знаем того часа, когда ребенок стал юношей, но знаем, что бывший
ребенок уже не может играть в игрушки; так же мы не можем назвать того
года, десятилетия даже, во время которого люди христианского мира выросли
из прежней формы жизни и перешли в другой, определяемый их религиозным
сознанием, возраст, но не можем не знать, не видеть того, что люди
христианского мира уже не могут серьезно играть в завоевания, в свидания
монархов, в дипломатические хитрости, в конституции, с своими палатами и
думами, в социал-революционные, демократические, анархические партии и
революции, а главное, не могут делать всех этих дел, основывая их на
насилии.
Особенно это заметно теперь у нас в России, с внешним изменением
государственного устройства. Серьезно мыслящие русские люди не могут уже не
испытывать теперь по отношению всех введенных новых форм управления нечто
вроде того, как если бы взрослому человеку подарили новую, не бывшую у него
во время детства, игрушку. Как ни нова и интересна игрушка, она не нужна
ему, и он только с улыбкой может глядеть на нее. Так это у нас, в России, и
для всех мыслящих людей и для большой массы народа с нашей конституцией,
думой и разными революционными союзами и партиями. Ведь не могут же русские
люди нашего времени - я думаю, что не ошибаясь скажу, чующие уже, хотя и в
неясном виде, сущность истинного учения Христа,- серьезно верить в то, что
призвание человека в этом мире состоит в том, чтобы данный ему короткий
промежуток времени между рождением и смертью употребить на то, чтобы
говорить речи в палатах, или собраниях товарищей социалистов, или в судах,
судить своих ближних, ловить, запирать, убивать их, или кидать в них бомбы,
или отбирать у них земли, или заботиться о том, чтобы Финляндия, Индия,
Польша, Корея были бы присоединены к тому, что называется Россией, Англией,
Пруссией, Японией, или о том, чтобы освободить насилием эти земли " быть
для того готовым к массовым убийствам друг друга. Не может человек нашего
времени не сознавать в глубине души всего безумия такой деятельности.
Ведь мы не видим всего ужаса, несвойственности человеческой природе той
жизни, которую мы ведем, только потому, что все те ужасы, в среде которых
мы спокойно живем, наступали так постепенно, что мы не замечали их. Мне
довелось в своей жизни видеть заброшенного старика в самом ужасном
положении: черви кишели в его теле, он не мог двинуться без страдания ни
одним членом, и он не замечал всего ужаса своего положения, так незаметно
он пришел к нему, он только просил чайку и сахарцу. То же и мы в нашей
жизни: мы не видим всего ее ужаса только потому, что незаметными шажками
пришли к своему положению и, как тот старик, не замечаем всего ужаса его и
только радуемся на новые кинематографы и автомобили, как тот радовался на
чаи и сахар. Не говоря уже о том, что нет никакого вероятия, что
уничтожение несвойственного человеческой разумной и любовной природе
насилия человека над человеком не улучшило бы, а ухудшило положение людей,
не говоря уже об этом, теперешнее положение общества так ужасно дурно, что
трудно себе представить положение хуже.
И потому вопрос о том: могут ли люди жить без правительства, не только не
страшен, каким хотят представить его защитники существующего строя, а
только смешон, как был бы смешон обращенный к истязаемому человеку вопрос о
том, как он будет жить, когда его перестанут мучить.
Люди, находящиеся в исключительно выгодном положении, вследствие
существования государственного устройства, представляют себе жизнь людей
без государственной власти в виде величайшей неурядицы, борьбы всех против
всех, точно как будто говорится о сожитии не только животных (животные
живут мирно без государственного насилия), а каких-то ужасных существ,
руководимых в своей деятельности только ненавистью и безумием. Но
представляют они себе людей такими только потому, что приписывают людям те
противные их существу свойства, которые воспитаны тем самым государственным
устройством, в которое они сложились и которое они, несмотря на то, что оно
очевидно не нужно и только вредно, продолжают поддерживать.
И потому на вопрос о том, какая будет жизнь без власти, без правительства?
ответ может быть только один - тот, что наверное не будет всего того зла,
которое производит правительство: не будет земельной собственности, не
будет податей, употребляемых на ненужные народу дела, не будет разделений
народов, порабощения одних другими, не будет поглощения лучших сил народов
на приготовление к войнам, не будет страха - с одной стороны, бомб, с
другой - виселиц, не будет безумной роскоши одних и еще более безумной
нищеты других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
потому для него невозможно участие в них. Насилие государственное
уничтожится не внешними средствами, а только сознанием пробудившихся к
истине людей.
Может быть, что для прежнего состояния людей было нужно государственное
насилие, может быть, оно нужно еще и теперь, но люди не могут не видеть, не
предвидеть того состояния, при котором насилие может только мешать мирной
жизни людей. А видя и предвидя это, люди не могут не стремиться к
осуществлению такого порядка. Средство осуществления такого порядка есть
внутреннее совершенствование и неучастие в насилии.
"Но как же жить без правительства, без власти? Никогда люди не жили так",
скажут на это.
Люди так привыкли к этой государственной форме, в которой они живут, что
она кажется им неизбежной, всегдашней формой жизни человечества. Но это
только кажется: жили и живут люди и вне государственной формы. Жили и живут
так теперь все дикие народы, не дошедшие до того, что называется
цивилизацией; живут так и люди, ставшие в своем понимании смысла жизни выше
цивилизации: живут и в Европе, и в Америке, и в особенности в России
христианские общины, отказавшиеся от правительства, не нуждающиеся в нем и
только неизбежно терпящие его вмешательство.
Государственная форма есть временная, но никак не постоянная форма жизни
человечества. Как жизнь одного человека не неподвижна, а постоянно
изменяется, подвигается, совершенствуется, так не переставая изменяется,
подвигается, совершенствуется жизнь и всего человечества. Каждый отдельный
человек когда-то сосал грудь, играл в игрушки, учился, работал, женился,
воспитывал детей, освобождался от страстей, умудрялся к старости. Точно так
же умудряется и совершенствуется и жизнь народов, только не годами, как для
человека, а веками, тысячелетиями. И как для человека главные изменения
совершаются в области духовной, невидимой, так и в человечестве главные
изменения совершаются прежде всего в невидимой области, в его религиозном
сознании.
И как изменения эти для отдельного человека совершаются так постепенно, что
никогда нельзя указать тот час, день, месяц, когда ребенок перестал быть
ребенком, а стал юношей, и юноша мужем, а между тем мы всегда безошибочно
знаем, когда переходы эти уже совершились, так точно мы и не можем никогда
указать на те годы, когда человечество или известная часть его пережила
один религиозный возраст и вступило в другой, следующий; но так же, как мы
знаем про бывшего ребенка, что он стал юношей, мы знаем и про человечество
или часть его, что оно пережило один и вступило в другой, высший,
религиозный возраст, когда переход этот уже совершился.
Такой переход от одного возраста человечества к другому совершился в наше
время в жизни народов христианского мира.
Мы не знаем того часа, когда ребенок стал юношей, но знаем, что бывший
ребенок уже не может играть в игрушки; так же мы не можем назвать того
года, десятилетия даже, во время которого люди христианского мира выросли
из прежней формы жизни и перешли в другой, определяемый их религиозным
сознанием, возраст, но не можем не знать, не видеть того, что люди
христианского мира уже не могут серьезно играть в завоевания, в свидания
монархов, в дипломатические хитрости, в конституции, с своими палатами и
думами, в социал-революционные, демократические, анархические партии и
революции, а главное, не могут делать всех этих дел, основывая их на
насилии.
Особенно это заметно теперь у нас в России, с внешним изменением
государственного устройства. Серьезно мыслящие русские люди не могут уже не
испытывать теперь по отношению всех введенных новых форм управления нечто
вроде того, как если бы взрослому человеку подарили новую, не бывшую у него
во время детства, игрушку. Как ни нова и интересна игрушка, она не нужна
ему, и он только с улыбкой может глядеть на нее. Так это у нас, в России, и
для всех мыслящих людей и для большой массы народа с нашей конституцией,
думой и разными революционными союзами и партиями. Ведь не могут же русские
люди нашего времени - я думаю, что не ошибаясь скажу, чующие уже, хотя и в
неясном виде, сущность истинного учения Христа,- серьезно верить в то, что
призвание человека в этом мире состоит в том, чтобы данный ему короткий
промежуток времени между рождением и смертью употребить на то, чтобы
говорить речи в палатах, или собраниях товарищей социалистов, или в судах,
судить своих ближних, ловить, запирать, убивать их, или кидать в них бомбы,
или отбирать у них земли, или заботиться о том, чтобы Финляндия, Индия,
Польша, Корея были бы присоединены к тому, что называется Россией, Англией,
Пруссией, Японией, или о том, чтобы освободить насилием эти земли " быть
для того готовым к массовым убийствам друг друга. Не может человек нашего
времени не сознавать в глубине души всего безумия такой деятельности.
Ведь мы не видим всего ужаса, несвойственности человеческой природе той
жизни, которую мы ведем, только потому, что все те ужасы, в среде которых
мы спокойно живем, наступали так постепенно, что мы не замечали их. Мне
довелось в своей жизни видеть заброшенного старика в самом ужасном
положении: черви кишели в его теле, он не мог двинуться без страдания ни
одним членом, и он не замечал всего ужаса своего положения, так незаметно
он пришел к нему, он только просил чайку и сахарцу. То же и мы в нашей
жизни: мы не видим всего ее ужаса только потому, что незаметными шажками
пришли к своему положению и, как тот старик, не замечаем всего ужаса его и
только радуемся на новые кинематографы и автомобили, как тот радовался на
чаи и сахар. Не говоря уже о том, что нет никакого вероятия, что
уничтожение несвойственного человеческой разумной и любовной природе
насилия человека над человеком не улучшило бы, а ухудшило положение людей,
не говоря уже об этом, теперешнее положение общества так ужасно дурно, что
трудно себе представить положение хуже.
И потому вопрос о том: могут ли люди жить без правительства, не только не
страшен, каким хотят представить его защитники существующего строя, а
только смешон, как был бы смешон обращенный к истязаемому человеку вопрос о
том, как он будет жить, когда его перестанут мучить.
Люди, находящиеся в исключительно выгодном положении, вследствие
существования государственного устройства, представляют себе жизнь людей
без государственной власти в виде величайшей неурядицы, борьбы всех против
всех, точно как будто говорится о сожитии не только животных (животные
живут мирно без государственного насилия), а каких-то ужасных существ,
руководимых в своей деятельности только ненавистью и безумием. Но
представляют они себе людей такими только потому, что приписывают людям те
противные их существу свойства, которые воспитаны тем самым государственным
устройством, в которое они сложились и которое они, несмотря на то, что оно
очевидно не нужно и только вредно, продолжают поддерживать.
И потому на вопрос о том, какая будет жизнь без власти, без правительства?
ответ может быть только один - тот, что наверное не будет всего того зла,
которое производит правительство: не будет земельной собственности, не
будет податей, употребляемых на ненужные народу дела, не будет разделений
народов, порабощения одних другими, не будет поглощения лучших сил народов
на приготовление к войнам, не будет страха - с одной стороны, бомб, с
другой - виселиц, не будет безумной роскоши одних и еще более безумной
нищеты других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164