Но
это не оправдывает агрессии.
Тут мне вспомнилось, как он смертельно побледнел при одном только
упоминании о страшной эпидемии в Форте Аутпосте, и все же присоединился к
нам, как только мы спустились в селение. Он не был трусом и малодушным
человеком. Просто руководствовался своими принципами, и сколь бы
неразумными они нам ни казались, их можно и нужно было уважать. Джофри дал
волю своим чувствам, полушепотом выпалив выражение, которое никогда еще не
смущало благородного слуха собравшихся, но тут же спохватился и, быстро
овладев собой, спросил:
- А ваши сыновья?
- Они уже совершеннолетние и могут сами за себя отвечать, - так же
невозмутимо и спокойно ответил Пикл.
- Слава Богу хоть за это.
Мистер Томас повысил свой заунывный голос:
- Ну, должен же кто-то в конце концов остаться с женщинами и детьми.
И мы с мистером Пиклом и мистером Крейном возьмем это на себя. Я тоже
человек миролюбивый и не сторонник войны.
Он был весь какого-то землистого цвета, и хотя я испытывал не меньший
испуг, чем он, это никак не смягчало моей неприязни к нему.
- Ладно, - резко бросил Джофри, - ждите, но без меня. Я не хочу
больше оказаться в ловушке. Теперь, когда они прохлаждаются, одурманенные
алкоголем, ничего не подозревая, мы можем сломить их, как соломинку, и
спать спокойно. Если вы предпочитаете еще недельку провести в тревожном
ожидании неизбежного - наслаждайтесь этой видимостью покоя.
Эли заговорил внезапно, впервые на моей памяти выражая точку зрения,
противоположную мнению мистера Томаса.
- Нигде не написано, - начал он своим мягким глубоким и одновременно
внушительным голосом, - что всевышний предписывает ожидание. Помните, как
направлял он в путь Гидеона? Его войско было малочисленным, но все равно
малодушных отправили домой, затем избавились от беспечных. И маленький, но
отважный отряд справился с врагами Мидиана. И рука его при этом не
дрогнула. Я на вашей стороне, Филипп и Майк. Ну, Ломакс, что вы молчите?
Вы с кем?
- Нужно ли спрашивать? - отвечал Ломакс с холодной улыбкой на устах.
- Хэрри Райт был моим другом, и я никому не прощу своей убитой собаки
Адам.
- Тогда пусть мужчины собираются и готовятся выступить, - скомандовал
Джофри. - Я пойду к Проходу.
Весь остаток этого прекрасного воскресного дня мы провели в суете и
беготне по селению и округе, то натыкаясь на Марка Пикла, бродившего по
холмам, нерешительно пытаясь кончиками пальцев дотронуться до руки Зиллы
Камбоди, то на Эдварда, более решительного в своих сердечных делах с Мэри.
Ральф прискакал с мельницы с Ханной и со всеми ее вещами.
Казалось, что женщины и дети будут в большей безопасности под общей
крышей, а не в разбросанных по долине уединенных домах. Но в этих хлопотах
мы постарались заглушить мысль о видимости этой защищенности. Как
песчинки, бросались мы в бурлящий поток. Если нам не удастся устоять, если
нам суждено быть унесенными в пучину, то эта жалкая ненадежная крепость
будет разнесена в щепки, и нет никакой надежды на помощь извне. Наши
ближайшие соседи - обитатели Форта Аутпост - слишком далеко и вряд ли
узнают о постигшей нас судьбе, хотя, вероятно, им придется рано или поздно
разделить ее.
Я отмахнулся от этих печальных раздумий, так как, кроме подготовки к
походу, должен был уладить кое-какие личные дела. Мне хотелось написать
Линде письмо на тот случай, если мы одержим победу и селение будет
спасено, а я погибну от стрелы индейца. Прощаясь с ней, я думал излить
свои чувства на бумаге, открыть ей, что любил ее всю жизнь. Но написав в
таком духе послание, я безжалостно разорвал его на клочки. Когда она
прочтет эти строки, меня не будет в живых, так в чем же смысл выдавать
свою тайну после смерти? Если я не погибну и Зион будет существовать, я
сам ей во всем признаюсь. Иначе пусть все это уйдет со мной в могилу. Вот
что я в конце концов написал:
"Дорогая Линда,
оставляю тебе мой дом и все свое имущество. Ты можешь поселиться в
нем. Пожалуйста, будь добра к Энди, и, если он согласится, пусть останется
в доме и помогает тебе по хозяйству, а у Майка есть ремесло, которое
обеспечит ему друзей и средства к существованию. Если Голубка моя
останется жива, я хочу чтобы она принадлежала тебе. И еще я хочу, чтобы
Джудит осталась в доме, если ей некуда будет идти. Когда она выйдет замуж,
дай ей корову и пару телят и мою лучшую кровать, чтобы девушка не ушла
бесприданницей.
Желаю тебе жить долго и счастливо."
Редко мне доводилось писать, и никогда не приходилось читать таких
сухих слов, но именно так и получается, когда запрещаешь себе писать то,
что хочешь. И зная, что лучше уже не получится, что можно только все
испортить, я подписался: "Твой искренний друг Филипп Оленшоу" и аккуратно
сложил листок.
Затем я пошел проведать Диксона, который, несмотря на свои протесты,
должен был оставаться в поселке. С его стороны было нелепо даже и
помышлять об участии в походе. Он еще не мог спускаться во двор, и рана на
груди полностью не затянулась. Диксон взял у меня листок, который я ему
вручил с подробными указаниями, кому и в каком случае отдать его, и
сказал:
- Но, разумеется, я рассчитываю, что верну его лично вам, когда вы
вернетесь живым и невредимым домой.
И я с жаром подтвердил:
- И я тоже.
Покончив с этим делом, я направился в свою комнату, где хранил пару
пистолетов, принадлежавших ранее Натаниэлю. Ружья Натаниэля я уже давно
подарил Майку и Энди. Теперь, достав пистолеты, я оглядел их, проверил и
зарядил, Затем снял с себя выходной костюм и натянул залатанные и
вылинявшие рабочие вещи. Приличная одежда была ценностью, и ее не так
легко было раздобыть. Если мне суждено выжить, то она мне еще пригодится.
И я повесил костюм в шкаф, плотно прикрыв дверцу.
Наступили сумерки, а мы должны были выступить на рассвете. Я оглядел
пустую комнату. Проем окна серым пятном выделялся на густом черном фоне
стены. Мое громоздкое ложе с шерстяным матрасом и суровыми белыми
простынями светилось белизной покрывала, гладко обтягивавшего нетронутую
поверхность подушки. Я внезапно испытал истинное наслаждение при мысли о
том, что могу лечь, прикоснуться щекой к прохладной ткани и отдаться в
"объятия Морфея". Мне не удалось прожить жизнь, полную приключений, но и у
меня были свои маленькие радости. И сон был одной из них. Странно было
даже подумать, что мне придется лишиться и ее. И все еще глядя на постель
- поскольку мысли эти промелькнули с быстротой молнии - я вспомнил ту
единственную ночь, когда опустился на это ложе не для того, чтобы заснуть.
Воспоминания эти я запрятал поглубже, в те тайники моего сознания, где
хранилось все, что мною было обречено на забвение: казнь Шеда, зловоние
пораженного эпидемией жилища... Думаю, мне было стыдно за ту ночь, я
презирал Джудит, потому что она не была Линдой, и все равно проявила
столько доброты, любви и терпения ко мне. И теперь это оказалось самым
живым впечатлением моей жизни, которого уже больше не суждено испытать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
это не оправдывает агрессии.
Тут мне вспомнилось, как он смертельно побледнел при одном только
упоминании о страшной эпидемии в Форте Аутпосте, и все же присоединился к
нам, как только мы спустились в селение. Он не был трусом и малодушным
человеком. Просто руководствовался своими принципами, и сколь бы
неразумными они нам ни казались, их можно и нужно было уважать. Джофри дал
волю своим чувствам, полушепотом выпалив выражение, которое никогда еще не
смущало благородного слуха собравшихся, но тут же спохватился и, быстро
овладев собой, спросил:
- А ваши сыновья?
- Они уже совершеннолетние и могут сами за себя отвечать, - так же
невозмутимо и спокойно ответил Пикл.
- Слава Богу хоть за это.
Мистер Томас повысил свой заунывный голос:
- Ну, должен же кто-то в конце концов остаться с женщинами и детьми.
И мы с мистером Пиклом и мистером Крейном возьмем это на себя. Я тоже
человек миролюбивый и не сторонник войны.
Он был весь какого-то землистого цвета, и хотя я испытывал не меньший
испуг, чем он, это никак не смягчало моей неприязни к нему.
- Ладно, - резко бросил Джофри, - ждите, но без меня. Я не хочу
больше оказаться в ловушке. Теперь, когда они прохлаждаются, одурманенные
алкоголем, ничего не подозревая, мы можем сломить их, как соломинку, и
спать спокойно. Если вы предпочитаете еще недельку провести в тревожном
ожидании неизбежного - наслаждайтесь этой видимостью покоя.
Эли заговорил внезапно, впервые на моей памяти выражая точку зрения,
противоположную мнению мистера Томаса.
- Нигде не написано, - начал он своим мягким глубоким и одновременно
внушительным голосом, - что всевышний предписывает ожидание. Помните, как
направлял он в путь Гидеона? Его войско было малочисленным, но все равно
малодушных отправили домой, затем избавились от беспечных. И маленький, но
отважный отряд справился с врагами Мидиана. И рука его при этом не
дрогнула. Я на вашей стороне, Филипп и Майк. Ну, Ломакс, что вы молчите?
Вы с кем?
- Нужно ли спрашивать? - отвечал Ломакс с холодной улыбкой на устах.
- Хэрри Райт был моим другом, и я никому не прощу своей убитой собаки
Адам.
- Тогда пусть мужчины собираются и готовятся выступить, - скомандовал
Джофри. - Я пойду к Проходу.
Весь остаток этого прекрасного воскресного дня мы провели в суете и
беготне по селению и округе, то натыкаясь на Марка Пикла, бродившего по
холмам, нерешительно пытаясь кончиками пальцев дотронуться до руки Зиллы
Камбоди, то на Эдварда, более решительного в своих сердечных делах с Мэри.
Ральф прискакал с мельницы с Ханной и со всеми ее вещами.
Казалось, что женщины и дети будут в большей безопасности под общей
крышей, а не в разбросанных по долине уединенных домах. Но в этих хлопотах
мы постарались заглушить мысль о видимости этой защищенности. Как
песчинки, бросались мы в бурлящий поток. Если нам не удастся устоять, если
нам суждено быть унесенными в пучину, то эта жалкая ненадежная крепость
будет разнесена в щепки, и нет никакой надежды на помощь извне. Наши
ближайшие соседи - обитатели Форта Аутпост - слишком далеко и вряд ли
узнают о постигшей нас судьбе, хотя, вероятно, им придется рано или поздно
разделить ее.
Я отмахнулся от этих печальных раздумий, так как, кроме подготовки к
походу, должен был уладить кое-какие личные дела. Мне хотелось написать
Линде письмо на тот случай, если мы одержим победу и селение будет
спасено, а я погибну от стрелы индейца. Прощаясь с ней, я думал излить
свои чувства на бумаге, открыть ей, что любил ее всю жизнь. Но написав в
таком духе послание, я безжалостно разорвал его на клочки. Когда она
прочтет эти строки, меня не будет в живых, так в чем же смысл выдавать
свою тайну после смерти? Если я не погибну и Зион будет существовать, я
сам ей во всем признаюсь. Иначе пусть все это уйдет со мной в могилу. Вот
что я в конце концов написал:
"Дорогая Линда,
оставляю тебе мой дом и все свое имущество. Ты можешь поселиться в
нем. Пожалуйста, будь добра к Энди, и, если он согласится, пусть останется
в доме и помогает тебе по хозяйству, а у Майка есть ремесло, которое
обеспечит ему друзей и средства к существованию. Если Голубка моя
останется жива, я хочу чтобы она принадлежала тебе. И еще я хочу, чтобы
Джудит осталась в доме, если ей некуда будет идти. Когда она выйдет замуж,
дай ей корову и пару телят и мою лучшую кровать, чтобы девушка не ушла
бесприданницей.
Желаю тебе жить долго и счастливо."
Редко мне доводилось писать, и никогда не приходилось читать таких
сухих слов, но именно так и получается, когда запрещаешь себе писать то,
что хочешь. И зная, что лучше уже не получится, что можно только все
испортить, я подписался: "Твой искренний друг Филипп Оленшоу" и аккуратно
сложил листок.
Затем я пошел проведать Диксона, который, несмотря на свои протесты,
должен был оставаться в поселке. С его стороны было нелепо даже и
помышлять об участии в походе. Он еще не мог спускаться во двор, и рана на
груди полностью не затянулась. Диксон взял у меня листок, который я ему
вручил с подробными указаниями, кому и в каком случае отдать его, и
сказал:
- Но, разумеется, я рассчитываю, что верну его лично вам, когда вы
вернетесь живым и невредимым домой.
И я с жаром подтвердил:
- И я тоже.
Покончив с этим делом, я направился в свою комнату, где хранил пару
пистолетов, принадлежавших ранее Натаниэлю. Ружья Натаниэля я уже давно
подарил Майку и Энди. Теперь, достав пистолеты, я оглядел их, проверил и
зарядил, Затем снял с себя выходной костюм и натянул залатанные и
вылинявшие рабочие вещи. Приличная одежда была ценностью, и ее не так
легко было раздобыть. Если мне суждено выжить, то она мне еще пригодится.
И я повесил костюм в шкаф, плотно прикрыв дверцу.
Наступили сумерки, а мы должны были выступить на рассвете. Я оглядел
пустую комнату. Проем окна серым пятном выделялся на густом черном фоне
стены. Мое громоздкое ложе с шерстяным матрасом и суровыми белыми
простынями светилось белизной покрывала, гладко обтягивавшего нетронутую
поверхность подушки. Я внезапно испытал истинное наслаждение при мысли о
том, что могу лечь, прикоснуться щекой к прохладной ткани и отдаться в
"объятия Морфея". Мне не удалось прожить жизнь, полную приключений, но и у
меня были свои маленькие радости. И сон был одной из них. Странно было
даже подумать, что мне придется лишиться и ее. И все еще глядя на постель
- поскольку мысли эти промелькнули с быстротой молнии - я вспомнил ту
единственную ночь, когда опустился на это ложе не для того, чтобы заснуть.
Воспоминания эти я запрятал поглубже, в те тайники моего сознания, где
хранилось все, что мною было обречено на забвение: казнь Шеда, зловоние
пораженного эпидемией жилища... Думаю, мне было стыдно за ту ночь, я
презирал Джудит, потому что она не была Линдой, и все равно проявила
столько доброты, любви и терпения ко мне. И теперь это оказалось самым
живым впечатлением моей жизни, которого уже больше не суждено испытать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76