Превращение розы в Милостану повергло Баламира и прочих в удивление: глаза их были устремлены на соединившуюся чету сию до тех пор, как Зимония нарушила безмолвие.
— Доброчест и Ярослав,— сказала она, обратясь к ним,— вы совершенно сохранили мое завещание, и для того должно мне привести в действие обещанное вам мною. Я чувствую, что вы воображаете теперь: вы ожидаете увидеть супруг ваших; но не согласитесь ли вы потерпеть еще на несколько разлуку с ними, чтоб узнать ваших родителей?
Слова сии обратили внимание всех.
Доброчест и Ярослав упали пред нею на колена.
Ах, могущая волшебница! — вскричали они.— Мы заслужили разлуку с нашими супругами чрез проступок. Но мы невиновны в том, что не знаем наших родителей. Ах, отсрочьте еще, когда то должно, разлуку с ними и возвратите нам родителей.
— Изрядно,— отвечала Зимония, ты, Зелиан, присоединись к меньшим твоим братьям, и... все вы... Доброслав и Милостана, познайте детей ваших, коих я похитила у вас еще в пеленах, по причине, которую вам вскоре открою.
Неможно начертать пером моим, что произвело познание сие в Доброславе, его супруге и детях их. Должно быть свидетелем того или находиться в подобных обстоятельствах, чтоб иметь понятие о восхищении сего обрадованного семейства. Дети бросились к своим родителям, сжимали их колена; отец и мать обнимали их, прижимали к своему сердцу, произносили смятенные восклицания, лобзали их уста и очи; слезы их смешались, и все посторонние проливали оные от удовольствия, ибо в таком происшествии торжество природы возбуждает свои чувствования в душах всех чад своих сочеловеков.
— О день совершенной моей радости! — воскликнул Доброслав.— О Зимония, благодетельница моя, дар твой превзошел мое ожидание! Я имел надежду увидеть мою возлюбленную Милостану, но не ожидал, никогда не ожидал услышать сладчайшее название отца от детей моих.
Милостана, со своей стороны, лобызала руки своей тетки и наговорила много слов, содержащих более признания, нежели правильности; сердце обрадованной матери управляло языком ее.
Гипомен и его супруга, не знавшие до тех пор своих племянников, обнимали их с нежностию. Все вообще радовались, и все желали знать, какое участие имела Зимония в приключениях Доброславовых, как учинилась Милостана из рыбы розою и что значат белые птички, коих она принесла с собою и которые беспрестанно трепетались в клетке.
Баламир первый предложил о том Зимонии.
— Могущая волшебница,— сказал он,— не может от вас скрыто быть, какая судьба свела нас всех в сие место. Следственно, вы ведаете, что Баламир, покорный ваш слуга, примешан в приключениях ваших родственников и что он знает только начало их, например: я ведаю неосновательное подозрение короля волшебников; знаю, что Доброслав утратил свою супругу под видом рыбы; знаю, что дети его похищены; но какие причины принудили вас к сему немилостивому противу родителей поступку, ниже самим им не сведомы, равно и то, каким образом досталась в ваше покровительство Милостана? Может быть, не скрыто от вас о судьбе Алциды, Замиры и богини, сочетавшейся с Ярославом, и о прочем? Посему несправедливо будет оставить нас далее в любопытстве, ее ли только от вас зависит разрешить оное.
— С великим удовольствием,— отвечала Зимония,— я расскажу мою повесть, но столько, сколько мне возможно; ибо все подробности в состоянии объяснить лишь один король волшебников, бывший главным единственным орудием всех наших злоключений. Я ужасаюсь о судьбе его, потому что в тот день необходимо надлежало бы ему предстать здесь, если он истинно раскаялся в своей ошибке.
Но прежде, нежели начну я мою повесть,— примолвила Зимония,— должно мне дать свободу сим птичкам; они привыкли у меня летать по воле, и вы увидите, сколь они ручны.
Сказав сие, отворила она дверцы у клетки: птички выпорхнули и бросились к Доброславу и его супруге, они сели к ним на руки и трепетали крылышками, как бы оказывая некоторый род почтения. Потом обратились они к их детям, и одна из них села на плечо к Зелиану, другая к Доброчесту, а третья к Ярославу. Удивлялись столь ручным птичкам и делали об них разные рассуждения, кои пресечены были волшебницею, приступившею к удовлетворению просьбы Баламировой.
ПОВЕСТЬ ВОЛШЕБНИЦЫ ЗИМОНИИ
— Уповаю,— сказала она,— известно вам, что я в супружестве с королем волшебников прижила трех дочерей и как он по неосновательному оклеветанию от проклятого волшебника Зловурана взял подозрение, что я имею любовные обязательства с племянником моим Гипоменом и что для удержания его в моих узах будто бы во зло употребляю честь дочерей моих. Какие посему были следствия гнева его, отчасти известны Гипомену, о чем, надеюсь, он и сказывал, отчасти ж сокрыты, и для того надлежит мне с этого обстоятельства начать мою повесть.
Распорядя мщение свое противу мнимого оскорбителя чести своей и подкрепя Зловурана к преследованию его, посетил меня супруг мой в моем замке. Я обитала в горах Армейских, а он имел свою столицу на высочайшем хребте гор Рифейских. В рассуждении должности своей в управлении всем сонмищем волшебников, находящихся на северной половине земного шара, посещал он меня очень редко, а особливо с некоторого времени страсть его к одной девице, коей имени я не старалась проведать, отвлекла его так, что я не ожидала увидеть его в то время. Я могла думать, что постоянство мое привело его к раскаянию и что он пришел загладить неверность свою признанием предо мною, но я ужаснулась, увидя его скрежещуща от гнева и с неистовством произнесшего следующее:
— Неверная! Не думай, чтоб порочные дела твои могли от меня укрыться, я все ведаю. Не старайся также прибегать к лести, чтоб затмить хитростию произошедшее, нанесшее мне неизгладимый стыд; я уверен в том яснее дня и не приму никаких твоих оправданий.
После сего начал он мне рассказывать то, что внушил ему Зловуран и в чем чрез темные ответы подтвердила его очарованная книга. Я хотела было вывести его из заблуждения и объяснить ему истинное дело сего обстоятельства, но он не внимал и затыкал уши свои.
— Я не с тем пришел,—кричал он,—чтоб выслушивать твои оправдания, но для того, чтоб наказать тебя.
Потом начал он совершать жесточайшие заклинания, которых сам Чернобог и весь ад трепещет и кои пременить вовеки уже неможно.
Он бросил на меня свой очарованный платок и сказал:
— Отныне ты лишена возможности делать людям благодеяния, искусство твое теряет свою силу, ибо я лишаю тебя своего покровительства. Жилище твое будет сокрыто от всего света, и никто из несчастных в оное не прибегнет. Никто не может пременить судьбы твоей до тех пор, как рушитель покоя моего Гипомен не достанется в мои руки, тогда будет позволено тебе отлучаться из твоего замка куда тебе угодно, но ты ничего не можешь произвести чрез волшебство до тех пор, как не будет в руках твоих очарованная книга. Ты можешь уповать, что сего не случится никогда, потому что я сие мое сокровище сохраняю, как зеницу моего ока. Сей последний раз, в который ты меня видишь; не ожидай, неверная, чтоб сердце мое противу тебя смягчилось, ибо мне должно бы увериться в твоей невинности, но измена твоя мне доказана ясно.
От ужаса и огорчения была я вне себя. Я чувствовала, что знание мое меня оставило, я чувствовала и мою невинность, но не могла пременить моей участи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142