Кто осмелится взлесть на неприступный холм, чему будут препятствовать львы, взобраться на дерево, досягающее вершиною до облаков, и, сломя на оном претяжкий грозд, сойти с оным на землю, когда силы и возможности человеческие к тому недостаточны? Пусть бы сие и последовало, но кто возьмет у тебя медную стрелу, которой еще нет и которая учинится при обращении твоем в каменный истукан, если ты о слышанном от меня в наставление кому-нибудь откроешь. Принимай достойное наказание!
Таковым образом оставил я сии жертвы моего мщения и заключил, претворясь в образ сего старика, в коем вы меня видели, обитать в дулебской пещере. Причины, побудившие меня к сему переображению, были те, что мне надлежало сберечь мое обещание и не видать никогда Зимонии, коя, по впадении в руки мои Гипомена, имела уже свободу отлучаться из своего замка и, следственно, могла бы где-нибудь со мною встретиться.
В последи узнал я; что Доброслав соединился со своею супругою и что имеет уже от оной детей. Сие обстоятельство принудило меня стараться о их похищении, однако ж три первые сына прежде меня были унесены Зимониею, как уже о том вы слышали и о чем я в тогдашнее время проведать не мог. Но я и не заботился о сем, для того что мне опасность была от дочери. Между тем нашел я Зелиана, и приятностьми лица его был доведен к восчувствованию дружества к сему младенцу, унес его в мою пещеру и воспитывал оного для учинения во всем богатстве моем по себе наследником; ненависть, питаемая мною тогда к дочерям моим, меня к сему принуждала. Впрочем, боги поправили то, что Зелиан по ребяческому своему любопытству испортил: он обще со своими братьями вошел в объятия моего семейства и поправил ошибкою дочерям моим наказание. Я в заблуждении моем радовался, что дочери мои выйдут за подлых людей в супружество, ибо знал, что один из них будет сапожник, другой жрецов сын, а третий бедного пастуха; но еще больше обрадовался, по познании невинности их, что они стали невестками будущего царя дулебского. Впрочем, обстоятельство сие вам сведомо.
Когда Милостана учинилась беременна дочерью, я никуда уже не отлучался и, присутствуя невидимо при родинах, похитил прекрасного сего младенца. Я не мог колебаться в определении судьбы сей моей добычи: невинная Милосвета возбудила во мне чувствования человечества, и вместо погубления ее, что было у меня в мыслях, определил я воспитать ее. Она соответствовала моим попечениям, и я наконец столько полюбил ее, что не мог не желать ей благополучия. Предсказание волшебной доски представилось мне тогда на память; мне хотелось узнать яснее, кто должен быть унн, коему она предопределяется, и для сего вопросил я опять оную.
Ответ, мною полученный, совершенно утешил меня: я узнал, что Милосвета предопределена в супружество Баламиру, королю уннскому. Но хотя гнев мой противу Гипомена и моего семейства несколько поумягчился, однако ж я не мог без досады слышать подтверждение, что сей Баламир будет и разрушитель моего очарования. Сие привело меня опять в вопросу для чего боги покровительствуют оскорбителей моей чести?
Но могу ли я изобразить мой ужас и угрызение совести, когда чрез ответы волшебной доски был я доказан в невинности всех гонимых мною особ. Я узнал клевету Зловуранову, но поздно уже было мне пременить тяжкую силу моих клятв; мне неможно было поправить проступка, учиненного в моей ярости, и всем подробностям моего очарования надлежало исполниться. Я мог споспешествовать Баламиру в его покушениях к разрушению моего волшебства, но за сие надлежало мне лишиться волшебной моей силы по разуму клятв моих, кои учинил я, не одумавшись. Раскаяние мое требовало от меня таковой важной жертвы, и я не пощадил бы себя, если б поправитель моих проступков нашелся в удобных летах к покушению на отчаянное предприятие. Почему все мое рачение обратил я тогда к поправлению неустройств, произведенных мною в дулебском царстве. Я начал Милосвету воспитывать как царицу, ибо определил чрез нее поправить все разорения, причиненные, по гонениям моим, в Дулебах аварами и во время бесцарствования. Я не оставил побывать и в Уннигарде, чтоб увидеть Баламира... Да, я видел вас, храбрый король,— говорил он, обратясь к нему,— и, невзирая на тогдашнее ваше отрочество, предузнал все имеющие в вас быть дарования. А чтоб неможно было ошибиться в особе вашей по пришествии вашем в совершенной возраст, намазал я это на правом вашем виске пятнышко, произведшее напоследок родинку или подобие оной. Мне не осталось уже заботы о воспитании вашем, потому что родитель ваш Роас прилагал о том неусыпное старание. Я заметил также и добродетели любимца вашего Адавара и старался только внушить ему хоту к странствованию. Я ожидал из того одной той помощи в моих намерениях, что Алавар в своих путешествиях увидит некогда красоту и добродетели царицы дулебской, превосходство ее правления и потому побудит вас к начатию вашего подвига, что по моему расположению и исполнилось.
Нечувствительно вошел я в пользы Милосветины и всех поверженных мною в несчастие до того, что не мог уже не споспешествовать всему тому, что клонилось к их избавлению. Раскаяние мое не дозволяло мне щадить себя, и я не помышлял ни о чем, кроме поправления моего преступления. Но как сие влекло мне лишение моей волшебной власти, то рассудил я, прежде нежели утрачу оную, вопросить еще раз волшебную доску и поступить по ее предписанию.
Получа наставление и следуя оному, во-первых, отыскал я тело царя дулебского, перенес оное в замок дочери моей Замиры и оставил старание о приведении его в жизненность расположениями Зимонии, как уже вы о том слышали от ней.
Потом помышлял я, каким образом учредить то, чтоб Баламир дошел до Доброслава и мог получить копие, нужное к разрушению моего очарования. Я предузнал, что в свое время, когда Милосвета будет царицею в Дулебах, Баламир ее увидит; надлежало только вложить ей в уста, чтоб она побудила его, если он покорится красоте ее, шествовать на восток до темницы Гипоменовой. А чтоб больше побудить его к предприятию сего пути, учредил я чрез мое очарование (которое употребил уже в последний раз), чтоб она составила тайну из судьбы своей и не открыла оную Баламиру. Но как я из опытов знал, что скромность для женщины опасная заповедь, ожидал, что она скажет ему, каким образом узнать ему про ее обстоятельства от Гипомена, о чем вознамерился я ей в надлежащее время растолковать. А дабы больше Баламира принудить к шествованию, учинил я, чтоб Милосвета при объявлении ему упала в обморок, покрыта была дымом и преселилась в перстень, бывший у меня на руке. После чего днем бы присутствовала она в своем царстве, а всякую ночь возвращалась в перстень; нарочно определенный к тому дух долженствовал переносить ее.
После того сделал я очарованием, чтоб к возвышению, на коем лежала дудочка и мертвая голова, или, лучше сказать, Рогнеда, нельзя было подойти, кроме с востока, и чтоб с приближением Баламира очарованный вход в пещеру Гипоменову разверзся, а сей предстал пред него при вступлении на третью ступень возвышения и, сказавши ему то, что уже слышал от него Баламир, превратился в каменный истукан с медною стрелою.
Должно ведать, что когда Зелиану, Доброчесту и Ярославу надлежало утратить своих супруг и обитать в тех местах, где нашел их король уннский, почему я еще прежде того узнав, что Зимония намерена прибегнуть в дулебское боговещалище, пренесся туда тайно и дал ей посредством моей невидимости в ответе наставление, какое дать ей завещание Зелиану и его братьям о скрытии своих приключений до прибытия к ним Баламира и о прочем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142