Всем русским критикам все значение проповеди Христа представлялось только в
том, что она как будто им назло мешает известной деятельности, направленной
против того, что ими в данную минуту считается злом, так что выходило, что
на принцип непротивления злу насилием нападали два противоположных лагеря.
Кроме того, русские критики указывали на то, что приложение к жизни
заповеди о непротивлении злу насилием своротило бы человечество с того пути
цивилизации, по которому оно идет. Путь же цивилизации, по которому идет
европейское человечество, есть, по их мнению, тот самый, по которому и
должно всегда идти все человечество.
Таков был главный характер русских критиков.
Иностранные критики исходили из тех же основ, но рассуждения их о моей
книге несколько отличались от суждения русских критиков не только меньшей
раздражительностью и большей культурностью, но и по существу дела.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались
дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может
руководиться таким наивным учением, как Нагорная проповедь, происходят
отчасти от моего невежества, незнания истории, незнания всех тех тщетных
попыток осуществления в жизни принципов Нагорной проповеди, которые были
делаемы в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего
значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками,
бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом,
журналистикой, стачками, конституцией и Эифелевой башней стоит теперь
европейское человечество.
"Учение Христа не годится, потому что не соответствует нашему
индустриальному веку", наивно говорит Ингерзаль, выражая этим с совершенной
точностью и наивностью то самое, что думают утонченно-образованные люди
нашего времени об учении Христа. Учение не годится для нашего времени
индустриального века, точно как будто то, что существует индустриальный
век, есть дело священное, которое не должно и не может быть изменено. Вроде
того, как если бы пьяницы против советов о том, как им привести себя в
трезвое состояние, отвечали бы, что эти советы неуместны при их
алкоголическом состоянии.
Рассуждения всех светских писателей, как русских, так и иностранных, как ни
различны их тон и манера доводов, все в сущности сводятся к одному и тому
же странному недоразумению, именно к тому, что учение Христа, одно из
последствий которого есть непротивление злу насилием, непригодно нам,
потому что оно требует изменения нашей жизни.
Учение Христа негодно, потому что, если бы оно было исполнено, не могла бы
продолжаться наша жизнь; другими словами: если бы мы начали жить хорошо,
как нас учил Христос, мы не могли бы продолжать жить дурно, как мы живем и
привыкли жить. Вопрос же о непротивлении злу насилием не только не
обсуждается, но самое упоминание о том, что в учение Христа входит
требование непротивления злу насилием, уже считается достаточным
доказательством неприложимости всего учения.
А между тем казалось бы необходимо указать хоть на какое-нибудь решение
этого вопроса, так как он стоит в основе почти всех дел, которые занимают
нас.
Вопрос ведь состоит в том, каким образом разрешать столкновения людей,
когда одни люди считают злом то, что другие считают добром, и наоборот? И
потому считать, что зло есть то, что я считаю злом, несмотря на то, что
противник мой считает это добром, не есть ответ. Ответов может быть только
два: или тот, чтобы найти верный, неоспоримый критериум того, что есть зло,
или тот, чтобы не противиться злу насилием.
Первый выход был пробован с начала исторических времен и, как мы все знаем,
не привел до сих пор к успешным результатам.
Второй ответ - не противиться насилием тому, что мы считаем злом, до тех
пор, пока мы не нашли общего критериума, - этот ответ предложен Христом.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на
место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех
несомненно и одновременно определял бы зло, можно просто не сознавать
сущности вопроса, как не сознают этого дикие народы, но нельзя, как это
делают ученые критики христианского учения, делать вид, что вопроса
никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или
собраниями людей (тем менее, когда эти люди мы сами) права определять зло и
противиться ему насилием разрешает вопрос; тогда как мы все знаем, что
такое признание нисколько не разрешает вопроса, так как всегда есть люди,
не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
А это признание того, что то, что нам кажется злом, то и есть зло, или
совершенное непонимание вопроса, и служить основой суждений светских
критиков о христианском учении, так что суждения о моей книге, как
церковных, так и светских критиков, показали мне то, что большинство людей
прямо не понимают не только самого учения Христа, но даже и тех вопросов,
на которые оно служит ответом.
Можно не разделять этого жизнепонимания, можно отрицать его, можно
доказывать неточность, неправильность его; но невозможно судить об учении,
не усвоив того жизнепонимания, из которого оно вытекает, а тем более
невозможно судить о предмете высшего порядка с низшей точки зрения: глядя
на фундамент, судить о колокольне. А это самое делают люди научные нашего
времени. Делают они это потому, что находятся в подобном же церковным людям
заблуждении о том, что они обладают такими приемами изучения предмета, что
если только употреблены эти приемы, называемые научными, то не может уже
быть сомнения в истинности понимания обсуждаемого предмета.
Это-то обладание мнимым непогрешимым их орудием познания и служит главным
препятствием понимания христианского учения для людей неверующих и так
называемых научных, мнением которых и руководится все огромное большинство
неверующих, так называемых образованных людей. Из этого-то мнимого
понимания вытекают все заблуждения научных людей о христианском учении и в
особенности два странных недоразумения, более всего другого препятствующие
правильному пониманию его.
Одно из этих недоразумений то, что христианское жизненное учение
неисполнимо и потому или вовсе не обязательно, т.е. не должно быть
принимаемо за руководство, или должно быть видоизменено, умерено до тех
пределов, в которых исполнение его возможно в нашем обществе. Другое
недоразумение то, что христианское учение любви к Богу и потому служение
Ему есть требование неясное, мистическое, не имеющее определенного предмета
любви, которое поэтому должно быть заменено более точным и понятным учением
о любви к людям и служении человечеству.
Первое недоразумение о неисполнимости учения состоит в том, что люди
общественного жизнепонимания, не понимая того способа, которым руководит
людей христианское учение, и принимая христианское указание совершенства за
правила, определяющие жизнь, думают и говорят, что следование учению Христа
невозможно, потому что полное исполнение требований этого учения уничтожает
жизнь. Если бы человек исполнил то, что проповедуется Христом, то он
уничтожил бы свою жизнь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164