Горесть пронзила мое сердце, и я впал в жестокое отчаяние, которое мучило меня тем несноснее, что я не знал, гневу ли богов или Нагуре и ее брату приписать мои несчастия.
Но на сем оные не кончились; Зоран, сын мой, узнав о бесплодном покушении войск на исполина, не уверился, чтоб рассказываемое об оном военачальниками было истинно; мечтательное его тело приписал он к недостатку храбрости и вознамерился сам испытать оное, напав на чудовище. Он уехал искать исполина, не сказав мне о своем предприятии, до коего бы я, конечно, его не допустил.
Один только его оруженосец был трепещущим свидетелем, с какою неустрашимостию нападал он на исполина, сколько раз принуждал его обращаться в бегство, и как... увы! напоследок исполин обессилевшего сына моего проглотил.
Оставшись без всякой надежды, лишившись детей моих, я не имел причины дорожить моею короною: чрез опыт познал я, что чем долее буду иметь оную на голове моей, тем больше убудет моих подданных, и что наконец останусь я царем без царства, ибо исполин продолжал пожирать людей. И так решился я идти к исполину и, добровольно вруча ему мое государство, удалиться в пустыню, чтоб свободно мог оплакивать потерю возлюбленных мне особ. Чудовище приближилось тогда к столице моей, и я не имел труда в сыскании оного. Я шел без робости, ибо не считал за особливое бедствие в моем злосчастии, если исполин проглотит и меня. Вельможи меня провождали. Я, приближась к чудовищу, вручил ему корону мою и просил о пощаде бывших моих подданных.
Он принял корону и с улыбкою, возложа сию на голову, говорил мне:
— Иверон! Я принимаю твое приношение с охотою, ибо нахожу утешение видеть тебя низверженна с престола; ходя по свету нищим, узнаешь ты, коль великая разно-та быть тестем королю чародеев и свекром сестре его — или лишиться детей и царства по одному только упрямству. Поди, я не запрещаю тебе искать противу меня обороны; я готов сразиться с каждым богатырем, за тебя вступиться имеющим. Но ведай, что если ты учинишь просьбу и откроешь о своих несчастиях таковому человеку, который за тебя не вступится, то ты вечно не приобретешь ни царства своего, ни детей своих.
— Но разве сын мой, тобою поглощенный, жив? Разве могу я увидеть еще дочь мою? — вскричал я.
— Я ничего не могу тебе сказать,— отвечал исполин.— Поди, странствуй, ищи средств, может быть, ты умягчишь гнев богов; но трудно противоборствовать Зивиялу и Нагуре.
Я хотел еще учинить некоторые вопросы хищнику венца моего, но оный отвратился от меня и торжественно шествовал в мою столицу, а я два года в крайней нищете странствую по свету и по сих пор еще не нашел не только защитника, но никого, кто бы выслушал о моих несчастиях. Может быть вам, великодушный богатырь, предоставлено пресечь мои злосчастия... Однако можно ли мне требовать, чтоб вы подвергли себя достоверной опасности сразиться с чудовищем чрезъестественным? Я хочу погибнуть, но довольствуюсь тем, что объяснил вам, что не причиною я моих бедствий.
Сказав сие, царь Иверон предался своей печали, и слезы покатились на белеющуюся его бороду.
Я взглянул на богатыря Еру слана, желая прочесть из взоров его, возможно ли мне снять на себя предлагаемое приключение.
Наставник мой, приметя сие, улыбнулся и не оставил меня надолго в сомнении.
— Должно признаться,— сказал он царю целтиберскому, что обстоятельство сего избавления не из тех маловажных подвигов, кои приемлют на себя богатыри за честь оружия: тут должно сражаться с чародейством, однако ж имейте надежду, несчастный государь: я обещаю вам, что ученик мой, богатырь Сидон, в состоянии уничтожить ваши бедствия. Верьте в том богатырскому моему слову: возвратитесь в вашу столицу и возвестите хищнику вашей короны, что чрез пять дней явится противоборник, имеющий оную сорвать с головы его и возложить на законного монарха.
Царь Иверон, готовый подвергнуться всяким опасностям, оказал на лице своем великую надежду, благодарил нас за участие, приемлемое в его участи, и отшел по слову нашему возвестить брань чудовищу.
— Я не вопрошаю тебя,— говорил мне Еруслан по отшествии Ивероновом, — имеешь ли ты довольно отважности повергнуться в опасный сей подвиг: храбрость твоя и искусство доказаны мне неоднократно. Сие приключение будет тот опыт, которого ты от меня требовал, и я уступаю тебе за твое ко мне повиновение честь сего подвига. Чем оный труднее и опаснее, тем больше приобретет он славы твоему имени.
— Я чувствую, сколь вы меня обязываете,— отвечал я,— но признаюсь, что без вашего наставления не надеюсь никакого получить успеха. Если б касалось сие до одного только пренебрежения жизни или противопоставить искусство силе, я подвергся бы с охотою всем опасностям; но сражаться с очарованиями, с привидениями,— не должен ли я остаться в стыде, когда храбрость мою устремлю только противу мечты? Мне кажется, что не можно освободить никого от волшебных напастей, не быв искусну в средствах против оных.
— Ты говоришь правду,— отвечал мне Еруслан.— Однако ж я найду способ: я познакомлю тебя с благодетельною волшебницею, коя учинит тебе подробное наставление, и тем больше, что мне должно от тебя немедленно разлучиться. Ныне ж мы отправимся к ней, и после того, как ты приобретешь в ней покровительницу, мы простимся с тобою.
Богатырь, сказав сие, вынул из кармана клубок ниток и, сев на коня, бросил оный. Клубок покатился пред нами без остановки, а мы следовали за ним, невзирая ни на какие препятствия: сила клубка сего отвращала оные: чрез реки делались мосты, горы расступалися и давали нам свободный проезд, а в непроходимых лесах появлялись чистые и ровные дороги.
Еруслан, приметив мое о сем удивление, сказал мне: — Сей клубок получил я от самой покровительницы моей, волшебницы Тифеи; ибо без сего средства ни один человек не может достигнуть в ее жилище, хотя бы весь свой век о том старался; а чтоб сократить время в нашем пути, расскажу я тебе, каковым случаем приобрел я ее милость.
Во время странствования моего в странах славенских застигшая меня темная ночь принудила взять ночлег в одной густой роще, не в дальности от великого города Киева. Я остановился на великой поляне, в средине рощи той находившейся, ибо мягкая трава, тут растущая, была хороший корм коню моему. Я лег и начал уже засыпать, как блеснувший по средине поляны огонь возбудил меня. Казалось мне, что огонь сей сам собою воспылал, для того что я не видал никого при оном. Но вскоре появились целые стада сорок; они слетались с обыкновенным роду их щепетаньем, от чего произошел толь великий шум, что конь мой испугался; однако ж я укротил его и отвел в густину леса, а сам, возвратясь, примечал, что произойдет из сего сорочьего собрания.
Крик продолжался до тех пор, как прилетел необыкновенной величины ворон: он обошел около огня троекратно, и сороки умолкли. После чего окружили они ворона, который, перекувыркнувшись назад, стал человеком, имеющим на голове своей железную корону, чрез плечо пояс с зодиаками и в руке красный жезл. Вороновы его крылья остались лежащими позади него, кои поднял он и отнес на близ лежащий холм. Сороки последовали его примеру, относили крылья свои на холм, и чрез несколько мгновений ока увидел я превратившегося ворона, окруженного целым сонмищем женщин, имеющих чрез плечо зодиаки, а в руках красные палочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Но на сем оные не кончились; Зоран, сын мой, узнав о бесплодном покушении войск на исполина, не уверился, чтоб рассказываемое об оном военачальниками было истинно; мечтательное его тело приписал он к недостатку храбрости и вознамерился сам испытать оное, напав на чудовище. Он уехал искать исполина, не сказав мне о своем предприятии, до коего бы я, конечно, его не допустил.
Один только его оруженосец был трепещущим свидетелем, с какою неустрашимостию нападал он на исполина, сколько раз принуждал его обращаться в бегство, и как... увы! напоследок исполин обессилевшего сына моего проглотил.
Оставшись без всякой надежды, лишившись детей моих, я не имел причины дорожить моею короною: чрез опыт познал я, что чем долее буду иметь оную на голове моей, тем больше убудет моих подданных, и что наконец останусь я царем без царства, ибо исполин продолжал пожирать людей. И так решился я идти к исполину и, добровольно вруча ему мое государство, удалиться в пустыню, чтоб свободно мог оплакивать потерю возлюбленных мне особ. Чудовище приближилось тогда к столице моей, и я не имел труда в сыскании оного. Я шел без робости, ибо не считал за особливое бедствие в моем злосчастии, если исполин проглотит и меня. Вельможи меня провождали. Я, приближась к чудовищу, вручил ему корону мою и просил о пощаде бывших моих подданных.
Он принял корону и с улыбкою, возложа сию на голову, говорил мне:
— Иверон! Я принимаю твое приношение с охотою, ибо нахожу утешение видеть тебя низверженна с престола; ходя по свету нищим, узнаешь ты, коль великая разно-та быть тестем королю чародеев и свекром сестре его — или лишиться детей и царства по одному только упрямству. Поди, я не запрещаю тебе искать противу меня обороны; я готов сразиться с каждым богатырем, за тебя вступиться имеющим. Но ведай, что если ты учинишь просьбу и откроешь о своих несчастиях таковому человеку, который за тебя не вступится, то ты вечно не приобретешь ни царства своего, ни детей своих.
— Но разве сын мой, тобою поглощенный, жив? Разве могу я увидеть еще дочь мою? — вскричал я.
— Я ничего не могу тебе сказать,— отвечал исполин.— Поди, странствуй, ищи средств, может быть, ты умягчишь гнев богов; но трудно противоборствовать Зивиялу и Нагуре.
Я хотел еще учинить некоторые вопросы хищнику венца моего, но оный отвратился от меня и торжественно шествовал в мою столицу, а я два года в крайней нищете странствую по свету и по сих пор еще не нашел не только защитника, но никого, кто бы выслушал о моих несчастиях. Может быть вам, великодушный богатырь, предоставлено пресечь мои злосчастия... Однако можно ли мне требовать, чтоб вы подвергли себя достоверной опасности сразиться с чудовищем чрезъестественным? Я хочу погибнуть, но довольствуюсь тем, что объяснил вам, что не причиною я моих бедствий.
Сказав сие, царь Иверон предался своей печали, и слезы покатились на белеющуюся его бороду.
Я взглянул на богатыря Еру слана, желая прочесть из взоров его, возможно ли мне снять на себя предлагаемое приключение.
Наставник мой, приметя сие, улыбнулся и не оставил меня надолго в сомнении.
— Должно признаться,— сказал он царю целтиберскому, что обстоятельство сего избавления не из тех маловажных подвигов, кои приемлют на себя богатыри за честь оружия: тут должно сражаться с чародейством, однако ж имейте надежду, несчастный государь: я обещаю вам, что ученик мой, богатырь Сидон, в состоянии уничтожить ваши бедствия. Верьте в том богатырскому моему слову: возвратитесь в вашу столицу и возвестите хищнику вашей короны, что чрез пять дней явится противоборник, имеющий оную сорвать с головы его и возложить на законного монарха.
Царь Иверон, готовый подвергнуться всяким опасностям, оказал на лице своем великую надежду, благодарил нас за участие, приемлемое в его участи, и отшел по слову нашему возвестить брань чудовищу.
— Я не вопрошаю тебя,— говорил мне Еруслан по отшествии Ивероновом, — имеешь ли ты довольно отважности повергнуться в опасный сей подвиг: храбрость твоя и искусство доказаны мне неоднократно. Сие приключение будет тот опыт, которого ты от меня требовал, и я уступаю тебе за твое ко мне повиновение честь сего подвига. Чем оный труднее и опаснее, тем больше приобретет он славы твоему имени.
— Я чувствую, сколь вы меня обязываете,— отвечал я,— но признаюсь, что без вашего наставления не надеюсь никакого получить успеха. Если б касалось сие до одного только пренебрежения жизни или противопоставить искусство силе, я подвергся бы с охотою всем опасностям; но сражаться с очарованиями, с привидениями,— не должен ли я остаться в стыде, когда храбрость мою устремлю только противу мечты? Мне кажется, что не можно освободить никого от волшебных напастей, не быв искусну в средствах против оных.
— Ты говоришь правду,— отвечал мне Еруслан.— Однако ж я найду способ: я познакомлю тебя с благодетельною волшебницею, коя учинит тебе подробное наставление, и тем больше, что мне должно от тебя немедленно разлучиться. Ныне ж мы отправимся к ней, и после того, как ты приобретешь в ней покровительницу, мы простимся с тобою.
Богатырь, сказав сие, вынул из кармана клубок ниток и, сев на коня, бросил оный. Клубок покатился пред нами без остановки, а мы следовали за ним, невзирая ни на какие препятствия: сила клубка сего отвращала оные: чрез реки делались мосты, горы расступалися и давали нам свободный проезд, а в непроходимых лесах появлялись чистые и ровные дороги.
Еруслан, приметив мое о сем удивление, сказал мне: — Сей клубок получил я от самой покровительницы моей, волшебницы Тифеи; ибо без сего средства ни один человек не может достигнуть в ее жилище, хотя бы весь свой век о том старался; а чтоб сократить время в нашем пути, расскажу я тебе, каковым случаем приобрел я ее милость.
Во время странствования моего в странах славенских застигшая меня темная ночь принудила взять ночлег в одной густой роще, не в дальности от великого города Киева. Я остановился на великой поляне, в средине рощи той находившейся, ибо мягкая трава, тут растущая, была хороший корм коню моему. Я лег и начал уже засыпать, как блеснувший по средине поляны огонь возбудил меня. Казалось мне, что огонь сей сам собою воспылал, для того что я не видал никого при оном. Но вскоре появились целые стада сорок; они слетались с обыкновенным роду их щепетаньем, от чего произошел толь великий шум, что конь мой испугался; однако ж я укротил его и отвел в густину леса, а сам, возвратясь, примечал, что произойдет из сего сорочьего собрания.
Крик продолжался до тех пор, как прилетел необыкновенной величины ворон: он обошел около огня троекратно, и сороки умолкли. После чего окружили они ворона, который, перекувыркнувшись назад, стал человеком, имеющим на голове своей железную корону, чрез плечо пояс с зодиаками и в руке красный жезл. Вороновы его крылья остались лежащими позади него, кои поднял он и отнес на близ лежащий холм. Сороки последовали его примеру, относили крылья свои на холм, и чрез несколько мгновений ока увидел я превратившегося ворона, окруженного целым сонмищем женщин, имеющих чрез плечо зодиаки, а в руках красные палочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142