- спросил Майк, мусоля жалкие остатки
своего уха.
- Индейцы?
- Хм. Хорошенькая идея, не правда ли?
Мельница Хэрри стояла на самом западном конце реки. Прямо за ней
начинались горы, и стремнина неслась с силой вполне достаточной, чтобы
вращать колесо. Отъехав от дома Ломакса, мы последовали вдоль берега реки.
Мельница еще не показалась на горизонте, а дом Ломакса еще не скрылся из
виду, как из-за поворота прямо на нас выскочила женщина. Только резкий
скачок моих лошадей помог избежать столкновения. Она упала на колени, и не
успел я усмирить лошадей, как Майк был уже на земле, помогая несчастной
встать. Это была Ханна Райт - дочь квакера, которая вышла замуж за Хэрри
еще во время путешествия, возле Форта Аутпоста. Она отчаянно вырывалась из
рук Майка и безумно вопила.
Я сидел, не в состоянии ничего предпринять и крепко держал поводья,
так как лошади бесновались от душераздирающего крика.
- Придержи ее немного. Я отъеду за поворот и вернусь, - крикнул я
Майку.
Как только появилась возможность сделать остановку, я слез и закрутил
поводья за ветвь придорожной ивы. Затем быстро, насколько только мог,
побежал обратно. Майк все еще изо всех сил старался удержать женщину,
которая продолжала вопить и сопротивляться.
- Она сошла с ума. Ни одного слова толком не говорит, - задыхаясь,
пояснил Майк.
- Ну, - начал я. - Ты же врач. Что нужно делать в таких случаях?
- Плеснуть холодной воды - это может помочь.
Шляпой я набрал воды из реки и плеснул Ханне в лицо. Она замерла,
прекратила визжать, обвела нас безумным взглядом и сказала:
- Хэрри погиб.
- Утонул? - спросил я, думая о мельнице и предполагая, что его еще
можно спасти.
- Нет, зарезали его. Как свинью. О, Боже! О, Боже! Это восклицание,
полное отчаяния и безысходности было страшнее воплей. Она руками закрыла
лицо, и слезы потекли сквозь пальцы.
- Правильно, - сказал Майк, мягко обнимая ее за плечи. - Поплачь,
милая. Полегчает.
Она плакала долго, навзрыд, до тех пор, пока, казалось, не иссушила
себя до последней капли, затем мы все направились к Ломаксу.
- Это произошло вчера ночью, - начала она. - Наша маленькая собачка
все лаяла, и Хэрри подумал, что лиса или какой другой хищник охотится на
нашу птицу. Он встал и вышел. И не вернулся к завтраку. А я ждала, ждала
его. - Ее снова начали душить глухие рыдания, но она подавила их и нашла в
себе силы продолжить. - Трудно, знаете, искать в лесу. Сначала я увидела
собаку, ей перерезали глотку... затем нашла Хэрри. У него не было... не
было... он был без головы... совсем... от Хэрри вообще ничего не осталось.
Она задохнулась, и мы немного приостановились. Этой обездоленной
женщине уже ничем не поможешь, ни словом, ни делом. Мы как могли
успокаивали и поддерживали ее, произнося нечленораздельные утешения.
Наконец показался дом Ломакса, и мы сразу же наткнулись на двух братьев,
возвращавшихся домой. Вильям выглядел немного расстроенным, а Оливер был
просто в ярости. Он, как и сообщила нам Эдит, шел с ружьем в руках.
Я начал разговор первым:
- Мы знаем, кто убил вашу собаку, Оливер. Позовите женщин,
пожалуйста.
Обе хозяйки вышли из дома, и мы шепотом поведали им о горе, постигшем
Ханну. Они бережно обняли ее и повели к себе.
А я обратился к Оливеру:
- У вас есть еще ружья?
Он кивнул и пошел в дом, вернувшись с оружием и запасом пороха. Без
лишних слов мы отправились на мельницу Хэрри, минуя по дороге мою груженую
телегу, которую уже не было проку брать с собой. Пересекая двор
мельничного дома, через приоткрытую дверь кухни я заметил затухающий очаг
и нетронутый завтрак на столе, обставленном с присущей Ханне квакерской
аккуратностью. Уголки клетчатой скатерти колыхал утренний ветерок. Через
двадцать ярдов от дома начинался лес. Сначала это были редкие осины и
березы, которые постепенно переходили в густые заросли с плотным
кустарником и высокой травой. Нам не пришлось даже присматриваться к
следам, оставленным Ханной, так как это была единственная тропинка,
ведущая в глубь леса. Именно здесь шла несчастная женщина - и я словно
слышал, как она звала, звала, звала. Я даже ощущал ее страх, будто само
это место дышало ужасом. Наконец мы наткнулись на желтую собачонку, одну
из тех дворняжек, рождение которых произвело такое волнение в те скучные,
бедные событиями дни мучительного ожидания возле пораженного эпидемией
селения. Кровь из рассеченного ножом горла залила ее желтую шерстку. - Вот
так и Адам, - сказал Оливер, тяжело дыша сквозь сузившиеся от ярости
ноздри. Лучшая собака, которая у меня когда-либо была. Самая преданная.
Мы продвигались вперед медленно, напряженно, подготовившись к зрелищу
убитого хозяина собаки. Мы старались двигаться как можно тише, хотя в этом
не было особой необходимости, индейцы наверняка знали, что это им не
сойдет с рук, и вряд ли стали бы задерживаться на месте преступления. Еще
в Салеме мы наслышались рассказов об ужасах прошлой войны - так в Англии
обычно вспоминают о нашествии датчан. Волосы вставали дыбом от описаний
кровопролитий, и стоило только вообразить себе все это, как шаги наши
становились тише, каждый треск веточек заставлял нас вздрагивать, а любая
тень или шорох крыльев птиц, пролетающих с ветки на ветку, - резко
оборачиваться. И вскоре мы набрели на тело Хэрри, молодого человека,
который воплотил свою мечту во вращении мельничного колеса, который
собственными руками построил дом на краю леса, расчистив землю вокруг,
который пел псалмы и гимны и который вчера ночью встал и ушел в темноту,
чтобы найти здесь страшную смерть. Нож, пронзивший глотку собаки Ломакса и
маленькой дворняжки, не остановил на этом свои черные деяния. В самой
чудовищности происшедшего просматривалось какое-то дьявольское мастерство.
Как и описывала Ханна, от Хэрри мало что осталось. Вряд ли стоит детально
описывать все подробности. Это выглядело почти символично - как коряво
начертанное предупреждение: смотрите, мол, что ждет тех, кому слишком
дороги их свиньи и куры, лежите себе в своих теплых постелях, если вам
шкура дорога.
Содрогнувшись, я снял пальто и накрыл то, что когда-то было красивым
телом молодого человека, со словами:
- Нет смысла нести его назад. Майк, принеси-ка из дома лопату, будь
добр. Я устал.
И я опустился в изнеможении на землю.
Когда Майк вернулся с лопатой, мы выкопали могилу, но не сразу
решились приблизиться к останкам. Вскоре все было кончено, и мы забросали
могилу мягкой пухлой землей, сделав нечто вроде надгробного холмика. Мне
пришла в голову мысль о бесконечной доброте и великодушии этой земли,
которая порождает и терпеливо носит на себе столь непримиримые вещи, чтобы
затем все принять в свое лоно. Минуту назад зрелище тела Хэрри могло
навести ужас на самого бывалого и отважного воина, а теперь, прикрытое
землей, оно нисколько не привлекло внимания, и можно было пройти мимо,
даже не ведая того, что таится под этим надгробием. Оливер Ломакс поднял
ружье и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
своего уха.
- Индейцы?
- Хм. Хорошенькая идея, не правда ли?
Мельница Хэрри стояла на самом западном конце реки. Прямо за ней
начинались горы, и стремнина неслась с силой вполне достаточной, чтобы
вращать колесо. Отъехав от дома Ломакса, мы последовали вдоль берега реки.
Мельница еще не показалась на горизонте, а дом Ломакса еще не скрылся из
виду, как из-за поворота прямо на нас выскочила женщина. Только резкий
скачок моих лошадей помог избежать столкновения. Она упала на колени, и не
успел я усмирить лошадей, как Майк был уже на земле, помогая несчастной
встать. Это была Ханна Райт - дочь квакера, которая вышла замуж за Хэрри
еще во время путешествия, возле Форта Аутпоста. Она отчаянно вырывалась из
рук Майка и безумно вопила.
Я сидел, не в состоянии ничего предпринять и крепко держал поводья,
так как лошади бесновались от душераздирающего крика.
- Придержи ее немного. Я отъеду за поворот и вернусь, - крикнул я
Майку.
Как только появилась возможность сделать остановку, я слез и закрутил
поводья за ветвь придорожной ивы. Затем быстро, насколько только мог,
побежал обратно. Майк все еще изо всех сил старался удержать женщину,
которая продолжала вопить и сопротивляться.
- Она сошла с ума. Ни одного слова толком не говорит, - задыхаясь,
пояснил Майк.
- Ну, - начал я. - Ты же врач. Что нужно делать в таких случаях?
- Плеснуть холодной воды - это может помочь.
Шляпой я набрал воды из реки и плеснул Ханне в лицо. Она замерла,
прекратила визжать, обвела нас безумным взглядом и сказала:
- Хэрри погиб.
- Утонул? - спросил я, думая о мельнице и предполагая, что его еще
можно спасти.
- Нет, зарезали его. Как свинью. О, Боже! О, Боже! Это восклицание,
полное отчаяния и безысходности было страшнее воплей. Она руками закрыла
лицо, и слезы потекли сквозь пальцы.
- Правильно, - сказал Майк, мягко обнимая ее за плечи. - Поплачь,
милая. Полегчает.
Она плакала долго, навзрыд, до тех пор, пока, казалось, не иссушила
себя до последней капли, затем мы все направились к Ломаксу.
- Это произошло вчера ночью, - начала она. - Наша маленькая собачка
все лаяла, и Хэрри подумал, что лиса или какой другой хищник охотится на
нашу птицу. Он встал и вышел. И не вернулся к завтраку. А я ждала, ждала
его. - Ее снова начали душить глухие рыдания, но она подавила их и нашла в
себе силы продолжить. - Трудно, знаете, искать в лесу. Сначала я увидела
собаку, ей перерезали глотку... затем нашла Хэрри. У него не было... не
было... он был без головы... совсем... от Хэрри вообще ничего не осталось.
Она задохнулась, и мы немного приостановились. Этой обездоленной
женщине уже ничем не поможешь, ни словом, ни делом. Мы как могли
успокаивали и поддерживали ее, произнося нечленораздельные утешения.
Наконец показался дом Ломакса, и мы сразу же наткнулись на двух братьев,
возвращавшихся домой. Вильям выглядел немного расстроенным, а Оливер был
просто в ярости. Он, как и сообщила нам Эдит, шел с ружьем в руках.
Я начал разговор первым:
- Мы знаем, кто убил вашу собаку, Оливер. Позовите женщин,
пожалуйста.
Обе хозяйки вышли из дома, и мы шепотом поведали им о горе, постигшем
Ханну. Они бережно обняли ее и повели к себе.
А я обратился к Оливеру:
- У вас есть еще ружья?
Он кивнул и пошел в дом, вернувшись с оружием и запасом пороха. Без
лишних слов мы отправились на мельницу Хэрри, минуя по дороге мою груженую
телегу, которую уже не было проку брать с собой. Пересекая двор
мельничного дома, через приоткрытую дверь кухни я заметил затухающий очаг
и нетронутый завтрак на столе, обставленном с присущей Ханне квакерской
аккуратностью. Уголки клетчатой скатерти колыхал утренний ветерок. Через
двадцать ярдов от дома начинался лес. Сначала это были редкие осины и
березы, которые постепенно переходили в густые заросли с плотным
кустарником и высокой травой. Нам не пришлось даже присматриваться к
следам, оставленным Ханной, так как это была единственная тропинка,
ведущая в глубь леса. Именно здесь шла несчастная женщина - и я словно
слышал, как она звала, звала, звала. Я даже ощущал ее страх, будто само
это место дышало ужасом. Наконец мы наткнулись на желтую собачонку, одну
из тех дворняжек, рождение которых произвело такое волнение в те скучные,
бедные событиями дни мучительного ожидания возле пораженного эпидемией
селения. Кровь из рассеченного ножом горла залила ее желтую шерстку. - Вот
так и Адам, - сказал Оливер, тяжело дыша сквозь сузившиеся от ярости
ноздри. Лучшая собака, которая у меня когда-либо была. Самая преданная.
Мы продвигались вперед медленно, напряженно, подготовившись к зрелищу
убитого хозяина собаки. Мы старались двигаться как можно тише, хотя в этом
не было особой необходимости, индейцы наверняка знали, что это им не
сойдет с рук, и вряд ли стали бы задерживаться на месте преступления. Еще
в Салеме мы наслышались рассказов об ужасах прошлой войны - так в Англии
обычно вспоминают о нашествии датчан. Волосы вставали дыбом от описаний
кровопролитий, и стоило только вообразить себе все это, как шаги наши
становились тише, каждый треск веточек заставлял нас вздрагивать, а любая
тень или шорох крыльев птиц, пролетающих с ветки на ветку, - резко
оборачиваться. И вскоре мы набрели на тело Хэрри, молодого человека,
который воплотил свою мечту во вращении мельничного колеса, который
собственными руками построил дом на краю леса, расчистив землю вокруг,
который пел псалмы и гимны и который вчера ночью встал и ушел в темноту,
чтобы найти здесь страшную смерть. Нож, пронзивший глотку собаки Ломакса и
маленькой дворняжки, не остановил на этом свои черные деяния. В самой
чудовищности происшедшего просматривалось какое-то дьявольское мастерство.
Как и описывала Ханна, от Хэрри мало что осталось. Вряд ли стоит детально
описывать все подробности. Это выглядело почти символично - как коряво
начертанное предупреждение: смотрите, мол, что ждет тех, кому слишком
дороги их свиньи и куры, лежите себе в своих теплых постелях, если вам
шкура дорога.
Содрогнувшись, я снял пальто и накрыл то, что когда-то было красивым
телом молодого человека, со словами:
- Нет смысла нести его назад. Майк, принеси-ка из дома лопату, будь
добр. Я устал.
И я опустился в изнеможении на землю.
Когда Майк вернулся с лопатой, мы выкопали могилу, но не сразу
решились приблизиться к останкам. Вскоре все было кончено, и мы забросали
могилу мягкой пухлой землей, сделав нечто вроде надгробного холмика. Мне
пришла в голову мысль о бесконечной доброте и великодушии этой земли,
которая порождает и терпеливо носит на себе столь непримиримые вещи, чтобы
затем все принять в свое лоно. Минуту назад зрелище тела Хэрри могло
навести ужас на самого бывалого и отважного воина, а теперь, прикрытое
землей, оно нисколько не привлекло внимания, и можно было пройти мимо,
даже не ведая того, что таится под этим надгробием. Оливер Ломакс поднял
ружье и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76