..
Демонстрации оказались неудачными. Развернувшаяся конституционная кампания,
в сущности состоявшая из взаимного перебрасывания резолюциями на
ограниченном поле, не задела широких масс, почти не дошла до них. А тот
внутренний глубокий процесс, который совершался в этих массах, разумеется,
не приурочивался к наскоро объявленному выступлению демократической
молодежи. Студенчество не было поддержано ни справа, ни слева.
Тем не менее, эти демонстрации после долгого затишья, при неопределенности
внутреннего положения, создавшейся внешними поражениями, - демонстрации
политические, в столицах, демонстрации, отдавшиеся через клавиши телеграфа
во всем мире, произвели, как симптом, гораздо большее впечатление на
"руководителей нашей внутренней политики", чем грациозные менуэты
либеральной прессы.
На эту конституционную кампанию, начавшуюся собранием нескольких десятков
земцев в барской квартире Корсакова и закончившуюся водворением нескольких
десятков студентов по полицейским участкам, правительство ответило 12
декабря известным "указом" и не менее известным "сообщением".
Встревоженное "детьми" правительство сделало шаг навстречу "отцам" - и с
самого начала установило резкое различие между "благомыслящей частью
общества, которая истинное преуспеяние родины видит в поддержании
государственного спокойствия и непрерывном удовлетворении насущных нужд
народных" - и между лицами, "стремящимися внести в общественную и
государственную жизнь смуту и воспользоваться возникшим в обществе
волнением умов". Разумеется, благомыслящие отцы совершенно не были
удовлетворены неопределенными посулами, но они ухватились за сделанное
правительством различие между ними и крамолой, чтобы щегольнуть своей
лойяльностью и пугнуть власть призраком революции. Г. Евгений Трубецкой*88,
князь, профессор, "очень хороший писатель", по оценке г. Милюкова*89, и ко
всему этому брат князя Сергея Трубецкого, красноречиво выступил в "Наших
Днях" от "той именно части русского общества, которая, дорожа монархическим
началом, видит истинное преуспеяние родины в поддержании государственного
спокойствия и в непрерывном удовлетворении насущных нужд народных", словом,
как требуется по цитированному выше правительственному указу. Очень хороший
писатель оповещал через очень хорошую газету, что он "всегда принадлежал к
числу тех, кто мечтал о незыблемости законного порядка в преобразованной
империи" ("Наши Дни", N 17)*.
/* Статья "Высочайший указ и правительственное сообщение"./
Либеральная пресса буквально выворачивалась наизнанку в стремлении
заставить правительство вычитать из указа 12 декабря все конституционные
чаяния "благомыслящей части" общества. Первую скрипку в этой пьесе играли,
разумеется, "Русские Ведомости", газета, достаточно привыкшая за несколько
десятилетий своего чуть-дышания к тонким дипломатическим приемам. "Русские
Ведомости" доказывали, что, так как указ 12 декабря требует насаждения
законности и уничтожения произвола, так как произвол лучше всего процветает
во мраке безгласности, так как обличение порока весьма действительное
средство для торжества добродетели, то, значит, указ как бы установляет
свободу печати, и всякий, кто отныне покусился бы на ее право обличений,
"заявил бы себя сторонником произвола, осуждаемого высочайшим указом". Не
больше и не меньше. "Русские Ведомости", как известно, сорок лет
придерживались того убеждения, что сподручнее вычитывать конституцию из
высочайших указов, чем бороться за нее.
И, наконец, эта умеренная газета, не знающая умеренности только в
пресмыкательстве, определила значение акта 12 декабря в таком бессмертном
тезисе: "Не осталась, значит, бесплодной многолетняя работа общественной
мысли, которая... не переставала настаивать на насущной необходимости тех
самых преобразований, которые ныне с высоты престола провозглашены
отвечающими назревшей потребности". 12 декабря выяснилось, видите ли, что
не пропала бесплодно многолетняя работа русской общественной мысли! Царский
указ был ее плодом!
"Не тревожьте этих старцев"... Их действительно не стоило бы тревожить,
если бы они в тихом одиночестве пряли свою пряжу. Но такова была в сущности
позиция всей демократии, поскольку она имеет официальное представительство.
"Наши Дни", краса и гордость весеннего радикализма, перепечатывали
сочувственным курсивом конституционные силлогизмы московских либеральных
старообрядцев. Г. Струве рекомендовал реформы, предопределенные указом,
сделать отправными пунктами дальнейшей тактики. Обескураженная неуспехом
первого конституционного "натиска", обеспокоенная поведением левого крыла
интеллигенции, либеральная пресса молча проглотила правительственное
сообщение, как случайный диссонанс в музыке сближения, и ухватилась за
указ.
Но практика репрессий как бы задалась целью изрешетить либеральные иллюзии,
а изданный кн. Святополком 31 декабря циркуляр*90, вводивший обещанную
крестьянскую реформу в колею, проложенную Плеве, заставил "Наши Дни" с
горечью констатировать, что "демаркационная линия между старым и новым -
одно недоразумение" (N 19)*91.
Бюрократия деятельно боролась за свои незыблемые права. И в начале января
даже "Новое Время" сочло своим гражданским или служебным долгом сделать
донесение на "людей, играющих роль в проведении предначертаний указа 12
декабря и тем не менее допускающих (в приватных беседах с членами
редакции?) надежду на возможность "разыграть" эти вопросы в том или другом
направлении".
Тогда либеральная пресса стала пугать бюрократию призраком революции.
Верила ли она в нее действительно? Она сама этого никогда подлинно не
знает. Когда она стоит пред несдающейся бюрократией, ей начинает казаться,
что революция надвигается. Вот она ближе и ближе. Уже слышен звук ее
железных сандалий. Уже заревом ее зловещего факела горит небосклон.
Сдайся, пока не поздно! - кричит либеральное общество. Смотри, она идет!
А когда то же общество становится лицом к "ней", оно сомневается в ней. Оно
видит зарево ее факелов и слышит стук ее сандалий и даже вкладывает пальцы
свои в ее гвоздяные язвы - и все же сомневается в ней.
Так, умоляя, надеясь, грозя и отчаиваясь, стояло либеральное общество в
полной растерянности к концу 1904 года. Оно еще не снимало руки с левой
половины груди, где у него таится родник признательного доверия, но уже
косило глазами влево - и надеясь на поддержку и боясь, что эта поддержка
может сорвать соглашение, которое все же, быть может, еще возможно.
Тогда пришли "эти дни", страшные и великие дни, которых уже никакая сила не
возьмет обратно. Пришло 9 января.
II. 9 января и интеллигентская демократия
Либеральное общество было застигнуто врасплох. Оказалось, что вулкан
действительно способен извергать лаву. Широко раскрытыми глазами ужаса и
бессилия "общество" наблюдало из своих окон развертывающуюся историческую
драму. Активное вмешательство интеллигенции в события носило поистине
жалкий и ничтожный характер. Вот как повествует об этом записка инженеров.
"Вероятность кровавого конфликта была ясна всем мыслящим людям столицы еще
накануне 9 января.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379
Демонстрации оказались неудачными. Развернувшаяся конституционная кампания,
в сущности состоявшая из взаимного перебрасывания резолюциями на
ограниченном поле, не задела широких масс, почти не дошла до них. А тот
внутренний глубокий процесс, который совершался в этих массах, разумеется,
не приурочивался к наскоро объявленному выступлению демократической
молодежи. Студенчество не было поддержано ни справа, ни слева.
Тем не менее, эти демонстрации после долгого затишья, при неопределенности
внутреннего положения, создавшейся внешними поражениями, - демонстрации
политические, в столицах, демонстрации, отдавшиеся через клавиши телеграфа
во всем мире, произвели, как симптом, гораздо большее впечатление на
"руководителей нашей внутренней политики", чем грациозные менуэты
либеральной прессы.
На эту конституционную кампанию, начавшуюся собранием нескольких десятков
земцев в барской квартире Корсакова и закончившуюся водворением нескольких
десятков студентов по полицейским участкам, правительство ответило 12
декабря известным "указом" и не менее известным "сообщением".
Встревоженное "детьми" правительство сделало шаг навстречу "отцам" - и с
самого начала установило резкое различие между "благомыслящей частью
общества, которая истинное преуспеяние родины видит в поддержании
государственного спокойствия и непрерывном удовлетворении насущных нужд
народных" - и между лицами, "стремящимися внести в общественную и
государственную жизнь смуту и воспользоваться возникшим в обществе
волнением умов". Разумеется, благомыслящие отцы совершенно не были
удовлетворены неопределенными посулами, но они ухватились за сделанное
правительством различие между ними и крамолой, чтобы щегольнуть своей
лойяльностью и пугнуть власть призраком революции. Г. Евгений Трубецкой*88,
князь, профессор, "очень хороший писатель", по оценке г. Милюкова*89, и ко
всему этому брат князя Сергея Трубецкого, красноречиво выступил в "Наших
Днях" от "той именно части русского общества, которая, дорожа монархическим
началом, видит истинное преуспеяние родины в поддержании государственного
спокойствия и в непрерывном удовлетворении насущных нужд народных", словом,
как требуется по цитированному выше правительственному указу. Очень хороший
писатель оповещал через очень хорошую газету, что он "всегда принадлежал к
числу тех, кто мечтал о незыблемости законного порядка в преобразованной
империи" ("Наши Дни", N 17)*.
/* Статья "Высочайший указ и правительственное сообщение"./
Либеральная пресса буквально выворачивалась наизнанку в стремлении
заставить правительство вычитать из указа 12 декабря все конституционные
чаяния "благомыслящей части" общества. Первую скрипку в этой пьесе играли,
разумеется, "Русские Ведомости", газета, достаточно привыкшая за несколько
десятилетий своего чуть-дышания к тонким дипломатическим приемам. "Русские
Ведомости" доказывали, что, так как указ 12 декабря требует насаждения
законности и уничтожения произвола, так как произвол лучше всего процветает
во мраке безгласности, так как обличение порока весьма действительное
средство для торжества добродетели, то, значит, указ как бы установляет
свободу печати, и всякий, кто отныне покусился бы на ее право обличений,
"заявил бы себя сторонником произвола, осуждаемого высочайшим указом". Не
больше и не меньше. "Русские Ведомости", как известно, сорок лет
придерживались того убеждения, что сподручнее вычитывать конституцию из
высочайших указов, чем бороться за нее.
И, наконец, эта умеренная газета, не знающая умеренности только в
пресмыкательстве, определила значение акта 12 декабря в таком бессмертном
тезисе: "Не осталась, значит, бесплодной многолетняя работа общественной
мысли, которая... не переставала настаивать на насущной необходимости тех
самых преобразований, которые ныне с высоты престола провозглашены
отвечающими назревшей потребности". 12 декабря выяснилось, видите ли, что
не пропала бесплодно многолетняя работа русской общественной мысли! Царский
указ был ее плодом!
"Не тревожьте этих старцев"... Их действительно не стоило бы тревожить,
если бы они в тихом одиночестве пряли свою пряжу. Но такова была в сущности
позиция всей демократии, поскольку она имеет официальное представительство.
"Наши Дни", краса и гордость весеннего радикализма, перепечатывали
сочувственным курсивом конституционные силлогизмы московских либеральных
старообрядцев. Г. Струве рекомендовал реформы, предопределенные указом,
сделать отправными пунктами дальнейшей тактики. Обескураженная неуспехом
первого конституционного "натиска", обеспокоенная поведением левого крыла
интеллигенции, либеральная пресса молча проглотила правительственное
сообщение, как случайный диссонанс в музыке сближения, и ухватилась за
указ.
Но практика репрессий как бы задалась целью изрешетить либеральные иллюзии,
а изданный кн. Святополком 31 декабря циркуляр*90, вводивший обещанную
крестьянскую реформу в колею, проложенную Плеве, заставил "Наши Дни" с
горечью констатировать, что "демаркационная линия между старым и новым -
одно недоразумение" (N 19)*91.
Бюрократия деятельно боролась за свои незыблемые права. И в начале января
даже "Новое Время" сочло своим гражданским или служебным долгом сделать
донесение на "людей, играющих роль в проведении предначертаний указа 12
декабря и тем не менее допускающих (в приватных беседах с членами
редакции?) надежду на возможность "разыграть" эти вопросы в том или другом
направлении".
Тогда либеральная пресса стала пугать бюрократию призраком революции.
Верила ли она в нее действительно? Она сама этого никогда подлинно не
знает. Когда она стоит пред несдающейся бюрократией, ей начинает казаться,
что революция надвигается. Вот она ближе и ближе. Уже слышен звук ее
железных сандалий. Уже заревом ее зловещего факела горит небосклон.
Сдайся, пока не поздно! - кричит либеральное общество. Смотри, она идет!
А когда то же общество становится лицом к "ней", оно сомневается в ней. Оно
видит зарево ее факелов и слышит стук ее сандалий и даже вкладывает пальцы
свои в ее гвоздяные язвы - и все же сомневается в ней.
Так, умоляя, надеясь, грозя и отчаиваясь, стояло либеральное общество в
полной растерянности к концу 1904 года. Оно еще не снимало руки с левой
половины груди, где у него таится родник признательного доверия, но уже
косило глазами влево - и надеясь на поддержку и боясь, что эта поддержка
может сорвать соглашение, которое все же, быть может, еще возможно.
Тогда пришли "эти дни", страшные и великие дни, которых уже никакая сила не
возьмет обратно. Пришло 9 января.
II. 9 января и интеллигентская демократия
Либеральное общество было застигнуто врасплох. Оказалось, что вулкан
действительно способен извергать лаву. Широко раскрытыми глазами ужаса и
бессилия "общество" наблюдало из своих окон развертывающуюся историческую
драму. Активное вмешательство интеллигенции в события носило поистине
жалкий и ничтожный характер. Вот как повествует об этом записка инженеров.
"Вероятность кровавого конфликта была ясна всем мыслящим людям столицы еще
накануне 9 января.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379