— Ведая приключение Гипоменово в рассуждении оклеветания его от Зловурана королю волшебников, считал я, что он и сестра моя либо убегали от гнева его, или учинились добычею его мщения. Мы оплакали с Милостаною их участь и как не ведали, куда нам без опасности самим обратиться следует, то заключили обитать в сей хижине. Предсказание волшебной доски не полагало уже больше препятствия в тогдашнем нашем состоянии к совершению нашего брака, почему, призвав богов во свидетельство, предались мы всем приятностям нежного союза. Мы любили друг друга с горячностию и посреди пустыни, удаленной от сообщества с прочими человеками, не видали скуки. Мы разделяли труды рыболовства; любовь рождала нам ежечасно новые предлоги к разговорам; каждая рощица, всякий лужок приглашали нас; мы считали себя единою четою на свете и привыкли к нашему уединению; словом сказать, мы не видали печали до рождения первого моего сына.
Сколько обрадовал нас сей первый залог нашей горячности, столько огорчились мы, когда оный по седьми днях пропал из крепко запертой нашей хижины. Мы не знали, чему должно приписать сие, и относили все к воле судеб, ибо предсказано нам было наказание таковое за нарушение заповеди, определенной при вопросе о нашем браке. Предавшись положению нашей участи, мы утешились и продолжали прежнюю жизнь. Я имел от Милостаны еще двух сыновей и одну меньшую из детей моих дочь, кои равномерно по рождении своем похищены были невидимою рукою. Печаль наша о том умерялась привычкою, для того что мы прежде уже знали судьбу сию.
Я обитал еще десять лет с моею супругою по рождении дочери, не имея уже больше детей, и по прошествии сих постигло меня величайшее в жизни моей несчастие. Милостана начала скучать нашим уединением. Потеря детей, коих она не могла забыть, и утраченная надежда к рождению других побуждали ее уговаривать меня к оставлению нашей пустыни и к странствованию по свету для проведывания о пропадших сынах и дочери. Бесплодно старался я представлять ей, что мы нарушим чрез то наше предопределение и подвергнемся гневу богов. Милостана ничему не верила и предалась жестокому унынию, так что я нашелся принужденным ей повиноваться.
Мы начали собираться в путь. Мне известно было, что надлежит нам шествовать более пяти сот верст местами ненаселенными: следовало заготовить на дорогу съестных припасов. Оные не могли ни в чем состоять, кроме сушеных рыб, и для того мы беспрестанно бросали в реку нашу сеть, однако ж в целую неделю не могли мы поймать ни одной. Я удивлялся тому, а жена моя выходила из терпения.
— Видишь ли ты,— говорил я ей,— что небеса противятся нашему намерению. Когда бывало, чтоб бросил я сеть в воду и не извлекал изобильного числа рыб? Мы погибнем с голода, ежели пойдем сквозь пустыню без запаса.
— Лучше погибнуть в пустыне, нежели обитать в сем ненавистном месте! — вскричала жена моя.— Я умру с печали, ежели мы далее здесь останемся.
Сказав сие, схватила она очарованное копие и, чтоб принудить меня к отправлению в путь, распорола острием оного в нескольких местах сети. Но едва сие воспоследовало, я увидел ее превратившуюся по-прежнему в рыбу и бросившуюся в реку.
Рассудите о моей горести и отчаянии: едва в первых стремлениях не бросился я сам в воду. Со временем хотя печаль моя несколько уменьшилась, но я очень несчастен: лишение возлюбленной Милостаны напояет отравою все дни мои. Я уповал, что когда-нибудь гнев небес смягчится, и считал, что наконец удастся мне опять поймать мою дражайшую рыбу. Для сего начал я починивать мою сеть, но едва завязал одну ячейку, представилось мне, что я вижу на поверхности воды плавающую возлюбленную мою Милостану в виде прекрасной рыбы. Я бросил мою работу, бежал к реке, но привидение исчезло. Предаваясь печали, возвращался я в мою хижину, где находил изобильную, неизвестною рукою приготовленную пищу, от которой и вы вкушали.
Десять лет уже проходит в этом моем горестном состоянии. Всякий день до несколька раз принимаюсь я починивать сеть мою, и всякий раз являющаяся мечта отводит меня к реке и, исчезая, наполняет чувства мои горестию о уроне моей возлюбленной Милостаны. Сеть моя не починена, и я не имел надежды когда-нибудь увидеть свое счастие, если б за месяц пред сим не случилось со мною странного приключения, разлившего в душе моей приятное упование.
Когда при восхождении солнца я вышел на обыкновенную мою работу и хотел завязывать прорезанную очарованным копием сеть, не мог я найти потребного к тому припаса: челнок и нитки пропали. Искав оных без успеха, пришел я в великую досаду, и в том, как я бегал, продолжая мое искание, споткнулся я и упал, зацепясь ногою за очарованное копие, которое сам вынес из моей хижины.
— О, проклятое оружие! — вскричал я.—Ты причиною всех моих несчастий.
Я не знаю, почему я сказал сие, но в гневе никто не может говорить порядочно: я был вне себя и, с досады схватя оное копие, переломил его надвое. Едва я учинил сие, как весьма знакомый мне голос кликнул меня по имени. Я оглянулся и увидел, как снег, белую птицу, сидящую на жердках, на которых висела сеть. Не ожидал я, чтоб птица сия могла говорить, если б оная не вывела меня из сомнения, начав ко мне следующее:
— Доброслав! Ты никогда не починишь своей сети, и не сие средство к возвращению твоей супруги. Однако ж ты весьма разумно учинил, что переломил очарованное копие: счастие многих особ от сего зависело. Имей надежду, что и твои злополучия вскоре окончатся. После известного числа дней увидишь ты пришедшего к тебе человека для осведомления о твоих приключениях: отнюдь не открывай ты ему оных, если он не обяжется клятвою предприять следующее опасное предприятие. В южной отсюда стороне находится холм с растущим на нем деревом, учинившимся из тела Зловуранова. Холм сей неприступен, и растущее на нем дерево вершиною своею достигло почти до облак. На сей вершине растет виноградная кисть, кою надлежит сорвать и снести на землю в руках своих, невзирая на то, что оная имеет в себе более десяти пуд весу. Я не скрою и того, что каменные львы, окружающие холм, оживут в приближении и будут защищать всход на холм. Должно отвращать их нападения, не имея в руках своих оружия, кроме одного лука без тетивы. Нет ничего достовернее, что отважившийся на сей подвиг погибнет в своем предприятии, но если достигнет желаемого, учинится благополучнее всех смертных. Облегчение ж ему в сем приключении состоит лишь в том, что дай ему обломки очарованного копия, сии надлежит ему перекинуть за себя, и тогда увидит он их превратившимися в коня и лук.
Птица, проговоря сие, поднялась на воздух и пропала из глаз моих.
Вот приключение, возлюбленный Баламир, которое совершить вам предоставлено, ибо я не сомневаюсь, чтоб вы отказались снять оное на себя в рассуждении клятв, мне данных. Я уповаю, что и никто, кроме вас, не может ни столько отважить жизнь свою, ни сыскать места, где убит мною Зловуран; потому что я был нетерпелив в ожидании вашего пришествия, неоднократно покушался сам предаться сему подвигу. Однако сколько раз ни бросал я за себя обломки очарованного копия, но ни коня, ни лука из оных не происходило.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БАЛАМИРОВЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Доброслав окончал таковым образом свою повесть и с нетерпением ожидал, что скажет ему на это Баламир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142