Исполин, чувствующий свою погибель, ревел ужасно, проклинал богов, пена била клубом из его окровавленного рта, он кусал собственное свое тело и частями оного с целыми водоносами крови плевал в Булата. Сия, соединяясь с текущею из отбитых ног его, наполнила место побоища, так что богатырь стоял в крови по самый пояс. Исполин ослабевал и, видя конец свой неминуемый, наполнился ярости и отчаяния: он, изрекши тяжкие хулы, собрал остатки сил своих и бросился на богатыря, чтоб падением своим раздавить его, но сие совершило битву Едва только наклоненная голова исполинова учинилась досязаемою, Булат поразил в оную своею дубиною, и удар был толь жесток, что мозг из раздробленного черепа брызнул до самых градских стен.
Богатырь возгласил победу и, вырвав клык из челюстей исполиновых, возвращался к обязанному им варяжскому государю, который, встретя его торжественно, проводил во дворец свой. Радость о избавлении от толикой опасности оказывана была празднованием чрез целые два месяца во всей Варягии. Булат, увенчанный славою и осыпанный почестями и награждениями, был первым лицом во всех пиршествах и забавах; он умел оживлять оные своим веселым нравом и с того времени сделал он привычку, чтоб после каждой знаменитой победы провождать в веселии и попойке с приятелями по целому месяцу. Но как после такового богатырского шумства потребно было довольное и отдохновение, то и заснул он крепко в увеселительных чертогах князя варяжского.
Во время сна сего, продолжавшегося целый месяц, ад, пристыженный неудачею своего намерения, кипел злобою и из непроницаемого коварства соплетал новую сеть, в которую бы запутать и низложить богатыря, дерзко стремящегося к славе.
Тогда чародей Змиулан был еще жив; он, случась по некоторым обстоятельствам при дворе косожского князя, смертельно влюбился в дочь его княжну Светану, уже просватанную невесту аварского короля Кигана. Он бы легко похитил ее посредством своей адской науки, если б не мешал тому талисман, повешенный ей на шею при самом еще ее рождении по дружбе с родителем ее от кабалиста Роксолана. Змиулан, быв знаем при дворе ко-сожском простым только чужеземцем, не устыдился взять дерзость просить торжественно княжну Светану себе в супружество. Легко догадаться, что ему с презрением было в том отказано и учинена поносная высылка из областей косожских. Он удалился, закляв себя явно отмстить обиду свою косогам чувствительным образом, кипя злобою, определил он совершенно разорить их отечество, и на сей конец, призвав на помощь проклятую свою науку, воздвиг он двенадцатиглавого Смока и послал опустошать ненавистную себе страну. Чудовище сие имело стан львиный, крылья, подобные нетопыревым, ноги и хвост, покрытые непроницаемую чешуею с преострыми когтя ми, а между числа змеиных голов своих одну человеческую и могущую говорить страшным голосом.
В один ясный летний день густое черное облако покрыло столицу косожскую и, учиня тем в обеденное время вечерний мрак, привело всех в ужас. Облако сие, свиваясь в клуб на полях пред городом, разорвалось с великим громом и изрыгнуло из себя чудовище. Ужаснувшиеся косоги бежали на градские стены, чтоб удостовериться в образе, каковым разгневанные, по мнению их, боги их казнить хотят, и едва облако исчезло, увидели они чудовище, идущее к ним. Многих объял трепет и принудил бежать в сокровенные места, но было довольно и отважных, кои пускали в него стрелы и метали с бойниц из пращей великими камнями, хотя без всякого успеха. Смок глотал камни и стрелы, непроницающие тело его, и говорил со страшным хрипением следующее:
Косоги! Не помышляйте нападать на меня обыкновенными человеческими силами; покушения ваши будут гибельны и бесплодны, ибо и самые чрезъестественные средства против меня не могут Одно вам предлагаю на выбор: если не хочете, чтоб я в стране вашей истребил всех живущих, отдайте мне на снедение княжну Светану, после сего я без всякого отлагательства удалюсь из земли вашей в необитаемые Валдайские пустыни.
Сказав сие, чудовище легло на великом камне и ожидало, какое по требованию его взято будет вознамерение. Слышавшие сие косоги с печальным ужасом бежали возвестить о происшедшем своему государю. Несчастный князь оцепенел от слов сих. Хотя он был и добрый монарх, но порфироносец и человек сражались жестоко в его особе. Погибель государства и погибель единочадной дочери — два предмета, равно драгоценные. Великодушие его побуждало самого себя принести на жертву в пользу народную; он хотел сам идти сразиться с чудовищем, чтоб, по крайней мере, погибнуть, не быть жестокосердым свидетелем конца бедной своей Светаны. Но вельможи не допустили его предаться очевидной опасности, равно не хотели они слышать, чтоб надежда княжеского рода пресеклась в единой наследнице престола, если б согласиться на требование чудовища. Они к отчаянному государю приставили верных хранителей, чтоб не допустить в действие гибельного отечеству его великодушия, и в сей раз впервые на свете монарх по усердию подданными взят был под стражу.
Между тем собран великий совет на градской площади. Общая опасность не допускала разделяться голосам, как то обыкновенно бывает в прочем, когда частные корысти владеют вельможами; они и народ согласно приговорили отказать чудовищу в его требовании, хотя бы стоило то погибели всего государства, и доколь небо пошлет им избавление, сражаться с ним и искать средств умертвить его. Множество юношей, испытанных витязей и отрядных полков снимали на себя сей подвиг; предложение их принято с надлежащею благодарностию, заключено оставить на волю их, купно ли, или по одиночке выходить им на сражение, и послать гонцов во все соседственные государства для возвещения о сем приключении сильным могучим богатырям, а особливо к королю Кигану, чтоб узнал он о опасности своей обручницы и государства, коего владеющий род он восстановить долженствует.
Однако все отважные погибли в своем доблественном предприятии; ни сила, ни искусство не возмогали против Смока; он терзал и пожирал всех нападающих.
Посланные гонцы не лучшую имели участь: чудовище прилежно стерегло всех исходящих из города, и все они были плачевною добычею алчных челюстей его. Нельзя было ожидать спасения, кроме от молвы, разнесшей всюду слух о несчастии земли косожской. Отчаянные жители ее не смели выходить из домов своих и взяли последнее прибежище в молитвах к бессмертным; ибо человеки тогда лишь прилежно вопиют на небо, когда сами в себе не видят помощи. Между тем Смок, не могущий войти только в город, опустошал деревни, стада, нивы и луга, и в малые дни можно уже было сказать, что цветущая косожская область вскоре учинится плачевною пустынею...
— Я,— продолжал Астулф, — радовался об успехах мщения покровительствуемого Астарофом чародея. Но чтоб вящей подвергнуть опасности богатыря Булата, ибо не сомневался я, что он при первой вести о сем приключении устремится в Косогию,— вздумал я соорудить ему сильнейших неприятелей, нежели двенадцатиглавый Смок.
Римляне, присвоившие себе право завладеть всем светом, имели на сей конец войска во всех странах обширных границ своих. Полководцы оных готовы были на всякий случай воспользоваться удобным временем к завладению какою-нибудь областию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142