Я в великом унынии, и вся моя надежда осталась в тебе, дражайший богатырь, для того что Кащей вступил уже в границы моего владения»
Признаюсь, что я великое имел отвращение вступиться за государя, начавшего толь несправедливую войну и погубившего два миллиона людей за отмщение одного себя; но подумай, как расположен человек, чтоб быть порываему страстьми. Слово «бессмертный» возбудило мое славолюбие и желание сразиться с оным и, может быть, победить, в мгновение ока истребило в душе моей все пред рассудки истинны; я обещал погибнуть или привезть ему голову его противника. Любочестие не дало мне ни на минуту одуматься, и я, следуя побуждениям оного, при ехал в войско Ценувираново. Нигде еще не видали толь многочисленного ополчения, ни толь богато вооруженных всадников, но следствие показало, что множество не может противу храбрости, управляемой искусством и благоразумием. Войско Ценувираново было утороплено мол вою о Кащеевом бессмертии; слух носился, что смерть его заперта в камне, лежащем на дне окияна, что в оном есть утка и в утке яйцо, которым надлежит ударить Кащея в лоб. Уже многие усердные сыны отечества ныряли за оным камнем и погибелью живота своего доказали, что Кащей бессмертен. Я, с моей стороны, старался ободрить их, уверяя, что то выдуманные басни, кои сам Кащей в народе рассеял, чтобы устрашить их. Советовал их начальникам учинить нападение густыми толпами, поставя напереди копейщиков, а стрельцов и пращников по сторонам, дабы тем превосходное число людей учинить всю ду деятельным и чтобы толщина рядов не удобна была к опровержению от числа малого; но полководцы считали себе за бесчестие послушать богатыря иностранного и думали, что своими расположениями в состоянии будут уничтожить всю силу неприятелей.
Армии были уже в виду, а военачальники еще спорили за первенство; началось сражение; они старались не о том, чтоб действовать общими силами, но чтоб обессилить крыло того, с коим имел междоусобие, а как вражда была всем им общая, то неудивительно, что не успело сражение начаться, как Ценувирановы войски были опрокинуты и побежали. Кащей вознамерился в сей раз пролить целую реку человеческой крови; он поражал, как молния, и войны, ободряемые его примером, оставляли целые бугры тел по следам своим.
Но посреди сей видимой уже победы я остановил Кащея, он сначала бросился на меня, как фурия, но тот час увидел, что ему должно только защищаться. Воины его хотели окружить меня, но Златокопыт избавлял меня их нападения, побивая всех приближающихся своими ко пытами. Кащей восстенал, когда первый удар Самосеком разрушил вдребезги его очарованную броню, которая единственно делала его непобедимым. Другой удар кончил поединок, и голова бессмертного Кащея, упадшая к ногам моим, доказала, что слух был ложный. Конь мой подхватил голову в зубы и подал мне. Я поскакал к бегущим Ценувирановым войскам, возгласил победу и, показав им знак оной, принудил остановиться.
Кащеевы войски, напротив, лишась своего государя, потеряли свой жар, и хотя неприятели наступали на них отважно, но они отступили в таковом порядке, что бесстройные толпы не могли принудить их ни к одному лишнему шагу. Я, с моей стороны, не хотел испытать моего Самосека над толь храбрыми людьми и возвратился к царю индийскому. Сей оказал мне множество почестей, предлагал мне целое королевство с тем, чтоб я остался в его услугах, но я не мог нарушить присяги моему государю и возвратился в мое отечество.
Со мною отправлено было знатное посольство с неоцененными подарками, и милости ко мне князя Асана не имели пределов. Я служил ему ревностно и делал чудеса мечом моим; я испытал, что он действительно может посекать целые войски. Но о подвигах моих известно из повестей, о коих, надеюсь, и вы слыхали. Теперь объявлю вам то, что я действительно умер с печали по утрате коня моего и Самосека. Всегда я содержал в памяти, сколь опасны для меня быть могут следствия любви, но не мог укрыться от красоты одной девицы, которая привела мне все в забвение. Час, в кой учинился я счастлив, был для меня злополучнейший: Баба Яга украла моего Злато-копыта и Самосек. Я тосковал по них столько, что стоило мне то жизни.
Из сей повести видишь ты, Звенислав, что тебе наблюдать должно, если желаешь избегнуть моей участи. Впрочем, не заботься о твоем друге князе Тарбелсе: он вне опасности — и следуй, куда призывает тебя слава. Я мог бы тебя предварить о имеющем с тобою случиться впредь, но как весьма полезно смертным не проницать в будущее, то помни лишь сие, что добродетель всегда приемлет воздаяние.
Приведение, сказав сие, стало невидимо, а Звенислав предался успокоению на самом оном холме. Проснувшись, к удовольствию своему увидел он Слотана, который, сидя близ него, дожидался его пробуждения.
— Что скажешь ты мне, дорогой Слотан? — было первое слово Звениславово. — Не был ли ты счастливее меня н поиске царя своего?
Слотан отвечал, что он равномерно не мог продолжать пути в рассуждении великой бури и непогоды, что он провел худую ночь под деревом и, наконец, по рассвете выбрался на большую дорогу, приведшую его к холму сему. Они заключили ехать в Старый Славенск и продолжать поиски свои чрез земли ливонов вендских, готов, кимвров и коданов.
В Старом Славенске осмотрели они все, примечания дотойное, как-то: великолепное капище Перуново, могилу славного чародея Волховца и прочие редкости. Но как выспрашивания их о особах, коих они искали, были бесплодны, к тому ж не остановляло их никакое особливое приключение, то проехали они Ливонию и большую часть областей готфских. Там услышали они великую славу о исполине Стеркатере, родом из хелзингов, и сие вперило непреодолимую охоту в нашего богатыря искать оного и с ним сразиться, или, как называется, отведать силы.
Звенислав не прежде дал отдых коню своему, как нашед исполина в областях коданов (нынешней Дации) Стеркатер обитал по большей части под открытым небом, и в рассуждении переменяемых им мест немалый труд был нашему богатырю до оного достигнуть. Слотан послан с объявлением вызова на ратоборство, и Звенислав тем горячее желал оного, что вспомнил о слышанном нападении сего исполина на одного русского государя; отмстить хотя старинную обиду своего отечества было для него весьма приятно.
Вызов принят; Стеркатер назначил место и отпустил Слотана со следующими словами:
— Скажи своему богатырю, что я не отвергаю предложения его, хотя оное для меня очень странно. За что хочет он сражаться с человеком, коего не видал во всю жизнь свою? Если только любочестие влечет его к тому, чтоб низложить Стеркатера, привыкшего к победам, то я жалею о сей его суетности: слава моя должна бы предостеречь его ввергать себя в опасность. Однако я за честь вменяю биться с витязем толь смелым.
В следующее утро Звенислав прежде восхождения солнечного дожидался уже на назначенном месте своего противника. Сей не замешкал появиться, и вид его достаточен был охладить кровь во всяком другом, кроме Звени-слава. Стеркатер имел рост подобный высокому дубу и вооружен был мечом, сходствующим более на длинную доску, чем на оружие. Звенислав подъехал к нему на своем Златокопыте и отдал честь, пристойную мужу, известному по своим славным подвигам, хотя после оказания сей почести готов 6ыл если удастся, лишить оного жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Признаюсь, что я великое имел отвращение вступиться за государя, начавшего толь несправедливую войну и погубившего два миллиона людей за отмщение одного себя; но подумай, как расположен человек, чтоб быть порываему страстьми. Слово «бессмертный» возбудило мое славолюбие и желание сразиться с оным и, может быть, победить, в мгновение ока истребило в душе моей все пред рассудки истинны; я обещал погибнуть или привезть ему голову его противника. Любочестие не дало мне ни на минуту одуматься, и я, следуя побуждениям оного, при ехал в войско Ценувираново. Нигде еще не видали толь многочисленного ополчения, ни толь богато вооруженных всадников, но следствие показало, что множество не может противу храбрости, управляемой искусством и благоразумием. Войско Ценувираново было утороплено мол вою о Кащеевом бессмертии; слух носился, что смерть его заперта в камне, лежащем на дне окияна, что в оном есть утка и в утке яйцо, которым надлежит ударить Кащея в лоб. Уже многие усердные сыны отечества ныряли за оным камнем и погибелью живота своего доказали, что Кащей бессмертен. Я, с моей стороны, старался ободрить их, уверяя, что то выдуманные басни, кои сам Кащей в народе рассеял, чтобы устрашить их. Советовал их начальникам учинить нападение густыми толпами, поставя напереди копейщиков, а стрельцов и пращников по сторонам, дабы тем превосходное число людей учинить всю ду деятельным и чтобы толщина рядов не удобна была к опровержению от числа малого; но полководцы считали себе за бесчестие послушать богатыря иностранного и думали, что своими расположениями в состоянии будут уничтожить всю силу неприятелей.
Армии были уже в виду, а военачальники еще спорили за первенство; началось сражение; они старались не о том, чтоб действовать общими силами, но чтоб обессилить крыло того, с коим имел междоусобие, а как вражда была всем им общая, то неудивительно, что не успело сражение начаться, как Ценувирановы войски были опрокинуты и побежали. Кащей вознамерился в сей раз пролить целую реку человеческой крови; он поражал, как молния, и войны, ободряемые его примером, оставляли целые бугры тел по следам своим.
Но посреди сей видимой уже победы я остановил Кащея, он сначала бросился на меня, как фурия, но тот час увидел, что ему должно только защищаться. Воины его хотели окружить меня, но Златокопыт избавлял меня их нападения, побивая всех приближающихся своими ко пытами. Кащей восстенал, когда первый удар Самосеком разрушил вдребезги его очарованную броню, которая единственно делала его непобедимым. Другой удар кончил поединок, и голова бессмертного Кащея, упадшая к ногам моим, доказала, что слух был ложный. Конь мой подхватил голову в зубы и подал мне. Я поскакал к бегущим Ценувирановым войскам, возгласил победу и, показав им знак оной, принудил остановиться.
Кащеевы войски, напротив, лишась своего государя, потеряли свой жар, и хотя неприятели наступали на них отважно, но они отступили в таковом порядке, что бесстройные толпы не могли принудить их ни к одному лишнему шагу. Я, с моей стороны, не хотел испытать моего Самосека над толь храбрыми людьми и возвратился к царю индийскому. Сей оказал мне множество почестей, предлагал мне целое королевство с тем, чтоб я остался в его услугах, но я не мог нарушить присяги моему государю и возвратился в мое отечество.
Со мною отправлено было знатное посольство с неоцененными подарками, и милости ко мне князя Асана не имели пределов. Я служил ему ревностно и делал чудеса мечом моим; я испытал, что он действительно может посекать целые войски. Но о подвигах моих известно из повестей, о коих, надеюсь, и вы слыхали. Теперь объявлю вам то, что я действительно умер с печали по утрате коня моего и Самосека. Всегда я содержал в памяти, сколь опасны для меня быть могут следствия любви, но не мог укрыться от красоты одной девицы, которая привела мне все в забвение. Час, в кой учинился я счастлив, был для меня злополучнейший: Баба Яга украла моего Злато-копыта и Самосек. Я тосковал по них столько, что стоило мне то жизни.
Из сей повести видишь ты, Звенислав, что тебе наблюдать должно, если желаешь избегнуть моей участи. Впрочем, не заботься о твоем друге князе Тарбелсе: он вне опасности — и следуй, куда призывает тебя слава. Я мог бы тебя предварить о имеющем с тобою случиться впредь, но как весьма полезно смертным не проницать в будущее, то помни лишь сие, что добродетель всегда приемлет воздаяние.
Приведение, сказав сие, стало невидимо, а Звенислав предался успокоению на самом оном холме. Проснувшись, к удовольствию своему увидел он Слотана, который, сидя близ него, дожидался его пробуждения.
— Что скажешь ты мне, дорогой Слотан? — было первое слово Звениславово. — Не был ли ты счастливее меня н поиске царя своего?
Слотан отвечал, что он равномерно не мог продолжать пути в рассуждении великой бури и непогоды, что он провел худую ночь под деревом и, наконец, по рассвете выбрался на большую дорогу, приведшую его к холму сему. Они заключили ехать в Старый Славенск и продолжать поиски свои чрез земли ливонов вендских, готов, кимвров и коданов.
В Старом Славенске осмотрели они все, примечания дотойное, как-то: великолепное капище Перуново, могилу славного чародея Волховца и прочие редкости. Но как выспрашивания их о особах, коих они искали, были бесплодны, к тому ж не остановляло их никакое особливое приключение, то проехали они Ливонию и большую часть областей готфских. Там услышали они великую славу о исполине Стеркатере, родом из хелзингов, и сие вперило непреодолимую охоту в нашего богатыря искать оного и с ним сразиться, или, как называется, отведать силы.
Звенислав не прежде дал отдых коню своему, как нашед исполина в областях коданов (нынешней Дации) Стеркатер обитал по большей части под открытым небом, и в рассуждении переменяемых им мест немалый труд был нашему богатырю до оного достигнуть. Слотан послан с объявлением вызова на ратоборство, и Звенислав тем горячее желал оного, что вспомнил о слышанном нападении сего исполина на одного русского государя; отмстить хотя старинную обиду своего отечества было для него весьма приятно.
Вызов принят; Стеркатер назначил место и отпустил Слотана со следующими словами:
— Скажи своему богатырю, что я не отвергаю предложения его, хотя оное для меня очень странно. За что хочет он сражаться с человеком, коего не видал во всю жизнь свою? Если только любочестие влечет его к тому, чтоб низложить Стеркатера, привыкшего к победам, то я жалею о сей его суетности: слава моя должна бы предостеречь его ввергать себя в опасность. Однако я за честь вменяю биться с витязем толь смелым.
В следующее утро Звенислав прежде восхождения солнечного дожидался уже на назначенном месте своего противника. Сей не замешкал появиться, и вид его достаточен был охладить кровь во всяком другом, кроме Звени-слава. Стеркатер имел рост подобный высокому дубу и вооружен был мечом, сходствующим более на длинную доску, чем на оружие. Звенислав подъехал к нему на своем Златокопыте и отдал честь, пристойную мужу, известному по своим славным подвигам, хотя после оказания сей почести готов 6ыл если удастся, лишить оного жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142