Он и без того шествовал в страну дулебскую, ибо странствующему примечателю находящиеся там боговещалище и воды священного Буга подают довольную причину побывать там, но, узнав об опасности моего предприятия, хотел оное разделить со мною.
— Сколько ни подает вам выгод,— говорил он,— отменная ваша шляпа в приключении, где должно отваживать жизнь свою, но со всем тем советы, око и рука верного друга не могут быть при том излишними.
Таковой довод привязанности его ко мне умножил любовь мою к нему. Мы продолжали путь наш, переплыли через Меотис и вступили в страну дулебскую.
Проходя по оной, всюду мы слышали похвалы воцарившейся над ними девице, которая, как сказывали дулебане, послана к ним с неба для восстановления разоренной аварами страны их. Киган, государь сего варварского народа, завоевал сие царство и истребил род владевших государей, но сам пропал безвестно и оставил без начальства как свой, так и побежденный народ. Авары оказывали жесточайшие притеснения дулебам, рассеялись без порядка в стране их и подали тем способом дулебам истребить себя совершенно. Но хотя страна сия и освободилась от своих утеснителей, но безначальство произвело не меньшие неустройства. Своевольство сильных и злых людей, споры за царский венец и междоусобия грозили прекрасной стране сей превращением в пустыню. Но тогда по ответу, полученному в боговещалище, нашли сию девицу в пустыне, и она в короткое время мудростию правления своего привела в забвение разорение аварское.
Алавар весьма был внимателен к таковым повествованиям, но я помышлял только о сыскании пещеры моего пустынника. Однако ж никто не удовлетворял моим касающимся до того вопросам, никто не ведал ни о пещере, ни о пустыннике, и сами мы, проходя все необитаемые места, не нашли желаемого.
Отчаявшись иметь успех в нашем поиске, согласился я на желание Алаварово, чтоб осмотреть столицу дулебскую. Мы пришли в оную и заняли жилище в уединенном месте города.
Алавар, не пропущающий ни в каком городе ни малейшей подробности без замечания и осмотрения, отлучился от меня на другой день очень рано, а я прохаживался по городской площади. Между проходящими людьми показалось мне лицо одного весьма знакомым. Я подошел ближе и, невзирая на перемененные одежды, познал в нем моего пустынника. Сей, может быть, приметя меня, но не хотя о себе знать дать, удалялся с поспешностию, однако ж я бежал вслед за ним и осмелился войти за ним в двери одного дома, в кой он вступил. Я нашел его одного; и как я, входя, для безопасности надел мою шляпу, то мог удостовериться, что я нашел моего воспитателя, рассмотрев его вблизи.
Я снял мою шляпу и, бросившись пред ним на колена, приносил извинение в учиненном мною пред ним преступлении, в которое повергло меня любопытство, родившееся в незрелом моем разуме.
Пустынник удивился, увидя меня пред собою так нечаянно появившегося.
— Любезный Зелиан, — сказал он мне, несколько подумавши,— я прощаю тебе все, что учинил ты в своих молодых летах, и отношу оное к необходимым следствиям судьбы твоей. Не думай также, чтоб ты огорчил меня похищением очарованной книги: сему надлежало случиться для начатия к поправлению некоторой важной учиненной мною в жизни моей погрешности. Однако ж бы я не извинил намерения твоего, с каковым искал ты пещеры, в коей я воспитывал тебя. Ты хотел похитить сестру свою, мне все то известно, но как ты не ведал, с каким намерением я сохранял ее от тебя и к чему она предназначена, то, впрочем, родственная твоя к ней любовь и забота о состоянии ее сей проступок твой оправдает. Может быть, ты пожелаешь узнать от меня, какое было намерение мое в рассуждении самого тебя? Но я не могу открыть оного до времени, в какое судьба дозволит тебе увидеть твоих родителей. Что ж надлежит до сестры твоей, причины, понудившие меня разлучить тебя с нею и пресечь все способы к вашему свиданию, были следующие: по некоторым обстоятельствам, о коих ты также со временем узнаешь, нанес я великий вред сему государству; надлежало оному удовлетворить, когда я познал мое заблуждение. При рождении сестры твоей открыл я, что судьба ее предназначивает ее к благоденствию сильного государства; но как место, в котором я нашел ее, не могло доставить ей приличного воспитания, то взял я труд сей на себя и унес ее в мою пещеру. Предприимчивый и нескромный нрав твой был мне знаем; проник я также и то, что ты от меня удалишься, к чему легко бы ты мог подвигнуть и сестру свою, а чрез то и ее сделать несчастною и мои намерения и надежды учинить бесплодными. Однако ж ведай, что несправедливость твоя противу меня не осталась без наказания: ты не можешь видеть сестру твою, хотя она и в сем находится городе. Старанием моим возведена она на престол и правит оным столь благо-успешно, что вред, нанесенный ошибкою моею дулебам, ныне неприметен.
На этом слове Баламир прервал повесть Зелианову: он бросился к нему и заключил его в свои объятия.
— Ах, Зелиан! — вопиял он.— Надежда моя не обманула меня: ты брат несравненной Милосветы, которой навек подвластно мое сердце.
Зелиан признался в том и соответствовал Баламиру в дружеских приветствиях.
Восторг короля уннского был несколько продолжителен, и старик нашелся принужденным оный нарушить и принудить Зелиана к продолжению повести.
— Пустынник поразил меня своими словами. Я повергся пред ним на колена и употребил всевозможные убеждения для исходатайствования себе прощения и дозволения видеться с Милосветою. Огорчение мое смягчило его, он жалел о мне, но, однако, не мог пременить того, что единожды уже воспоследовало.
— Намерения твои,— сказал он мне,— клонившиеся к похищению сестры твоей, принудили меня совершить действие, полагающее величайшее препятствие в свидании твоем с нею. Хотя ты можешь ее видеть, но сие не удержит тебя от разговоров с нею, а как скоро скажешь ты ей одно слово и она узнает, что ты ей брат, в ту минуту нанесешь ты ей крайнее несчастие: в ту минуту она пропадет в глазах твоих, и едва ли ты во всю жизнь свою ее увидишь. Теперь рассуждай, пристойно ли желать тебе с нею свидания?
— По крайней мере, я могу взирать на нее посредством моей шляпы так, что она меня не увидит,— говорил я.
Пустынник старался всеми силами удерживать меня от свидания, а я — убеждать его, так что он напоследок принужден был мне «сказать:
— Вижу я, что определенного судьбою никто убежать не может. Я чувствую, что свидание твое будет бедственно для Милосветы и огорчительно для самого тебя. Но как известно мне, что ты не можешь управлять своими желаниями, то и без меня пройдешь во дворец к ней, почему должно мне лишь предохранить Милосвету, чтоб ты вечно не учинил ее несчастною. Еще припоминаю тебе: удержись скидать во дворце твою шляпу, может быть, сие сохранит тебя от разговора с нею. Сверх того, возьми сей таинственный перстень, но дай мне клятву возвратить оный мне после свидания твоего, какими бы следствиями оное не окончилось.
Я учинил ему в том величайшие клятвы, принял перстень, благодарил его и бежал во дворец.
Я нашел сестру мою одну во внутренних ее покоях, и сколь она ни переменилась во время нашей разлуки, ибо красота ее достигла на верх совершенств, но я узнал ее. Долго утешался я, взирая на нее и примечая ее упражнения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142