Тысячу раз говорила ему и
шлепала его, но он все за свое. А вчера он обжег ручки и бросил палочку на
коврик - ту шкуру, что ты подарил мне. И вернувшись, я застала целый
костер, едва успев убрать все до возвращения Эли. Я стараюсь, чтобы он
поменьше знал.
Во всем этом объяснении была какая-то поспешная неловкость.
- Почему? - поинтересовался я. - Ты ведь не виновата.
- Нет, наверное. Даже если бы я и была дома, он все равно мог бы
сделать это. Эли считает, что я не слишком строга с детьми. А Джеймс вечно
такой шалун. Он еще и хитрец. И если Эли увидит ожоги, он спросит меня,
почему я позволила ребенку безобразничать, и эта маленькая обезьянка тут
же выдаст меня: "Мама гулять". И я решила, что лучше уж я раздобуду это
лекарство и быстро залечу рану.
Дело было не в самом происшествии, и не в том, что она оставила детей
без присмотра, что случалось очень редко, меня насторожила скороговорка,
которой она все это рассказывала. Но это было не то чтобы подозрение, а
смутная догадка, которая тотчас же забылась, когда Линда добавила:
- Я бегала к Люси Стеглс, проведала ее, хотела спросить ничего ли ей
не нужно. Она уже поправляется, сама кормит малыша.
К этому времени мы уже вошли во двор, Майк был там. Он сразу же пошел
в дом за лекарством.
- Где твои негодники? - спросил я.
- Привязала их как щенят, по-другому никак с ними не справиться. Эли
поехал на мельницу с телегой, и я успею вернуться до его приезда, если
потороплюсь. О, спасибо, Майк. Я очень признательна. До свидания. До
свидания, Филипп.
И она бегом припустила к себе.
Зайдя в дом, я подумал, что Эли повез груз на мельницу, и если он
должен вскоре вернуться, значит, выехал спозаранку. Итак, Джофри
попрощался с Линдой, и она видела, как он уносился вдаль, голубоглазый
герой в синем одеянии на роскошной кобыле. А она, размышлял я, такая
наивная, что узрела рыцарство даже в откровенных притязаниях моего отца, и
различила доброту в суровом пуританстве Эли. Разве могла ускользнуть от ее
внимания романтическая натура этого неотразимого искателя приключений?
Следующие два дня я много времени проводил с Диксоном, который уже
мог медленно спускаться вниз и сидеть у открытого окна. Он был интересным
собеседником, хотя и не слишком жизнерадостным. Набег индейцев на
Диксонвиль уничтожил результаты его трудов. Все погибшие были ему знакомы,
он уважал их, многих даже любил. И он не мог, как другие, более молодые
беглецы, стряхнуть горестные мысли, причиненные этой трагедией.
- Будь я моложе, - однажды признался он, задумчиво глядя вдаль
бесцветными стариковскими глазами, - я бы верил в будущее. Этого
Беспокойную Луну, как его называют, постигнет та же участь, что и
Могучиего Грома. НЕИЗБЕЖНО. Время индейских вождей миновало. Час их
пробил. И когда с ним и его воинами будет покончено, земля-то останется, и
озера и все, что делало Диксонвиль Диксонвилем. Но я буду уже слишком
стар, чтобы начать все сначала. Недавно я организовал школу. В селении не
должно было остаться ни одного человека, не умеющего писать и читать. А
для женщин мы устраивали вечера с шитьем и чаем, где они собирались и
развлекались, у мужчин был тоже своего рода клуб, они могли там выкурить
по трубке и спокойно пропустить стаканчик после рабочего дня. И все это
стерто с лица земли горсткой дикарей под предводительством дьявола с
неуемными амбициями, которые ему ни за что не осуществить.
- Но это была их земля, - сказал я только для того, чтобы продолжить
беседу.
- И что они с ней делали? Пахали? Строили цивилизованные селения?
Нет. Вонючие хижины, полные костей, шкур, и грязи. Их женщины - просто
вьючные животные, дети - кровожадные дикари. Нет, право собственности не
должно стоять на пути прогресса. Земля принадлежит тем, кто может на ней
работать. Мы слишком рано объявили войну короля Филиппа законченной.
Нельзя было оставлять в живых ни одного темнокожего на всей территории
между озерами и океаном. Нельзя воткнуть меч в землю, если ты не уверен,
что сможешь мирно пахать и сеять на ней.
- Думаю, вы правы. Но порой я вспоминаю одного индейца, убитого в
этом самом дворе. Я видел его. Он был худой и слабый. Его мертвое лицо
было спокойным и мирным. И я тогда испытал жалость к ним ко всем. Они ведь
не ПРИГЛАШАЛИ нас сюда.
- Да, это конечно аргумент. Но в конце концов, мистер Оленшоу, вы
ведь образованный человек и поймете, что я имею в виду, когда говорю о
беспощадности цивилизации. Это сила, которую нельзя игнорировать. И она
имеет свою форму. Только подумайте. Всякое вторжение шло с востока на
запад. Татары шли на запад, и готы, и римляне. И такие движения, как
мусульманство и христианство, шли на запад. Это что-то вроде мирового
плана. И согласно этому предначертанию белый человек движется в этом
направлении через весь американский континент. Будут еще и Беспокойные
Луны и Диксонвили, но им не остановить этого процесса, как Вейк не
преградил в свое время путь викингам. Будут еще такие старики как я, но
боюсь, что от их трудов останутся лишь воспоминания.
И чтобы отвлечься от печальной темы, я спросил:
- Интересно, что удастся обнаружить Джофри?
- Все, что только можно выяснить, он узнает. И при этом выйдет сухим
из воды. Он рожден под счастливой звездой.
- Вы верите в такие вещи? - удивился я.
Старик казался мне очень трезвомыслящим и лишенным всяких
предрассудков.
- Что касается Джофри, то я верю во все. Ему двадцать четыре года, а
о его приключениях можно написать целый роман. Его отец - француз, и сам
Джофри родился во Франции. Уже в семнадцать лет от роду он записался в
армию. Была там какая-то история с женой старшего офицера, и он решил
отправиться в Индию. Корабль потерпел крушение, но его подобрали в море, -
снова его счастливая звезда - и вместо Шандернагора, он попал в британское
селение. Мать его была англичанкой, и он питал определенные чувства к этой
нации. Так что он остался там и работал у них на фабрике какое-то время. В
этой связи его направили в Лондон, где он познакомился с человеком по
имени Биллингс; вы, наверняка, слышали о нем от мистера Горе. Биллингс как
раз собирался в Диксонвиль, а Джофри в этот момент взял под опеку детей
Камбоди, родственников по материнской линии, сирот, оставшихся без единой
родной души, даже не имевших друзей. Взять их с собой в Индию он не мог,
так что решил направиться сюда вместе с Биллингсом. И он причинил нам
немало хлопот, смею вас заверить. Но справедливости ради не стоит
забывать, что эти дети, которые всегда были при нем, и я сам, которого он
подобрал по дороге, были единственными, кому удалось спастись в этой
заварухе. Интересно, останется ли он здесь? Нравы у вас довольно строги,
не так ли?
- Что касается меня, то нет. Но не думаю, что ваша идея создать клуб
была бы принята здешним обществом.
- О, да я и не имею права воплощать здесь свои идеи. Если я и
останусь у вас, то ограничусь только тем, что буду зарабатывать хлеб
насущный. Я только думаю о Джофри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
шлепала его, но он все за свое. А вчера он обжег ручки и бросил палочку на
коврик - ту шкуру, что ты подарил мне. И вернувшись, я застала целый
костер, едва успев убрать все до возвращения Эли. Я стараюсь, чтобы он
поменьше знал.
Во всем этом объяснении была какая-то поспешная неловкость.
- Почему? - поинтересовался я. - Ты ведь не виновата.
- Нет, наверное. Даже если бы я и была дома, он все равно мог бы
сделать это. Эли считает, что я не слишком строга с детьми. А Джеймс вечно
такой шалун. Он еще и хитрец. И если Эли увидит ожоги, он спросит меня,
почему я позволила ребенку безобразничать, и эта маленькая обезьянка тут
же выдаст меня: "Мама гулять". И я решила, что лучше уж я раздобуду это
лекарство и быстро залечу рану.
Дело было не в самом происшествии, и не в том, что она оставила детей
без присмотра, что случалось очень редко, меня насторожила скороговорка,
которой она все это рассказывала. Но это было не то чтобы подозрение, а
смутная догадка, которая тотчас же забылась, когда Линда добавила:
- Я бегала к Люси Стеглс, проведала ее, хотела спросить ничего ли ей
не нужно. Она уже поправляется, сама кормит малыша.
К этому времени мы уже вошли во двор, Майк был там. Он сразу же пошел
в дом за лекарством.
- Где твои негодники? - спросил я.
- Привязала их как щенят, по-другому никак с ними не справиться. Эли
поехал на мельницу с телегой, и я успею вернуться до его приезда, если
потороплюсь. О, спасибо, Майк. Я очень признательна. До свидания. До
свидания, Филипп.
И она бегом припустила к себе.
Зайдя в дом, я подумал, что Эли повез груз на мельницу, и если он
должен вскоре вернуться, значит, выехал спозаранку. Итак, Джофри
попрощался с Линдой, и она видела, как он уносился вдаль, голубоглазый
герой в синем одеянии на роскошной кобыле. А она, размышлял я, такая
наивная, что узрела рыцарство даже в откровенных притязаниях моего отца, и
различила доброту в суровом пуританстве Эли. Разве могла ускользнуть от ее
внимания романтическая натура этого неотразимого искателя приключений?
Следующие два дня я много времени проводил с Диксоном, который уже
мог медленно спускаться вниз и сидеть у открытого окна. Он был интересным
собеседником, хотя и не слишком жизнерадостным. Набег индейцев на
Диксонвиль уничтожил результаты его трудов. Все погибшие были ему знакомы,
он уважал их, многих даже любил. И он не мог, как другие, более молодые
беглецы, стряхнуть горестные мысли, причиненные этой трагедией.
- Будь я моложе, - однажды признался он, задумчиво глядя вдаль
бесцветными стариковскими глазами, - я бы верил в будущее. Этого
Беспокойную Луну, как его называют, постигнет та же участь, что и
Могучиего Грома. НЕИЗБЕЖНО. Время индейских вождей миновало. Час их
пробил. И когда с ним и его воинами будет покончено, земля-то останется, и
озера и все, что делало Диксонвиль Диксонвилем. Но я буду уже слишком
стар, чтобы начать все сначала. Недавно я организовал школу. В селении не
должно было остаться ни одного человека, не умеющего писать и читать. А
для женщин мы устраивали вечера с шитьем и чаем, где они собирались и
развлекались, у мужчин был тоже своего рода клуб, они могли там выкурить
по трубке и спокойно пропустить стаканчик после рабочего дня. И все это
стерто с лица земли горсткой дикарей под предводительством дьявола с
неуемными амбициями, которые ему ни за что не осуществить.
- Но это была их земля, - сказал я только для того, чтобы продолжить
беседу.
- И что они с ней делали? Пахали? Строили цивилизованные селения?
Нет. Вонючие хижины, полные костей, шкур, и грязи. Их женщины - просто
вьючные животные, дети - кровожадные дикари. Нет, право собственности не
должно стоять на пути прогресса. Земля принадлежит тем, кто может на ней
работать. Мы слишком рано объявили войну короля Филиппа законченной.
Нельзя было оставлять в живых ни одного темнокожего на всей территории
между озерами и океаном. Нельзя воткнуть меч в землю, если ты не уверен,
что сможешь мирно пахать и сеять на ней.
- Думаю, вы правы. Но порой я вспоминаю одного индейца, убитого в
этом самом дворе. Я видел его. Он был худой и слабый. Его мертвое лицо
было спокойным и мирным. И я тогда испытал жалость к ним ко всем. Они ведь
не ПРИГЛАШАЛИ нас сюда.
- Да, это конечно аргумент. Но в конце концов, мистер Оленшоу, вы
ведь образованный человек и поймете, что я имею в виду, когда говорю о
беспощадности цивилизации. Это сила, которую нельзя игнорировать. И она
имеет свою форму. Только подумайте. Всякое вторжение шло с востока на
запад. Татары шли на запад, и готы, и римляне. И такие движения, как
мусульманство и христианство, шли на запад. Это что-то вроде мирового
плана. И согласно этому предначертанию белый человек движется в этом
направлении через весь американский континент. Будут еще и Беспокойные
Луны и Диксонвили, но им не остановить этого процесса, как Вейк не
преградил в свое время путь викингам. Будут еще такие старики как я, но
боюсь, что от их трудов останутся лишь воспоминания.
И чтобы отвлечься от печальной темы, я спросил:
- Интересно, что удастся обнаружить Джофри?
- Все, что только можно выяснить, он узнает. И при этом выйдет сухим
из воды. Он рожден под счастливой звездой.
- Вы верите в такие вещи? - удивился я.
Старик казался мне очень трезвомыслящим и лишенным всяких
предрассудков.
- Что касается Джофри, то я верю во все. Ему двадцать четыре года, а
о его приключениях можно написать целый роман. Его отец - француз, и сам
Джофри родился во Франции. Уже в семнадцать лет от роду он записался в
армию. Была там какая-то история с женой старшего офицера, и он решил
отправиться в Индию. Корабль потерпел крушение, но его подобрали в море, -
снова его счастливая звезда - и вместо Шандернагора, он попал в британское
селение. Мать его была англичанкой, и он питал определенные чувства к этой
нации. Так что он остался там и работал у них на фабрике какое-то время. В
этой связи его направили в Лондон, где он познакомился с человеком по
имени Биллингс; вы, наверняка, слышали о нем от мистера Горе. Биллингс как
раз собирался в Диксонвиль, а Джофри в этот момент взял под опеку детей
Камбоди, родственников по материнской линии, сирот, оставшихся без единой
родной души, даже не имевших друзей. Взять их с собой в Индию он не мог,
так что решил направиться сюда вместе с Биллингсом. И он причинил нам
немало хлопот, смею вас заверить. Но справедливости ради не стоит
забывать, что эти дети, которые всегда были при нем, и я сам, которого он
подобрал по дороге, были единственными, кому удалось спастись в этой
заварухе. Интересно, останется ли он здесь? Нравы у вас довольно строги,
не так ли?
- Что касается меня, то нет. Но не думаю, что ваша идея создать клуб
была бы принята здешним обществом.
- О, да я и не имею права воплощать здесь свои идеи. Если я и
останусь у вас, то ограничусь только тем, что буду зарабатывать хлеб
насущный. Я только думаю о Джофри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76