Камилла, возвратившегося тогда с победою от славного города Вей, беспрестанные войны с немецкими народами принудили расположиться ратию близ Булгарии, и, следственно, был он не в дальности от земли аваров и косогов. Мне известен был гордый и влюбчивый нрав сего римлянина, чем и заключил я воспользоваться, чтоб, внуша ему страсть к княжне Света-не, учинить его врагом королю аварскому Кигану и тем сего отвлечь от помощи стране, надлежащей отцу его возлюбленной; а притом, что не удастся ли и богатыря Булата, готового всегда в близ происшедших войнах искать своей славы, повергнуть на мечи римские.
В таковых расположениях принял я на себя образ старухи и в пристойном придворной косожской одеянии требовал допуска пред Камилла. Получа сей, говорил ему что слава, разнесшаяся о его достоинствах и победах, заочно пленила сердце единственной наследницы сильной области косожской и таковой красавицы, каковая достойна учинить счастливым жребий подобного ему героя; что княжна, государыня ее, быв принуждена повиноваться власти своего родителя, против воли обручена за аварского короля, и, считая участь сию для себя весьма низкою и несчастною, принуждена, забыв девическую благопристойность, взять чрез меня прибежище к победителю почти всего известного света, в твердой надежде, что Камилл храбростию своею избавит ее от противного для ней брака и, может быть, сочтет, что ему приличнее учиниться государем косожским и супругом княжны, составляющей прелестями своими украшение сего века.
Потом показал я римскому военачальнику мечтательный список с лица ее и умел толь сильно заразить его к Светане любовию, что он в то же время отправил послов, как к косожскому князю с требованием дочери его за себя в супружество, так и к аварскому королю с грозным повелением оставить намерение его о союзе с Света-ною. Ожидаемо, что он, хотя посол его, провождаемый мною, безопасно от Смока проехал к двору косожскому, в обоих местах получил отказы. Родитель Светаны отвечал ему, что несчастное обстоятельство страны его не дозволяет ему помышлять ни о каких союзах, а особливо когда дочь его обручена уже по собственному ее выбору за короля Кигана; а сей только был раздражен наглостию Камилловою, что, прогнав посла с бесчестием, объявил римлянам войну и готовился учинить впадение в их области.
Во время сих восстановленных мною и чародеем Змиуланом смятений в двух союзных государствах одно из них доходило до падения своего от всепожирающего Смока. Киган не знал об опасности, грозящей его возлюбленной, и занимался приготовлениями к войне на римлян; а родитель Светаны, преодоленный бедствием своего отечества, упросил вельмож своих, чтоб оные покорились воле небес и погибелию его дочери избавили бы себя и всю страну от неминуемой смерти; ибо надлежало пропасть либо от чудовища, или с голода, для того что провоз съестных припасов всюду учинился невозможным. Вельможи, из коих каждый оплакивал уже потери сына, либо родственника, или целой волости своих подданных, не упорствовали против сего великодушного предложения.
Назначен день, в который по принесении к богам последних жертв умилостивления надлежало извести Света-ну на снедение чудовищу. Она неминуемо погибла бы, если б благодетельствующий косогам кабалист Роксолан не ускорил подать ей помощь, возбудя спящего богатыря Булата.
Он, явясь ему в сновидении, уведомил о славном подвиге, призывающем его в страну косожскую. Булат воспрянул ото сна, возвестил о явлении и, простясь с варяжским государем, осыпавшим его благодарностию и подарками, коих он, кроме одного багряного богатырского плаща, не принял, шествовал бодрственно на приключение, обещающее ему новую славу.
Между тем роковой час для княжны Светаны наступил; время молитв кончилось, боги не внимали воплю унылого народа, никто не явился защитить несчастный ее жребий. Одели ее в черное платье, и едва дышущий от горести родитель сам возвел ее на торжественную колесницу; он вез ее за врата градские, не помышляя ни о какой опасности, либо сам желая погибнуть с нею купно, или подкрепляемый иройским мужеством к произведению добродетельного своего вознамерения к благу общества.
Рыдающий народ омочал путь его чистосердечными слезами; болезненные вопли оного пронзали воздух и возле-тали на небо. Но сие позорище удобнее вообразить только сердцам чувствительным, нежели мне, повествователю, начертать пером моим; должно быть самовидцу или иметь понятие о том, сколько трогает любовь монаршая подданных, видящих толь крайний опыт попечения о спасении отечества, чтоб представить в мыслях жалостное оное шествие. Не было никого, кто б ни пронзен был совершенным сетованием; всяк рыдал, всяк желал испустить душу свою к спасению Светаны; однако ж никто не остановил течение коней, везущих смертную колесницу своей государыни, и оставался проливать слезы в стенах градских.
Князь косожский, в последние обняв свою возлюбленную дочь, упал в обморок; усердные вельможи отвезли его во дворец, а княжну оставили на произвол судьбы и чудовища. Оная полумертва брела к великому камню, где обитал Смок, чтоб скорее скончать свои мучительные минуты. Сколь ни ужасно было ожидаемое позорище, сколь ни поражены были вельможи и народ, однако ж многие взошли на градские стены, чтоб в последние благословить душу своей княжны, когда оная полетит на небо, а особенно усердные жрецы, коим запертие города не дозволяло ходить по деревням, для обманывания народа и собирания богоговейных сребреников в кошельки свои, с нетерпением ожидали сего благополучного часа своему отечеству.
Но Смок, удалившийся на добычу, медлил предстать со своими спасительными на тот раз косогам челюстями. Уже набожнейшие из жрецов троекратно с надлежащим умилением воскликнули:
— О бичь богов, ужасный Смок! Приди взять свою жертву и оставь страну нашу!
Наконец крутящаяся вдали пыль столбом показала быстрое шествие чудовища. Зрители вострепетали и готовы были зажать глаза свои, чтоб не видать жалостного действия, которое, однако, они посмотреть вышли.
Болезненные восклицания возобновились, но остановлены были появлением двух богатырей. Один из них шел пешком быстро, опираясь своею тяжкою дубиною, а другой, вооруженный полными доспехами, скакал на добром коне, и раздувающиеся у оного пламенные ноздри доказывали, что богатырь в пути своем не медлил. Оба они вдруг приспели к великому камню.
Конный соскочил опрометью и, воскликнув:
Боги!.. Светана! В какой час. и в каком ты состоянии! — бросился к ней с объятиями, а пеший стал, опершись на свою дубину
Княжна, которая была почти без чувств, пришла в себя; слезы, упавшие из глаз приспевшего всадника, горячестию своею ее возбудили.
Ах, возлюбленный Киган! вскричала она,— Еще боги ко мне милостивы, еще я тебя вижу!.. Но удались, я должна погибнуть. Не умножай смертельной моей горести своею опасностию.
Мы погибнем вместе,— говорил Киган,— или чудовище растерзается моими руками.
— Да,— сказал холодно богатырь, опершийся на свою палку,— если Булат позволит тебе отнять у себя честь такого славного подвига. Смоки не везде попадаются» Довольно с тебя, чтоб ты утешал сию девицу, между тем как я стану управляться с чудовищем.
А, ты тот славный богатырь руский, убивший железноголового исполина,— сказал Киган с удивлением—Я почитаю твою неустрашимость, но не соглашусь никогда, чтоб кто-нибудь, кроме меня, был избавителем моей невесты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
В таковых расположениях принял я на себя образ старухи и в пристойном придворной косожской одеянии требовал допуска пред Камилла. Получа сей, говорил ему что слава, разнесшаяся о его достоинствах и победах, заочно пленила сердце единственной наследницы сильной области косожской и таковой красавицы, каковая достойна учинить счастливым жребий подобного ему героя; что княжна, государыня ее, быв принуждена повиноваться власти своего родителя, против воли обручена за аварского короля, и, считая участь сию для себя весьма низкою и несчастною, принуждена, забыв девическую благопристойность, взять чрез меня прибежище к победителю почти всего известного света, в твердой надежде, что Камилл храбростию своею избавит ее от противного для ней брака и, может быть, сочтет, что ему приличнее учиниться государем косожским и супругом княжны, составляющей прелестями своими украшение сего века.
Потом показал я римскому военачальнику мечтательный список с лица ее и умел толь сильно заразить его к Светане любовию, что он в то же время отправил послов, как к косожскому князю с требованием дочери его за себя в супружество, так и к аварскому королю с грозным повелением оставить намерение его о союзе с Света-ною. Ожидаемо, что он, хотя посол его, провождаемый мною, безопасно от Смока проехал к двору косожскому, в обоих местах получил отказы. Родитель Светаны отвечал ему, что несчастное обстоятельство страны его не дозволяет ему помышлять ни о каких союзах, а особливо когда дочь его обручена уже по собственному ее выбору за короля Кигана; а сей только был раздражен наглостию Камилловою, что, прогнав посла с бесчестием, объявил римлянам войну и готовился учинить впадение в их области.
Во время сих восстановленных мною и чародеем Змиуланом смятений в двух союзных государствах одно из них доходило до падения своего от всепожирающего Смока. Киган не знал об опасности, грозящей его возлюбленной, и занимался приготовлениями к войне на римлян; а родитель Светаны, преодоленный бедствием своего отечества, упросил вельмож своих, чтоб оные покорились воле небес и погибелию его дочери избавили бы себя и всю страну от неминуемой смерти; ибо надлежало пропасть либо от чудовища, или с голода, для того что провоз съестных припасов всюду учинился невозможным. Вельможи, из коих каждый оплакивал уже потери сына, либо родственника, или целой волости своих подданных, не упорствовали против сего великодушного предложения.
Назначен день, в который по принесении к богам последних жертв умилостивления надлежало извести Света-ну на снедение чудовищу. Она неминуемо погибла бы, если б благодетельствующий косогам кабалист Роксолан не ускорил подать ей помощь, возбудя спящего богатыря Булата.
Он, явясь ему в сновидении, уведомил о славном подвиге, призывающем его в страну косожскую. Булат воспрянул ото сна, возвестил о явлении и, простясь с варяжским государем, осыпавшим его благодарностию и подарками, коих он, кроме одного багряного богатырского плаща, не принял, шествовал бодрственно на приключение, обещающее ему новую славу.
Между тем роковой час для княжны Светаны наступил; время молитв кончилось, боги не внимали воплю унылого народа, никто не явился защитить несчастный ее жребий. Одели ее в черное платье, и едва дышущий от горести родитель сам возвел ее на торжественную колесницу; он вез ее за врата градские, не помышляя ни о какой опасности, либо сам желая погибнуть с нею купно, или подкрепляемый иройским мужеством к произведению добродетельного своего вознамерения к благу общества.
Рыдающий народ омочал путь его чистосердечными слезами; болезненные вопли оного пронзали воздух и возле-тали на небо. Но сие позорище удобнее вообразить только сердцам чувствительным, нежели мне, повествователю, начертать пером моим; должно быть самовидцу или иметь понятие о том, сколько трогает любовь монаршая подданных, видящих толь крайний опыт попечения о спасении отечества, чтоб представить в мыслях жалостное оное шествие. Не было никого, кто б ни пронзен был совершенным сетованием; всяк рыдал, всяк желал испустить душу свою к спасению Светаны; однако ж никто не остановил течение коней, везущих смертную колесницу своей государыни, и оставался проливать слезы в стенах градских.
Князь косожский, в последние обняв свою возлюбленную дочь, упал в обморок; усердные вельможи отвезли его во дворец, а княжну оставили на произвол судьбы и чудовища. Оная полумертва брела к великому камню, где обитал Смок, чтоб скорее скончать свои мучительные минуты. Сколь ни ужасно было ожидаемое позорище, сколь ни поражены были вельможи и народ, однако ж многие взошли на градские стены, чтоб в последние благословить душу своей княжны, когда оная полетит на небо, а особенно усердные жрецы, коим запертие города не дозволяло ходить по деревням, для обманывания народа и собирания богоговейных сребреников в кошельки свои, с нетерпением ожидали сего благополучного часа своему отечеству.
Но Смок, удалившийся на добычу, медлил предстать со своими спасительными на тот раз косогам челюстями. Уже набожнейшие из жрецов троекратно с надлежащим умилением воскликнули:
— О бичь богов, ужасный Смок! Приди взять свою жертву и оставь страну нашу!
Наконец крутящаяся вдали пыль столбом показала быстрое шествие чудовища. Зрители вострепетали и готовы были зажать глаза свои, чтоб не видать жалостного действия, которое, однако, они посмотреть вышли.
Болезненные восклицания возобновились, но остановлены были появлением двух богатырей. Один из них шел пешком быстро, опираясь своею тяжкою дубиною, а другой, вооруженный полными доспехами, скакал на добром коне, и раздувающиеся у оного пламенные ноздри доказывали, что богатырь в пути своем не медлил. Оба они вдруг приспели к великому камню.
Конный соскочил опрометью и, воскликнув:
Боги!.. Светана! В какой час. и в каком ты состоянии! — бросился к ней с объятиями, а пеший стал, опершись на свою дубину
Княжна, которая была почти без чувств, пришла в себя; слезы, упавшие из глаз приспевшего всадника, горячестию своею ее возбудили.
Ах, возлюбленный Киган! вскричала она,— Еще боги ко мне милостивы, еще я тебя вижу!.. Но удались, я должна погибнуть. Не умножай смертельной моей горести своею опасностию.
Мы погибнем вместе,— говорил Киган,— или чудовище растерзается моими руками.
— Да,— сказал холодно богатырь, опершийся на свою палку,— если Булат позволит тебе отнять у себя честь такого славного подвига. Смоки не везде попадаются» Довольно с тебя, чтоб ты утешал сию девицу, между тем как я стану управляться с чудовищем.
А, ты тот славный богатырь руский, убивший железноголового исполина,— сказал Киган с удивлением—Я почитаю твою неустрашимость, но не соглашусь никогда, чтоб кто-нибудь, кроме меня, был избавителем моей невесты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142