Бесплодно старался я уверить его, что сия нечаянно оказавшаяся дубина должна быть лишь очарованная палица, подложенная от врага ее затем, чтоб воспрепятствовать ему в счастии овладеть непобедимым мечом и престолом царя волшебников; тщетно напрягал я действие зараз мечтательной красавицы, ее убеждения, слезы, чтоб побудить его к скорейшему заключению брака. Он отверг все мои доводы и лишь желал испытать, справедливо ли мнение мое о найденном им оружии действием моего меча. Легко догадаться можно, что я не в состоянии был па сие согласиться; я чаял ласками девицы успеть еще в моем намерении и для того заключил его в привиденные объятия. Я употреблял лесть и силу, но по несчастию, которому и духи иногда противиться не могут, меч мой между тем коснулся Булатовой дубины и получил настоящий вид свой: лутошки. Богатырь сие приметил; он пришел в великий гнев, что я дерзнул поставить ему таковое искушение, и дал дочери царя волшебников столь сильную пощечину, что оная исчезла и настоящий Астулф лишился притом левого уха.
Богатырь, восторжествовав своею победою, благодарил небеса как за избавление свое в толь опасном искушении, так и за ниспосланное ему оружие, коего действие он уже испытал над очарованием, и, нимало не мешкав, пошел в места, где призывала его слава.
Тогда еще в руской державе продолжались междоусобия. Булат пристал к стороне законного своего государя и дал ей таковый перевес, что вскоре мятущиеся финны принуждены были в покорности ожидать своей судьбы. Разумное правление вельможи Драшка, уровнявшего их с победителями, предположило вечный мир в сердцах их, наполняя оные вместо кичливости и вражды благодарностию. Булат, не имеющий упражнения по своему званию, готовился искать опаснейших приключений и разведывал о случаях, достойных его подвига.
— Я с моей стороны,— продолжал Астулф,— имея к прежней моей против Булата ненависти новое озлобление, что лишен был левого уха его рукою, не упускал его из вида, неусыпно стараясь нанести ему каковый-нибудь вред.
В то время появился в Варягии исполин необычайного роста и силы. Оный требовал у варяжского князя, чтоб сей отдал ему добровольно свою корону или бы противопоставил ему богатыря, могущего на единоборстве с ним оспорить сие его требование. Смежность Варягии с областями рускими подавала мне надежду, что Булат при первом призыве на подвиг не пропустит искать в оном своей славы. Уверясь в сем, обратился я к товарищам моим князьям тьмы для совету, каковым бы образом учи нить действие оружия Булатова, не действующим на исполине, и тем бы приключить неизбежную погибель ненавидимому мною богатырю. Посредством крайнейшей силы очарования составили мы воду и, облив оною у спящего исполина голову, обратили сию в крепчайшее железо. Вдобавок к тому я с тысячею подвластных духову отряжен был помогать исполину и подхватывать во время сражения удары, имеющие упадать на его тело.
Между тем варяжский князь, устрашенный таковым требованием исполина, не знал, что делать. Все витязи его, имевшие усердие к своему государю и довольно храбрости, чтоб сразиться с исполином, были жертвою своей неустрашимости и погибли на поединках. Отчаянный монарх засел в своей столице и послал гонцов во все страны света, призывая богатырей на подвиг. Булат первый из оных услышал клич сей и первый предстал варяжскому государю с предложением услуг своих. Обрадованный князь осыпал его благодарностию и почестями, и между тем, как богатырю оказывано было угощение, исполину возвещено, что наутро имеет выступить против него на единоборство богатырь.
Лишь только солнце осветило брега моря Варяжского, стены города покрылись неисчислимым множеством народа. Государь провождал торжественно храброго своего защитника из дворца до градских ворот, у коих, принесши жертву великому Перекуну, простился с ним и вошел на подзорную башню, чтоб быть трепещущим свидетелем избавления своего или лишения престола. Тогда ворота градские при звуке бубнов и ратных рогов отворили, и Булат, вооруженный единою своею дубиною, исшел на подвиг.
Исполин, гордящийся своим ростом, начал громко смеяться, увидя приближающегося своего противника, и сей смех его был столь пронзителен, что отстоявшие в полуверсте на стенах градских зрители принуждены были заткнуть свои уши. Он оскорблял богатыря ругательными названиями:
— От сей лягушки,— говорил он с презрением,— ожидает варяжский князь обороны венцу своему!
Я старался, присутствуя при нем тайно, вливать в него гордость и презрение, чтоб тем, возбудя в богатыре досаду, привести его в излишнюю запальчивость, учинить нападение со стороны его нерасположительным, и железноголовый исполин продолжал свои насмешки и угрозы.
— Куда ты идешь, мелкая тварь? — кричал он Булату.— Мне стыдно будет, если употреблю я противу тебя оружие; одной оплеухи довольно для уничтожения дерзкого варяжского защитника со всем его высокомерием... Но слушай, сие уже в последний раз: раздавя тебя, я не хочу больше медлить, и варяжский князь должен мне сорву оную с него обще с его головою. Дай мне в сем клятвенное со стороны его обещание!
- Я не удостоил бы тебя ответом,— сказал Булат с презрением,— если б не касался ты до чести защищаемого мною государя. И так принужден я унизить себя, чтоб отвечать тебе. Я вижу, что железная твоя голова мало имеет в себе мозгу, что ты судишь о человеке по его росту. Не обещая тебе никаких условий со стороны защищаемого мною государя, объявляю тебе его именем, чтоб ты приготовился заплатить жизнию за дерзкое твое требование!
Сказав сие, приготовился он к нападению. Я, ведая важность оружия богатыря руского, распорядил подвластных мне духов к подхватыванию ударов; каждый член тела исполинова заняли по нескольку духов и с рачением ожидали начатия битвы.
Исполин, раздраженный словами богатыря, воскрикнул страшно и, наскочив, хотел раздавить его ногою, но Булат встретил оную толь жестоким ударом своей дубины, что, без сомнения, учинил бы его одноногим, если бы духи, со вредом своим подоспев совокупно, не подхватили удар. Однако ж исполин лишился всей нашей защиты, ибо молния, исшедшая из оружия Булатова, низвергла меня со всеми моими в ад. Исполин предоставлен стал только естественным своим крепостям, и лишь единая железная голова его на несколько мгновений ока выдержала жестокость поражений Булатова оружия.
Бой был страшный; тут видим был спор искусства с дарованиями природы: борьба небес с адом. Удары исполиновы, удобные по одиночке разрушить великую гору до основания, упадали без действия, отражаемые проворством Булатовым. Сей уклонялся от наскоков дебелого тела его и каждым опущением смертоносного оружия своего отторгал часть либо брони исполиновой, либо мяса до костей. Очарованная голова оного была неприступна, ибо, как вершина дуба, земле равнолетного, возвышалась оная почти до облаков.
Богатырь видел сие препятствие своей победе; он усугубил удары и, отбивая стремящиеся в него от его противника, поражал купно исполиновы ноги, так что с каждым прикосновением дубины убавлялся рост сего чудовища саженями. Состав за составом отлетал прочь, и сия гордая громада, лишенная ног, опиралась уже вместо пят на коленах, а потом, став без лядвий, поддерживалась только на одних задних, но всегда укреп ленная в злобе, чтоб растерзать или хотя бы раздавить падением тела своего богатыря, ее уничтожающего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142