Мы направились в дом собраний - тот самый
барак, где раньше спали женщины, и который теперь был обставлен грубыми
скамьями и неуклюжим деревянным столом со множеством свечей.
Я не намеревался больше посещать собрания. Что касается Ральфа, то он
либо подчинится совету старейшин и будет держаться подальше от мельницы,
либо женится на Ханне, либо же просто не будет обращать внимания на всю
эту болтовню. Случай с Магитабель показал, что эти люди неумолимы и глухи
ко всяким доводам разума; и, может быть, если бы я не вмешался, девушка
отсидела бы в колодках, очистилась от греха и осталась в живых.
Мистер Томас занял свое место у центральной скамьи, опустился на
колени и начал громко молиться. Он взывал к просветлению души и разума
нашего, к благословению трудов праведных, к доброте и справедливости тех,
в чьих руках находится наше благоденствие. Затем, устроив свои телеса на
слишком узком для него сиденьи скамьи, он открыл собрание.
- Минуло семнадцать месяцев с тех пор, как это благословенное место
открылось нашим благодарным очам. Мы все, как Марта, были заняты
хлопотами, но настал час и нам, как Марии, обратить наши взоры на...
Его монотонный голос скользил по заранее заученным фразам, и хотя я
не вслушивался в каждое слово, смысл его речи был мне понятен. Зион нужно
приструнить, очистить, отвести от него зло. Именно так он и говорил.
Сквозь все это многословие ясно просматривались несколько основных мыслей.
Каждый находившийся в добром здравии житель Зиона обязан посещать собрания
каждое воскресенье. Вводились штрафы за сквернословие, потребление крепких
напитков, курение табака, отсутствие на собрании. Каждый хозяин дома в
соответствии со своими возможностями должен был совершать подношения
мистеру Томасу из своего урожая и приплода, так как мистер Томас считал,
что его божественный долг не позволяет ему в полной мере отдаваться
ведению хозяйства. Распущенность такого рода, как происшедший недавно в
деревне скандал, должна быть пресечена. И мистер Томас продолжал считать,
что сооружение колодок будет способствовать предотвращению грехопадений и
устрашению молодых людей.
Это были главные идеи. А закончил он так:
- И да объединимся мы в делах этих, и станем непоборимы, и да будет
место сие благословенно, как второй Эдем, где Господь узрит плоды творенья
своего и возрадуется, дабы это есть хорошо.
Воцарилось почтительное молчание. Затем Майк заерзал на своей скамье,
и я увидел, что все взгляды обращены ко мне. Я ведь один нес
ответственность за все злодеяния и грехи и должен был отчитаться за это.
- По поводу собраний, - наконец отважился начать я, не выдерживая
больше этих испытующих взглядов и напряженной тишины. - Я перестал
посещать их.
- Мы заметили.
- И вы не можете не знать, почему, не так ли? Я пришел к выводу, что
большинство людей, присутствующих здесь, бессердечны, жестоки, упрямы там,
где требуется проявление простого человеческого участия. В тот день,
мистер Томас, когда я вынужден был хоронить Магитабель Пикл в неосвященной
земле, без вашего участия, я поклялся, что никогда не переступлю порога
собрания, которое вы ведете, и только очень веская причина может заставить
меня изменить мое решение.
И забыв, что подо мной не обычный домашний устойчивый стул, а
треногая скамья, я хотел было откинуться на спинку с видом небрежного
безразличия, но скамья пошатнулась, и мне, чтобы не упасть, пришлось
ухватиться за плечо Майка. Они подождали, пока я восстановил равновесие, и
Крейн, с неожиданной для него рассудительностью, начал:
- Вы не можете не понимать, мистер Оленшоу, что каждое общество
руководствуется какими-то законами. В печальном случае с заблудшей дочерью
моего друга Пикла, мы действовали соответственно собственным убеждениям. И
хотя вы посчитали возможным самым плачевным образом повлиять на ход дела,
закон все равно прав, когда стоит на пути греха.
- А кто объявляет поступок грехом? Группа людей, собравшихся вместе,
принимает законы. Если вы сегодня настоите на своем, то каждый любитель
вина или курения станет грешником. Всякий, кто откажется отдавать часть
заработанного трудом и потом мистеру Томасу, тоже будет объявлен
грешником. Я люблю курить трубку, изредка пью крепкие напитки. Майк любит
выпить и иногда может закурить. И кроме того, не могу взять в толк, почему
мистер Томас не может сам на себя работать. Итак, из-за моих убеждений,
хотя в настоящий момент я не являюсь грешником, с завтрашнего дня я буду
объявлен таковым.
- Вы что-то не ту лошадку оседлали, - ответил на мою речь мистер
Томас. - Все перечисленное нами неугодно Богу. В обществе распущенности
люди не внемлют Господу и продолжают гневить его. А мы у себя должны
искоренить это зло.
- И если большинство присутствующих здесь сегодня установят правила,
исключающие все названные вами проступки, то неподчинение этим правилам,
станет злом. - Это раздался голос Эли, и я повернулся к нему на своей
ненадежной скамье.
- Эли Мейкерс, - сказал я сухо. - В том месте, откуда нам стоило
таких трудов выбраться, большинство людей охотно посещали церковь, ставили
свечи, крестились и пели у алтаря, то есть они выполняли все, что
требовалось от них церковным законом. По вашим нынешним рассуждениям,
принадлежность к большинству оправдывала их поведение. Но насколько я
припоминаю, тогда в кузнице Шеда вы выражали совсем другое мнение.
Но в этот вечер мне не удалось вызвать Эли на спор. Он бросил на меня
довольно суровый взгляд, в котором однако светилась доброжелательность и
не было никакой злобы, и обратился со словами: "мистер Филипп", что всегда
в его устах звучало льстиво и заискивающе.
- Мистер Филипп, вы, в отличие от всех нас обладаете быстрым умом,
начитанностью, и ваша жизнь в Лондоне, без сомнения, расширила ваш
кругозор, чем мы не можем похвастать. Мистер Горе был о вас высокого
мнения. А мы все здесь люди простые, - при этих словах мистер Томас
нахмурился и насторожился, но Эли не смотрел в его сторону, - но иногда
мудрости недоступно то, что открывается простому разуму. Мы не
устанавливаем законы ради законов, как вы ошибочно полагаете. Мы считаем,
что алкоголь, курение и распущенность, как и непосещение собраний - все
это порок, и мы должны принять меры, прежде чем падет на нас немилость
Божья.
- Но Эли, почему вы так думаете? В чем именно Господь не благоволит к
нам?
- Он не посылает нам дождя и многое другое, - серьезно ответил Эли.
Мысль моя сделала скачок, и несмотря на все усилия, я почувствовал
как мои губы расплываются в улыбке, и рукой прикрыл рот. Никто, кроме
меня, не знал, что Эли считает Зион недостаточно богопослушным, потому что
у Линды больше нет детей! Это было и смешно, и в то же время настолько
ужасающе примитивно, что мне хотелось разразиться хохотом и закричать от
ярости. И чтобы отвлечься от этих мыслей, я поспешно переключился на
другую тему:
- По поводу распущенности. Я сам ничего подобного не замечал, но
прошел слух, будто люди осуждают миссис Райт и Ральфа Свистуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
барак, где раньше спали женщины, и который теперь был обставлен грубыми
скамьями и неуклюжим деревянным столом со множеством свечей.
Я не намеревался больше посещать собрания. Что касается Ральфа, то он
либо подчинится совету старейшин и будет держаться подальше от мельницы,
либо женится на Ханне, либо же просто не будет обращать внимания на всю
эту болтовню. Случай с Магитабель показал, что эти люди неумолимы и глухи
ко всяким доводам разума; и, может быть, если бы я не вмешался, девушка
отсидела бы в колодках, очистилась от греха и осталась в живых.
Мистер Томас занял свое место у центральной скамьи, опустился на
колени и начал громко молиться. Он взывал к просветлению души и разума
нашего, к благословению трудов праведных, к доброте и справедливости тех,
в чьих руках находится наше благоденствие. Затем, устроив свои телеса на
слишком узком для него сиденьи скамьи, он открыл собрание.
- Минуло семнадцать месяцев с тех пор, как это благословенное место
открылось нашим благодарным очам. Мы все, как Марта, были заняты
хлопотами, но настал час и нам, как Марии, обратить наши взоры на...
Его монотонный голос скользил по заранее заученным фразам, и хотя я
не вслушивался в каждое слово, смысл его речи был мне понятен. Зион нужно
приструнить, очистить, отвести от него зло. Именно так он и говорил.
Сквозь все это многословие ясно просматривались несколько основных мыслей.
Каждый находившийся в добром здравии житель Зиона обязан посещать собрания
каждое воскресенье. Вводились штрафы за сквернословие, потребление крепких
напитков, курение табака, отсутствие на собрании. Каждый хозяин дома в
соответствии со своими возможностями должен был совершать подношения
мистеру Томасу из своего урожая и приплода, так как мистер Томас считал,
что его божественный долг не позволяет ему в полной мере отдаваться
ведению хозяйства. Распущенность такого рода, как происшедший недавно в
деревне скандал, должна быть пресечена. И мистер Томас продолжал считать,
что сооружение колодок будет способствовать предотвращению грехопадений и
устрашению молодых людей.
Это были главные идеи. А закончил он так:
- И да объединимся мы в делах этих, и станем непоборимы, и да будет
место сие благословенно, как второй Эдем, где Господь узрит плоды творенья
своего и возрадуется, дабы это есть хорошо.
Воцарилось почтительное молчание. Затем Майк заерзал на своей скамье,
и я увидел, что все взгляды обращены ко мне. Я ведь один нес
ответственность за все злодеяния и грехи и должен был отчитаться за это.
- По поводу собраний, - наконец отважился начать я, не выдерживая
больше этих испытующих взглядов и напряженной тишины. - Я перестал
посещать их.
- Мы заметили.
- И вы не можете не знать, почему, не так ли? Я пришел к выводу, что
большинство людей, присутствующих здесь, бессердечны, жестоки, упрямы там,
где требуется проявление простого человеческого участия. В тот день,
мистер Томас, когда я вынужден был хоронить Магитабель Пикл в неосвященной
земле, без вашего участия, я поклялся, что никогда не переступлю порога
собрания, которое вы ведете, и только очень веская причина может заставить
меня изменить мое решение.
И забыв, что подо мной не обычный домашний устойчивый стул, а
треногая скамья, я хотел было откинуться на спинку с видом небрежного
безразличия, но скамья пошатнулась, и мне, чтобы не упасть, пришлось
ухватиться за плечо Майка. Они подождали, пока я восстановил равновесие, и
Крейн, с неожиданной для него рассудительностью, начал:
- Вы не можете не понимать, мистер Оленшоу, что каждое общество
руководствуется какими-то законами. В печальном случае с заблудшей дочерью
моего друга Пикла, мы действовали соответственно собственным убеждениям. И
хотя вы посчитали возможным самым плачевным образом повлиять на ход дела,
закон все равно прав, когда стоит на пути греха.
- А кто объявляет поступок грехом? Группа людей, собравшихся вместе,
принимает законы. Если вы сегодня настоите на своем, то каждый любитель
вина или курения станет грешником. Всякий, кто откажется отдавать часть
заработанного трудом и потом мистеру Томасу, тоже будет объявлен
грешником. Я люблю курить трубку, изредка пью крепкие напитки. Майк любит
выпить и иногда может закурить. И кроме того, не могу взять в толк, почему
мистер Томас не может сам на себя работать. Итак, из-за моих убеждений,
хотя в настоящий момент я не являюсь грешником, с завтрашнего дня я буду
объявлен таковым.
- Вы что-то не ту лошадку оседлали, - ответил на мою речь мистер
Томас. - Все перечисленное нами неугодно Богу. В обществе распущенности
люди не внемлют Господу и продолжают гневить его. А мы у себя должны
искоренить это зло.
- И если большинство присутствующих здесь сегодня установят правила,
исключающие все названные вами проступки, то неподчинение этим правилам,
станет злом. - Это раздался голос Эли, и я повернулся к нему на своей
ненадежной скамье.
- Эли Мейкерс, - сказал я сухо. - В том месте, откуда нам стоило
таких трудов выбраться, большинство людей охотно посещали церковь, ставили
свечи, крестились и пели у алтаря, то есть они выполняли все, что
требовалось от них церковным законом. По вашим нынешним рассуждениям,
принадлежность к большинству оправдывала их поведение. Но насколько я
припоминаю, тогда в кузнице Шеда вы выражали совсем другое мнение.
Но в этот вечер мне не удалось вызвать Эли на спор. Он бросил на меня
довольно суровый взгляд, в котором однако светилась доброжелательность и
не было никакой злобы, и обратился со словами: "мистер Филипп", что всегда
в его устах звучало льстиво и заискивающе.
- Мистер Филипп, вы, в отличие от всех нас обладаете быстрым умом,
начитанностью, и ваша жизнь в Лондоне, без сомнения, расширила ваш
кругозор, чем мы не можем похвастать. Мистер Горе был о вас высокого
мнения. А мы все здесь люди простые, - при этих словах мистер Томас
нахмурился и насторожился, но Эли не смотрел в его сторону, - но иногда
мудрости недоступно то, что открывается простому разуму. Мы не
устанавливаем законы ради законов, как вы ошибочно полагаете. Мы считаем,
что алкоголь, курение и распущенность, как и непосещение собраний - все
это порок, и мы должны принять меры, прежде чем падет на нас немилость
Божья.
- Но Эли, почему вы так думаете? В чем именно Господь не благоволит к
нам?
- Он не посылает нам дождя и многое другое, - серьезно ответил Эли.
Мысль моя сделала скачок, и несмотря на все усилия, я почувствовал
как мои губы расплываются в улыбке, и рукой прикрыл рот. Никто, кроме
меня, не знал, что Эли считает Зион недостаточно богопослушным, потому что
у Линды больше нет детей! Это было и смешно, и в то же время настолько
ужасающе примитивно, что мне хотелось разразиться хохотом и закричать от
ярости. И чтобы отвлечься от этих мыслей, я поспешно переключился на
другую тему:
- По поводу распущенности. Я сам ничего подобного не замечал, но
прошел слух, будто люди осуждают миссис Райт и Ральфа Свистуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76