Наконец рок мой пременил все сие в жесточайшие горести. Увы! я все потерял: лишился моей Алциды и лишился чрез свою неосторожность.
Я прохаживался в саду с моею супругою. Время тогда было наилучшее, или мне казалось так, что присутствие моей возлюбленной оживляет все и самую природу. Не знаю каким образом,— ибо не случалось никогда, чтоб отдалился я от Алциды,— отшел я от нее на несколько сажен. Я хотел уже возвратиться, но представшая мне женщина меня остановила. Я удивлялся, увидя тут живущую особу, где никого не обитало, кроме меня и моей супруги, и тем больше, что это была благодетельница моя Зимония. Любя ее, как мою мать, бросился я в восхищении в ее объятия. Она не меньше казалась обрадованною, меня увидя.
— Ах, сын мой,— сказала она,— каким образом очутился ты в сем замке, когда я считала уже тебя погибшим?
— Я оным обладаю,— отвечал я ей, нимало не одумавшись, что я сказать хочу.
— Но по какому случаю? — спросила она с удивлением.
— Сей замок надлежит Алциде,— говорил я,— а я ее супруг.
— Увы, нескромный Зелиан!..— пролился к ушам моим голос моей Алциды и поразил меня, подобно грому.
Я познал мое преступление, но уже поздно было помочь моему несчастию. Алцида, стоявшая близ озера, находившегося тут к великому украшению сада, лишилась чувств и упала в воду. Я имел еще столько сил, чтоб броситься к ней на помощь. Едва я не успел схватить ее, но она исчезла в глазах моих, а правая моя рука, по самый локоть окунувшись в воду, превратилась в железную. Отчаяние мое взошло наверх крайности, и я хотел утопиться в том же озере, если б Зимония от того меня не удержала.
— Покорись провидению,— сказала она мне,— все на свете имеет причины, по коим судьба распоряжает человеческие действия. Ты не мог избегнуть тебе предназначенного, следственно, не считай неосторожность свою виною своего несчастия. Так должно, чтоб ты лишился Алциды и своей руки.
Я возражал противу сего и доказывал со своей стороны, что, когда должно потерять Алциду, не остается уже зачем жить, и что нет лучшего, как утопиться в том же озере, которое ее сокрыло.
Однако Зимониины ли советы или потому, что жизнь всегда изрядная вещь, согласился я остаться на свете и последовать наставлениям моей благодетельницы. Оные состояли в следующем.
— Как приключение мое,— говорила она,— соплетено со участию многих особ, претерпевающих гонение сильного неприятеля, то не могу ожидать окончания моему несчастию, как в одно известное время, когда и прочие все увидят начало к своему благополучию.
Если увижу я руку мою в прежнем состоянии, обнадеживала она, то в самое время соединюсь я со всем, мне любезным. Наконец не предписала она мне никаких подробностей в моих поведениях, не подала никакой таковой помощи, каковую оказала ,мне при отправлении для сыскания сестры моей, кроме этого велела идти на запад и искать пещеру, содержащую одного очарованного волшебника. X
— Ты не можешь ошибиться в нем,— сказала она,— ибо тот, коего тебе должно вопросить о наставления к поправлению судьбы твоей, представится тебе оплакивающим одну мертвую человеческую голову.
Проговоря сие, Зимония стала невидима, а я нашел себя в необитаемой пустыне.
Не могши из темных слов Зимонии иметь надежды, чтоб я увидел когда-нибудь возлюбленную мою, предался я всей горести моего несчастия. Алцидины прелести и мой проступок, представляясь всегда моим воображениям, наполняли душу мою несказанным мучением. Стенания мои разносились по пустыне, но никто оным не внимал, кроме истерзанного моего сердца. Я шел, не уповая нигде сыскать отрады моим злоключениям, и радовался, помышляя, что наконец достанусь я в добычу лютым зверям, обитающим в местах, кои я проходил.
Все соединилось, чтоб нашел я гроб в сей пустыне: мне встречались страшные змеи; необитаемая страна не доставляла мне пропитания; песчаное дно не представляло ничего ко утолению жажды; я изнурен был голодом, однако ж ни от чего я не погиб. Неизвестная рука меня сохранила, и прежде нежели ожидал, вошел я невзначай в искомую мною пещеру.
Погруженный в мою унылость, я почти наткнулся на утес одной горы, и представьте себе мое удивление, когда я по местоположению узнал самую ту пещеру, в которой воспитывал меня пустынник и которую я бесплодно искал в стране дулебской. То ли, что человек имеет привязанность к местам, в коих воспитан, или надежда узнать что-нибудь о Алциде или о сестре моей доставила мне великую радость о сем открытии.
Я вошел в пещеру, но, кроме некоторых храмин, увидел в ней все противу прежнего переменившимся: не было уже того сада, в каком обитала Милосвета, оный пременился в темную освещаемую уже лампадою храмину, до которой дошел я мрачными закоулками. Однако ж печальные вошедшие тогда в голову мне воображения о сестре моей загладились надеждою, ибо я нашел описанного мне Зимониею очарованного волшебника и ожидал познать от него нечто относящееся к судьбе моей.
Он был немолод, и седая борода покрывала всю грудь его. В руках своих держал он мертвую голову и орошал оную своими слезами. Нашед его в сем положении, не хотел я вдруг к нему показаться, потому что, бывши сам несчастен, считал несправедливостию нарушить подобному мне питаться его горестию: я остановился. Уныние его казалось мало-помалу пременяющимся в отчаяние: он положил голову на возвышенный стол и возопил:
— Боги, чем заслужил я гнев ваш? Презирал ли я когда-нибудь добродетель, и приятное вам человеколюбие не было ли вождем моих действий? Вся вина моя состоит в том, что я по необходимости и защищая сам себя гнал злобного Зловурана, врага вашего и всей природы. За то лишь я утратил навеки мою возлюбленную и вместо божественных прелестей ее должен взирать на сию безобразную кость... О боги, либо вы не внемлете на мир, вами произведенный, или сами вы столько ж злобны, как и мои гонители, когда беззакония и неправды без казни в оном производятся, а добродетели страждут. Есть ли кто-нибудь подобный мне в несчастии?
— Конечно, есть, когда не более,— сказал я, к нему приближась.— Ты видишь во мне живой пример, что можно существовать, утратя все любезнейшее.
После чего рассказал я ему все мое приключение и обстоятельство, принудившее меня искать его плачевного жилища. Я окончил разговор мой словесами утешения, в коих старался ободрить его отчаяние и доказать ему, что несправедливо роптать на бессмертных, когда неизвестно, что злоключения, нам встречающиеся, нейдут ли в нашу пользу.
— Смешно, государь мой,— сказал он мне,— полагать, чтоб справедливо было наказывать невинных: вы не найдете основания, по коим бы приключающиеся в свете бедствия можно было приписать провидению; если оные идут в наказание, невинные под оное не подходят. Если ж для примера прочим одному страдать должно, то я имею причины думать... Однако, не ведая моих приключений, вы не можете никаких делать рассуждений, а я не могу вам открыть о моих бедствиях. Совсем другое обстоятельство с вами: вы заслужили то, что терпите, и мне сверх того известно, что есть вам надежда достигнуть к прежнему еще величайшему счастию, а я оные не знаю... Но мне некогда с вами беседовать, ибо чувства мои измучены, а сердце мое ищет пищи своей в сих страданиях...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Я прохаживался в саду с моею супругою. Время тогда было наилучшее, или мне казалось так, что присутствие моей возлюбленной оживляет все и самую природу. Не знаю каким образом,— ибо не случалось никогда, чтоб отдалился я от Алциды,— отшел я от нее на несколько сажен. Я хотел уже возвратиться, но представшая мне женщина меня остановила. Я удивлялся, увидя тут живущую особу, где никого не обитало, кроме меня и моей супруги, и тем больше, что это была благодетельница моя Зимония. Любя ее, как мою мать, бросился я в восхищении в ее объятия. Она не меньше казалась обрадованною, меня увидя.
— Ах, сын мой,— сказала она,— каким образом очутился ты в сем замке, когда я считала уже тебя погибшим?
— Я оным обладаю,— отвечал я ей, нимало не одумавшись, что я сказать хочу.
— Но по какому случаю? — спросила она с удивлением.
— Сей замок надлежит Алциде,— говорил я,— а я ее супруг.
— Увы, нескромный Зелиан!..— пролился к ушам моим голос моей Алциды и поразил меня, подобно грому.
Я познал мое преступление, но уже поздно было помочь моему несчастию. Алцида, стоявшая близ озера, находившегося тут к великому украшению сада, лишилась чувств и упала в воду. Я имел еще столько сил, чтоб броситься к ней на помощь. Едва я не успел схватить ее, но она исчезла в глазах моих, а правая моя рука, по самый локоть окунувшись в воду, превратилась в железную. Отчаяние мое взошло наверх крайности, и я хотел утопиться в том же озере, если б Зимония от того меня не удержала.
— Покорись провидению,— сказала она мне,— все на свете имеет причины, по коим судьба распоряжает человеческие действия. Ты не мог избегнуть тебе предназначенного, следственно, не считай неосторожность свою виною своего несчастия. Так должно, чтоб ты лишился Алциды и своей руки.
Я возражал противу сего и доказывал со своей стороны, что, когда должно потерять Алциду, не остается уже зачем жить, и что нет лучшего, как утопиться в том же озере, которое ее сокрыло.
Однако Зимониины ли советы или потому, что жизнь всегда изрядная вещь, согласился я остаться на свете и последовать наставлениям моей благодетельницы. Оные состояли в следующем.
— Как приключение мое,— говорила она,— соплетено со участию многих особ, претерпевающих гонение сильного неприятеля, то не могу ожидать окончания моему несчастию, как в одно известное время, когда и прочие все увидят начало к своему благополучию.
Если увижу я руку мою в прежнем состоянии, обнадеживала она, то в самое время соединюсь я со всем, мне любезным. Наконец не предписала она мне никаких подробностей в моих поведениях, не подала никакой таковой помощи, каковую оказала ,мне при отправлении для сыскания сестры моей, кроме этого велела идти на запад и искать пещеру, содержащую одного очарованного волшебника. X
— Ты не можешь ошибиться в нем,— сказала она,— ибо тот, коего тебе должно вопросить о наставления к поправлению судьбы твоей, представится тебе оплакивающим одну мертвую человеческую голову.
Проговоря сие, Зимония стала невидима, а я нашел себя в необитаемой пустыне.
Не могши из темных слов Зимонии иметь надежды, чтоб я увидел когда-нибудь возлюбленную мою, предался я всей горести моего несчастия. Алцидины прелести и мой проступок, представляясь всегда моим воображениям, наполняли душу мою несказанным мучением. Стенания мои разносились по пустыне, но никто оным не внимал, кроме истерзанного моего сердца. Я шел, не уповая нигде сыскать отрады моим злоключениям, и радовался, помышляя, что наконец достанусь я в добычу лютым зверям, обитающим в местах, кои я проходил.
Все соединилось, чтоб нашел я гроб в сей пустыне: мне встречались страшные змеи; необитаемая страна не доставляла мне пропитания; песчаное дно не представляло ничего ко утолению жажды; я изнурен был голодом, однако ж ни от чего я не погиб. Неизвестная рука меня сохранила, и прежде нежели ожидал, вошел я невзначай в искомую мною пещеру.
Погруженный в мою унылость, я почти наткнулся на утес одной горы, и представьте себе мое удивление, когда я по местоположению узнал самую ту пещеру, в которой воспитывал меня пустынник и которую я бесплодно искал в стране дулебской. То ли, что человек имеет привязанность к местам, в коих воспитан, или надежда узнать что-нибудь о Алциде или о сестре моей доставила мне великую радость о сем открытии.
Я вошел в пещеру, но, кроме некоторых храмин, увидел в ней все противу прежнего переменившимся: не было уже того сада, в каком обитала Милосвета, оный пременился в темную освещаемую уже лампадою храмину, до которой дошел я мрачными закоулками. Однако ж печальные вошедшие тогда в голову мне воображения о сестре моей загладились надеждою, ибо я нашел описанного мне Зимониею очарованного волшебника и ожидал познать от него нечто относящееся к судьбе моей.
Он был немолод, и седая борода покрывала всю грудь его. В руках своих держал он мертвую голову и орошал оную своими слезами. Нашед его в сем положении, не хотел я вдруг к нему показаться, потому что, бывши сам несчастен, считал несправедливостию нарушить подобному мне питаться его горестию: я остановился. Уныние его казалось мало-помалу пременяющимся в отчаяние: он положил голову на возвышенный стол и возопил:
— Боги, чем заслужил я гнев ваш? Презирал ли я когда-нибудь добродетель, и приятное вам человеколюбие не было ли вождем моих действий? Вся вина моя состоит в том, что я по необходимости и защищая сам себя гнал злобного Зловурана, врага вашего и всей природы. За то лишь я утратил навеки мою возлюбленную и вместо божественных прелестей ее должен взирать на сию безобразную кость... О боги, либо вы не внемлете на мир, вами произведенный, или сами вы столько ж злобны, как и мои гонители, когда беззакония и неправды без казни в оном производятся, а добродетели страждут. Есть ли кто-нибудь подобный мне в несчастии?
— Конечно, есть, когда не более,— сказал я, к нему приближась.— Ты видишь во мне живой пример, что можно существовать, утратя все любезнейшее.
После чего рассказал я ему все мое приключение и обстоятельство, принудившее меня искать его плачевного жилища. Я окончил разговор мой словесами утешения, в коих старался ободрить его отчаяние и доказать ему, что несправедливо роптать на бессмертных, когда неизвестно, что злоключения, нам встречающиеся, нейдут ли в нашу пользу.
— Смешно, государь мой,— сказал он мне,— полагать, чтоб справедливо было наказывать невинных: вы не найдете основания, по коим бы приключающиеся в свете бедствия можно было приписать провидению; если оные идут в наказание, невинные под оное не подходят. Если ж для примера прочим одному страдать должно, то я имею причины думать... Однако, не ведая моих приключений, вы не можете никаких делать рассуждений, а я не могу вам открыть о моих бедствиях. Совсем другое обстоятельство с вами: вы заслужили то, что терпите, и мне сверх того известно, что есть вам надежда достигнуть к прежнему еще величайшему счастию, а я оные не знаю... Но мне некогда с вами беседовать, ибо чувства мои измучены, а сердце мое ищет пищи своей в сих страданиях...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142