Избавляй ты ее во всех других случаях,— подхватил Булат,— а теперь... сказать правду, я не люблю делиться ни с кем опасными приключениями.
— Как бы то ни было,— отвечал король,— но я не меньше твоего имею в себе отважности снять на себя сие Киган не привык никому обязан быть избавлением в собственном своем деле. Еще ни один богатырь не имел труда защищать меня.
Короче сказать, богатыри говорили хотя с почтением, но от часу крупнее и согласились решить дело, кому достанется с чудовищем драться, чрез поединок. Может быть, один из храбрых лбов остался бы раскроенным, если б княжна Светана не вошла в посредство.
О, мой возлюбленный Киган,— сказала она королю аварскому,— ты подаешь мне великие опыты твоей ко мне горячности. Ты пришел спасти жизнь мою, тебе надлежащую, или окончать свою вместе со мною? Не довольно ли, что ты пришел почти на известную погибель, но какое имеешь ты право подвергать опасности дни свои, единственно мне надлежащие? Для чего не хочешь ты быть благодарным богатырю, признание твое заслуживающему? Ты пришел по должности и побуждаемый страстью, а победитель исполина для того только, что его привлекло великодушие. Справедливо ли вам ополчаться друг против друга и, взаимно нанося удары крепости мышц, еще не испытанных, лишать свет единого из двух первейших его покровителей? Рассуди прилежнее, должно ли терять вам, междоусобствуя, силы, нужные к моему защищению? Кто б ни выиграл из вас право сразиться со Смоком, который появиться не замедлит, то ослабленному ли ополчаться на такое чудовище? Но ежели по несчастию рука твоего противника в великодушии и храбрости лишит меня моего возлюбленного? Ах! Нет, я не допущу... Я заклинаю тебя не отходить от меня ни на шаг и подкреплять мою слабость во время толь ужасного позорища!
Светана к сему повелительному гласу любви умела присоединить таковые ласки, провождаемые слезными взорами, что Киган вложил в ножны меч свой, уже в половину обнаженный.
— Повинуюсь тебе, прекрасная княжна,— сказал он с видом негодующей храбрости...— А ты, славный богатыре—говорил он, обратясь к Булату,—ты победил меня, не сражаясь со мною. Я уступлю тебе честь славного подвига, но с условием заплатить мне за сей дар еще неоцененнейшим, то есть вечною твоею ко мне дружбою.
— Да, неустрашимый король, я клянусь тебе богами, что не употреблю во зло сего почтительного твоего мне награждения; оно будет закон, обязывающий меня навсегда к твоим услугам,— сказал Булат, повергая свою дубину и стремясь с объятиями к Кигану, подающему ему свою руку.— При своей храбрости,— продолжал он,— ты превосходишь меня своим великодушием. Я признаюсь, что не был бы подобно тебе щедр в добровольном уступлении сего подвига. Но ты мог бы теперь при нудить меня быть в оном зрителем, если б дружба, коею я тебе клялся, дозволяла мне оскорбить тем твою возлюбленную. Признайся, что непростительно тебе нежную девицу учинить зрительницею твоей опасности и, может быть, язв, легко ожидаемых; и, впрочем, можешь ли ты счесть себе в одолжение, если я убью Смока и тем избавлю твое достояние от погибели, когда, что легко случиться может, должен будешь подать мне помощь, я ослабею? Друзьям против общего врага должно сражаться общими силами, а не чрез междоусобия подавать ему выгоды. Итак, помоги мне, если то будет нужно; я не постыжусь назвать тебя моим избавителем, но без нужды не нарушай долга к твоей возлюбленной.
Сказав сие, они обнялись и возобновили клятвы о вечном дружестве.
В самое сие время ужасный свист и крутящаяся пыль возвестили им приближение Смока. Булат подхватил свою дубину и приготовился встретить чудовище; а король аварский охватил одною рукою трепещущую княжну, другою же держался за рукоять меча своего, чтоб быть готовым в случае нужды на помощь новоприобретенному своему другу. Чудовище, считавшее добычу свою достоверною, стремилось со злобною алчностью к великому камню, но, увидя против себя Булата, остановилось, как бы в изумлении, нападать ли, или удалиться ему должно. Но побуждающая его адская сила решила его в мгновение ока; оно, приподнявшись на задние ноги, выпустя из оных острые по аршину длиною когти, склубя свой хвост и разинув одиннадцать змеиных челюстей, бросилось на богатыря, чтоб вдруг растерзать и пожрать оного. Но сей встретил его таковым жестоким поражением своей дубины, что три головы с ногою и крылом отбиты были одним разом и отлетели на великое расстояние.
Смок, узрев льющуюся из ран своих кровь, усугубил ярость свою; напрыги его были опасны, но проворство богатыря и действие непобедимого оружия учинили оные недействительными; чудовище от каждого поражения лишалось головы, и когда осталась у него одна только человеческая, оно не могло уже нападать и, лишь прыгая, старалось сберечь от ударов голову, содержащую остаток жизненности. Голова сия ревела страшным образом и угрожала богатырю оставить ее тело, если он не хочет со смертью ее погибнуть. Однако Булат, невзирая на сии угрозы, продолжал наносить удары, но не мог никак улучить в желаемое место; голова умела проворно уклоняться, и лишь тело Смоково раздувалось от ударов дубины.
Наконец богатырь, скучив продолжать почти оконченное сражение, бросил свое оружие и, схватя чудовище руками, поверг оное с жестокостию о землю; потом, наступя на него ногою, оторвал последнюю голову и тем выгнал ядовитый пар, оживотворявший сие вредное чудовище.
Киган в ратный рог вострубил победу; Светана пришла в себя от ужаса и, благодаря богатыря, превозносила его похвалами, а Булат немедля начал сдирать кожу с убитого Смока на знак сего совершившегося знаменитого подвига, которую потом всегда носил на себе вместо плаща.
Таковым образом злополучнейший день обратился косогам в совершенно радостнейший. Рыдание и слезы пременились в торжественные восклицания; сии скоро достигли до дворца княжеского, и падший под бременем горести государь восстал, и слезы утешительные изъявляли обязанность его за милости богов. Он собрал своих вельмож и телохранителей и шел торжественно ветре тить богатырей, защитивших его кровь и отечество.
Коль великое увеселение было для него увидеть возлюбленную дочь свою, которую за несколько часов обнял он в последние живу и ведомую ее храбрым обручником! Он не сомневался, что б не король аварский был ее избавителем, и благодарил его за то с дружеским объятиями, но сей герой не принимал сего и объявлял, что он равно со всеми косогами обязан тем славному богатырю Булату
Тогда все гласы признания обратились к богатырю рускому. Князь возвел его с собою на торжественную колесницу и при восклицании народа и воинов: «Да здравствует победитель железноголового исполина и страшного Смока и избавитель страны косожские!» — следовал во храм для принесения бессмертным жертвы благодарения.
Там Булат увенчан дубовым венцом и, облеченный в багряный плащ, приглашен на пиршество во дворец княжий. Целый месяц продолжалось торжество сие, на котором Булат, по обыкновению своему, исправно пил нектар богов за благополучие держав косожской и аварской и, клявшись стократно о вечном дружестве королю Кигану, заснул в отведенных ему великолепных чертогах и забыл о своем друге и о самом себе. По повелению княжескому никто не смел сделать во время сего отдохновения ни малого шума, не только во дворце, но и в близ лежащих улицах;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142