А это все пустая трата времени.
Я понял, что ему надоели безрезультатные бдения, так же как и мне
самому, и, несомненно, завтра утром он объявит, что переселяется в свой
дом, где отоспится за все эти ночи. "И Линда будет спать рядом", - подумал
я. Воображение сразу же принялось рисовать картины их жизни во всех
подробностях. Мой неудачный опыт с Джудит придал конкретные очертания
огромному телу Эли, слившемся с податливой фигурой Линды. Я слышал его
размеренное дыхание где-то рядом. Когда он повернулся ко мне с каким-то
простым замечанием, его золотая борода, всклоченная во время сна,
коснулась моей щеки. Я ощущал его запах, в котором смешались ароматы
сеновала, запахи скотного двора, стружки и просто мужской зрелости. Я
резко встал и отправился в свой очередной обход, не в силах больше
находиться рядом с этим человеком. Сам по себе он мог быть моим достойным
противником, я мог уважать его, даже восхищаться им, но как мужчина Линды
он был мне просто ненавистен. И это был мой рок.
Остановившись в дальнем темном углу дворовой пристройки, я посмотрел
на небо. Звезды то мерцающие, то неподвижно глядящие вниз, были рассыпаны
по всему темному пространству. Их бесчисленность, отдаленность и
непроницаемая тишина подействовали на меня умиротворяюще. Каждая из этих
песчинок света была такой же частичкой вселенной, как и я, как любой
человек на этой земле. Ведь только неуемная людская гордыня давала нам
основание полагать, что солнце призвано светить только для нас и согревать
только наши тела, что Луна и звезды созданы лишь для того, чтобы
рассеивать мрак нашей ночи. И моя жизнь, страхи, любовь к Линде заполняли
все мое существо лишь потому, что разум мой был настолько крошечный, что
не мог вместить много. Стоило мне только расширить горизонт своего
внутреннего мира, как страдания потеряли бы свою остроту. Я должен
постараться именно это и сделать, не забывая о том, что мир знал немало
историй безответной любви. В Вавилоне и Риме, в Египте и Иерусалиме
испокон веков жили мужчины, которым суждено было оставаться до конца дней
своих калеками, слепыми, немыми и нелюбимыми. Это было всего-навсего моей
маленькой личной трагедией. Мне нужно воспитать в себе чувство меры.
Нельзя ненавидеть Эли, который, как и я сам, был всего лишь скорбным
странником, вершившим свой путь от лона матери до могильного камня и
который вовсе не создан исключительно как инструмент моих мук и страданий.
Я выпрямился и направился было обратно к Эли уже в совсем новом разумном
расположении духа, как вдруг с другого конца двора донесся пронзительный
визг свиньи. Я сделал несколько шагов, побежал, как мог вприпрыжку, к
скотному двору, и в свете луны разглядел три темные фигуры, устремившиеся
в бегство, как мешки перекинув через плечо нескольких наших свиней.
Остальные выбегали из загона через открытую калитку, и как только я
прицелился, одна из свиней бросилась мне под ноги, так что я споткнулся, и
мой выстрел бесполезно прогремел в воздухе. Почти одновременно раздался
выстрел Эли, и индеец, бегущий сзади, с воплем рухнул, а его пленница
вскочила и понеслась прочь. Остальные два индейца, бросив свою добычу,
кинулись в заросли. Далеко в долине послышались выстрелы, приглушенные
расстоянием. Эли мчался изо всех сил, на ходу заряжая ружье, я ковылял
вслед за ним. Под сенью деревьев темнота сгущалась, но впереди ясно
слышался треск веток и низкорослого кустарника. Затем раздался выстрел и
крик, топот бегущих ног, и неожиданно я ощутил - даже не подумал, так как
времени на размышления не оставалось, - что это было где-то рядом, чуть
впереди или позади меня. Я наткнулся на Эли, сидевшего на стволе
повалившегося дерева, по другую сторону которого лежал раненый индеец,
извиваясь на земле в предсмертных муках, в то время как по треску и шороху
листьев уже далеко впереди, можно было догадаться о местонахождении его
товарища.
- Ушел невредимым, - с сожалением констатировал Эли. - Мчался, как
гончая собака.
Повернувшись, он ткнул мертвого индейца стволом своего ружья.
Оба выстрела Эли попали в цель. И я посчитал своим долгом сказать,
когда мы возвращались назад:
- Свинья сбила меня, как только я прицелился, а то пристрелил бы всех
троих.
- Трудно будет нам теперь собрать всех свиней. Лес с желудями -
прекрасная приманка для них, - посетовал Эли в ответ на мое детское
оправдание.
Не успели мы выйти из лесу, как до нас донесся крик Энди:
- Эй! Эй! Где вы? Отзовитесь! Мы откликнулись. Энди аж пританцовывал
от ярости и разочарования.
- Вечно я так, - сказал он. (Это было одно из его излюбленных
выражений, и Майк однажды даже поклялся, что если ему удастся пережить
Энди, то он выбьет эти слова на его надгробьи). - Просидеть всю ночь, и
именно в ту минуту, когда что-то произошло, заснуть как последняя свинья.
Утром мы внимательно рассмотрели тело индейца, оставшегося во дворе;
он был довольно жалок на вид, исхудавший и грязный. Его длинные черные
волосы слиплись от крови, так как выстрел Эли поразил его в самый затылок.
И все же, повернув его на спину, мы увидели на его лице такое
умиротворенное выражение, что сердце мое сжалось. Это, без сомнения, был
человек, который по-своему наслаждался жизнью. Наверное, где-то его будет
оплакивать женщина, по нему будут скучать его маленькие дети. И тут же мне
вспомнился Хэрри, столь зверски убитый. Какая жалость! На этой огромной
земле хватит места для всех. И все же мы почему-то не оставляем друг друга
в покое - если не считать покоя смерти. Правда, подумалось мне, мы
захватили их земли - но они ведь толком не пользовались ими.
Худоба индейца, выражение покоя на лице, и то, что вооружен он был
только одним ножом, смягчило мое сердце, и я настоял на том, чтобы его
похоронили вместе с тем, вторым, которого Эли пристрелил в лесу, что мне,
однако, не доставило никакого удовольствия. Второй индеец был свиреп
лицом, и мне пришла в голову мысль, что они такие же разные, как и мы. Для
нас все они были просто индейцы, но у каждого из них была своя
индивидуальность, свои отличительные черты, известные их соплеменникам.
Остальные выстрелы этой ночью доносились с мельницы Хэрри. Ни один из
них не попал в цель, но Исаак Картер, который уступил место в своем доме
Амосу Битону, подобрался к грабителям настолько близко, что поразил одного
из них топором, получив при этом ножевое ранение в шею; Тиму Денди удалось
схватить одного, "верткого как уж", по его собственному описанию, и
задушить его в рукопашной схватке. В обоих случаях нападавших было больше,
чем защищавшихся, и мы с радостью убедились в том, что имеем дело с
обычным воровством, а не с военными действиями. Потеряв четверых и не
получив добычи, индейцы, по нашим предположениям, должны были отступить. И
действительно подобных событий больше не происходило.
В ту же ночь Кристина родила ребенка.
- Стрельба помогла, - сказал Майк, поспешно проглатывая свой кофе,
прежде чем отправиться на мельницу, чтобы оказать помощь Исааку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Я понял, что ему надоели безрезультатные бдения, так же как и мне
самому, и, несомненно, завтра утром он объявит, что переселяется в свой
дом, где отоспится за все эти ночи. "И Линда будет спать рядом", - подумал
я. Воображение сразу же принялось рисовать картины их жизни во всех
подробностях. Мой неудачный опыт с Джудит придал конкретные очертания
огромному телу Эли, слившемся с податливой фигурой Линды. Я слышал его
размеренное дыхание где-то рядом. Когда он повернулся ко мне с каким-то
простым замечанием, его золотая борода, всклоченная во время сна,
коснулась моей щеки. Я ощущал его запах, в котором смешались ароматы
сеновала, запахи скотного двора, стружки и просто мужской зрелости. Я
резко встал и отправился в свой очередной обход, не в силах больше
находиться рядом с этим человеком. Сам по себе он мог быть моим достойным
противником, я мог уважать его, даже восхищаться им, но как мужчина Линды
он был мне просто ненавистен. И это был мой рок.
Остановившись в дальнем темном углу дворовой пристройки, я посмотрел
на небо. Звезды то мерцающие, то неподвижно глядящие вниз, были рассыпаны
по всему темному пространству. Их бесчисленность, отдаленность и
непроницаемая тишина подействовали на меня умиротворяюще. Каждая из этих
песчинок света была такой же частичкой вселенной, как и я, как любой
человек на этой земле. Ведь только неуемная людская гордыня давала нам
основание полагать, что солнце призвано светить только для нас и согревать
только наши тела, что Луна и звезды созданы лишь для того, чтобы
рассеивать мрак нашей ночи. И моя жизнь, страхи, любовь к Линде заполняли
все мое существо лишь потому, что разум мой был настолько крошечный, что
не мог вместить много. Стоило мне только расширить горизонт своего
внутреннего мира, как страдания потеряли бы свою остроту. Я должен
постараться именно это и сделать, не забывая о том, что мир знал немало
историй безответной любви. В Вавилоне и Риме, в Египте и Иерусалиме
испокон веков жили мужчины, которым суждено было оставаться до конца дней
своих калеками, слепыми, немыми и нелюбимыми. Это было всего-навсего моей
маленькой личной трагедией. Мне нужно воспитать в себе чувство меры.
Нельзя ненавидеть Эли, который, как и я сам, был всего лишь скорбным
странником, вершившим свой путь от лона матери до могильного камня и
который вовсе не создан исключительно как инструмент моих мук и страданий.
Я выпрямился и направился было обратно к Эли уже в совсем новом разумном
расположении духа, как вдруг с другого конца двора донесся пронзительный
визг свиньи. Я сделал несколько шагов, побежал, как мог вприпрыжку, к
скотному двору, и в свете луны разглядел три темные фигуры, устремившиеся
в бегство, как мешки перекинув через плечо нескольких наших свиней.
Остальные выбегали из загона через открытую калитку, и как только я
прицелился, одна из свиней бросилась мне под ноги, так что я споткнулся, и
мой выстрел бесполезно прогремел в воздухе. Почти одновременно раздался
выстрел Эли, и индеец, бегущий сзади, с воплем рухнул, а его пленница
вскочила и понеслась прочь. Остальные два индейца, бросив свою добычу,
кинулись в заросли. Далеко в долине послышались выстрелы, приглушенные
расстоянием. Эли мчался изо всех сил, на ходу заряжая ружье, я ковылял
вслед за ним. Под сенью деревьев темнота сгущалась, но впереди ясно
слышался треск веток и низкорослого кустарника. Затем раздался выстрел и
крик, топот бегущих ног, и неожиданно я ощутил - даже не подумал, так как
времени на размышления не оставалось, - что это было где-то рядом, чуть
впереди или позади меня. Я наткнулся на Эли, сидевшего на стволе
повалившегося дерева, по другую сторону которого лежал раненый индеец,
извиваясь на земле в предсмертных муках, в то время как по треску и шороху
листьев уже далеко впереди, можно было догадаться о местонахождении его
товарища.
- Ушел невредимым, - с сожалением констатировал Эли. - Мчался, как
гончая собака.
Повернувшись, он ткнул мертвого индейца стволом своего ружья.
Оба выстрела Эли попали в цель. И я посчитал своим долгом сказать,
когда мы возвращались назад:
- Свинья сбила меня, как только я прицелился, а то пристрелил бы всех
троих.
- Трудно будет нам теперь собрать всех свиней. Лес с желудями -
прекрасная приманка для них, - посетовал Эли в ответ на мое детское
оправдание.
Не успели мы выйти из лесу, как до нас донесся крик Энди:
- Эй! Эй! Где вы? Отзовитесь! Мы откликнулись. Энди аж пританцовывал
от ярости и разочарования.
- Вечно я так, - сказал он. (Это было одно из его излюбленных
выражений, и Майк однажды даже поклялся, что если ему удастся пережить
Энди, то он выбьет эти слова на его надгробьи). - Просидеть всю ночь, и
именно в ту минуту, когда что-то произошло, заснуть как последняя свинья.
Утром мы внимательно рассмотрели тело индейца, оставшегося во дворе;
он был довольно жалок на вид, исхудавший и грязный. Его длинные черные
волосы слиплись от крови, так как выстрел Эли поразил его в самый затылок.
И все же, повернув его на спину, мы увидели на его лице такое
умиротворенное выражение, что сердце мое сжалось. Это, без сомнения, был
человек, который по-своему наслаждался жизнью. Наверное, где-то его будет
оплакивать женщина, по нему будут скучать его маленькие дети. И тут же мне
вспомнился Хэрри, столь зверски убитый. Какая жалость! На этой огромной
земле хватит места для всех. И все же мы почему-то не оставляем друг друга
в покое - если не считать покоя смерти. Правда, подумалось мне, мы
захватили их земли - но они ведь толком не пользовались ими.
Худоба индейца, выражение покоя на лице, и то, что вооружен он был
только одним ножом, смягчило мое сердце, и я настоял на том, чтобы его
похоронили вместе с тем, вторым, которого Эли пристрелил в лесу, что мне,
однако, не доставило никакого удовольствия. Второй индеец был свиреп
лицом, и мне пришла в голову мысль, что они такие же разные, как и мы. Для
нас все они были просто индейцы, но у каждого из них была своя
индивидуальность, свои отличительные черты, известные их соплеменникам.
Остальные выстрелы этой ночью доносились с мельницы Хэрри. Ни один из
них не попал в цель, но Исаак Картер, который уступил место в своем доме
Амосу Битону, подобрался к грабителям настолько близко, что поразил одного
из них топором, получив при этом ножевое ранение в шею; Тиму Денди удалось
схватить одного, "верткого как уж", по его собственному описанию, и
задушить его в рукопашной схватке. В обоих случаях нападавших было больше,
чем защищавшихся, и мы с радостью убедились в том, что имеем дело с
обычным воровством, а не с военными действиями. Потеряв четверых и не
получив добычи, индейцы, по нашим предположениям, должны были отступить. И
действительно подобных событий больше не происходило.
В ту же ночь Кристина родила ребенка.
- Стрельба помогла, - сказал Майк, поспешно проглатывая свой кофе,
прежде чем отправиться на мельницу, чтобы оказать помощь Исааку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76