Так под различной формой,
но одна и та же по существу, идея вооруженного восстания красной нитью
проходит через все постановления Сов. Раб. Депутатов.
Но как понимал Совет эти свои постановления? Думал ли он, что вооруженное
восстание есть предприятие, которое создается в подполье и затем в готовом
виде выносится на улицу? Полагал ли он, что это есть инсуррекционный акт,
который можно разыграть по определенному плану? Разрабатывал ли
Исполнительный Комитет технику уличной борьбы?
Разумеется, нет! И это не может не ставить в тупик автора обвинительного
акта, останавливающегося в недоумении перед теми несколькими десятками
револьверов, которые составляют в его глазах единственный подлинный
реквизит вооруженного восстания. Но взгляд прокуратуры есть только взгляд
нашего уголовного права, которое знает заговорщическое сообщество, но не
имеет понятия об организации масс; которое знает покушение и мятеж, но не
знает и не может знать революции.
Юридические понятия, лежащие в основе настоящего процесса, отстали от
эволюции революционного движения на много десятков лет. Современное русское
рабочее движение не имеет ничего общего с понятием заговора, как его
трактует наше Уголовное Уложение, которое, в сущности, не изменилось после
Сперанского*83, жившего в эпоху карбонариев*84. Вот почему попытка втиснуть
деятельность Совета в тесные рамки 100 и 104 ст.ст. является, с точки
зрения юридической логики, совершенно безнадежной.
И тем не менее, наша деятельность была революционной. И тем не менее, мы
действительно готовились к вооруженному восстанию.
Восстание масс не делается, г-да судьи, а совершается. Оно есть результат
социальных отношений, а не продукт плана. Его нельзя создать, - его можно
предвидеть. В силу причин, которые от нас зависят так же мало, как и от
царизма, открытый конфликт стал неизбежен. Каждый день он все ближе и ближе
надвигался на нас. Готовиться к нему для нас означало сделать все, что
можно, чтобы свести к минимуму жертвы этого неизбежного конфликта. Думали
ли мы, что для этого нужно прежде всего заготовить оружие, составить план
военных действий, назначить для участников восстания места, разбить город
на определенные части, - словом, сделать то, что делает военная власть в
ожидании "беспорядков", когда разделяет Петербург на части, назначает
полковников для каждой части, передает им определенное количество пулеметов
и всего того, что необходимо для пулеметов? Нет, мы не так понимали свою
роль. Готовиться к неизбежному восстанию, - а мы, г-да судьи, никогда не
готовили восстания, как думает и выражается прокуратура, мы готовились к
восстанию - для нас это, прежде всего, означало просветлять сознание
народа, разъяснять ему, что открытый конфликт неизбежен; что все то, что
дано, опять будет отнято; что только сила может отстоять право; что
необходима могучая организация революционных масс; что необходимо грудью
встретить врага; что необходима готовность итти в борьбе до конца, что
иного пути нет. Вот в чем состояла для нас сущность подготовки к восстанию.
При каких условиях, думали мы, восстание может привести нас к победе? При
сочувствии войск! Нужно было, прежде всего, привлечь на свою сторону армию.
Заставить солдат понять ту позорную роль, которую они теперь играют, и
призвать их к дружной работе с народом и для народа, - вот какую задачу мы
ставили себе в первую голову. Я сказал уже, что ноябрьская стачка, которая
была бескорыстным порывом непосредственного братского сочувствия к
матросам, которым грозила смерть, имела также и огромный политический
смысл: она привлекала к революционному пролетариату внимание и симпатию
армии. Вот где господину прокурору следовало, прежде всего, искать
подготовки к вооруженному восстанию. Но, разумеется, одна демонстрация
симпатии и протеста не могла решить вопрос. При каких же условиях, думали
мы тогда и думаем сейчас, можно ждать перехода армии на сторону революции?
Что для этого нужно? Пулеметы, ружья? Конечно, если бы рабочие массы имели
пулеметы и ружья, то в их руках была бы огромная сила. Этим в значительной
мере устранялась бы самая неизбежность восстания. Колеблющаяся армия
сложила бы свое оружие у ног вооруженного народа. Но оружия у массы не
было, нет и в большом количестве не может быть. Значит ли это, что масса
обречена на поражение? Нет! Как ни важно оружие, но не в оружии, г-да
судьи, главная сила. Нет, не в оружии! Не способность массы убивать, а ее
великая готовность умирать - вот что, г-да судьи, с нашей точки зрения,
обеспечивает в конечном счете победу народному восстанию.
Когда солдаты, выйдя на улицу для усмирения толпы, окажутся с ней лицом к
лицу и увидят и убедятся, что эта толпа, что этот народ не сойдет с
мостовых, пока не добьется того, что ему нужно; что он готов нагромождать
трупы на трупы; когда они увидят и убедятся, что народ пришел бороться
серьезно, до конца, - тогда сердце солдат, как это было во всех революциях,
неизбежно дрогнет, ибо они не смогут не усомниться в прочности порядка,
которому служат, не смогут не уверовать в победу народа.
Восстание привыкли соединять с баррикадами. Если даже оставить в стороне
вопрос о том, что баррикада слишком сильно окрашивает обычное представление
о восстании, то и тогда не нужно забывать, что даже баррикада, - этот,
повидимому, чисто механический элемент восстания, - играет по существу,
главным образом, моральную роль. Ибо баррикады во всех революциях имели
вовсе не то значение, какое имеют крепости во время войны, как физические
преграды, - баррикада служила делу восстания тем, что, образуя временное
препятствие для передвижений армии, она приводила ее в близкое
соприкосновение с народом. Здесь, у баррикады, солдат слышал, может быть,
впервые в своей жизни, честную человеческую речь, братский призыв, голос
народной совести, - и вот в результате этого общения солдат и граждан, в
атмосфере революционного энтузиазма, дисциплина распадалась, растворялась,
исчезала. Это, и только это, обеспечивало победу народному восстанию. Вот
почему, по нашему мнению, народное восстание "готово" не тогда, когда народ
вооружен пулеметами и пушками, - ибо в таком случае оно никогда не было бы
готово, - а тогда, когда он вооружен готовностью умирать в открытой уличной
борьбе.
Но, разумеется, старая власть, которая видела нарастание этого великого
чувства, этой способности умирать во имя интересов родной страны, отдавать
свою жизнь для счастья будущих поколений, которая видела, что этим
энтузиазмом, ей самой чуждым, ей незнакомым, ей враждебным, заражаются
массы, - эта осажденная власть не могла спокойно относиться к
совершающемуся на ее глазах моральному перерождению народа. Пассивно ждать
- значило бы для царского правительства обречь себя на упразднение. Это
было ясно. Что же оставалось делать? Из последних сил и всеми средствами
бороться против политического самоопределения народа. Для этого одинаково
годились и темная армия и черная сотня, агенты полиции и продажная пресса.
Натравливать одних на других, заливать кровью улицы, грабить, насиловать,
поджигать, вносить панику, лгать, обманывать, клеветать, - вот что
оставалось старой преступной власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379
но одна и та же по существу, идея вооруженного восстания красной нитью
проходит через все постановления Сов. Раб. Депутатов.
Но как понимал Совет эти свои постановления? Думал ли он, что вооруженное
восстание есть предприятие, которое создается в подполье и затем в готовом
виде выносится на улицу? Полагал ли он, что это есть инсуррекционный акт,
который можно разыграть по определенному плану? Разрабатывал ли
Исполнительный Комитет технику уличной борьбы?
Разумеется, нет! И это не может не ставить в тупик автора обвинительного
акта, останавливающегося в недоумении перед теми несколькими десятками
револьверов, которые составляют в его глазах единственный подлинный
реквизит вооруженного восстания. Но взгляд прокуратуры есть только взгляд
нашего уголовного права, которое знает заговорщическое сообщество, но не
имеет понятия об организации масс; которое знает покушение и мятеж, но не
знает и не может знать революции.
Юридические понятия, лежащие в основе настоящего процесса, отстали от
эволюции революционного движения на много десятков лет. Современное русское
рабочее движение не имеет ничего общего с понятием заговора, как его
трактует наше Уголовное Уложение, которое, в сущности, не изменилось после
Сперанского*83, жившего в эпоху карбонариев*84. Вот почему попытка втиснуть
деятельность Совета в тесные рамки 100 и 104 ст.ст. является, с точки
зрения юридической логики, совершенно безнадежной.
И тем не менее, наша деятельность была революционной. И тем не менее, мы
действительно готовились к вооруженному восстанию.
Восстание масс не делается, г-да судьи, а совершается. Оно есть результат
социальных отношений, а не продукт плана. Его нельзя создать, - его можно
предвидеть. В силу причин, которые от нас зависят так же мало, как и от
царизма, открытый конфликт стал неизбежен. Каждый день он все ближе и ближе
надвигался на нас. Готовиться к нему для нас означало сделать все, что
можно, чтобы свести к минимуму жертвы этого неизбежного конфликта. Думали
ли мы, что для этого нужно прежде всего заготовить оружие, составить план
военных действий, назначить для участников восстания места, разбить город
на определенные части, - словом, сделать то, что делает военная власть в
ожидании "беспорядков", когда разделяет Петербург на части, назначает
полковников для каждой части, передает им определенное количество пулеметов
и всего того, что необходимо для пулеметов? Нет, мы не так понимали свою
роль. Готовиться к неизбежному восстанию, - а мы, г-да судьи, никогда не
готовили восстания, как думает и выражается прокуратура, мы готовились к
восстанию - для нас это, прежде всего, означало просветлять сознание
народа, разъяснять ему, что открытый конфликт неизбежен; что все то, что
дано, опять будет отнято; что только сила может отстоять право; что
необходима могучая организация революционных масс; что необходимо грудью
встретить врага; что необходима готовность итти в борьбе до конца, что
иного пути нет. Вот в чем состояла для нас сущность подготовки к восстанию.
При каких условиях, думали мы, восстание может привести нас к победе? При
сочувствии войск! Нужно было, прежде всего, привлечь на свою сторону армию.
Заставить солдат понять ту позорную роль, которую они теперь играют, и
призвать их к дружной работе с народом и для народа, - вот какую задачу мы
ставили себе в первую голову. Я сказал уже, что ноябрьская стачка, которая
была бескорыстным порывом непосредственного братского сочувствия к
матросам, которым грозила смерть, имела также и огромный политический
смысл: она привлекала к революционному пролетариату внимание и симпатию
армии. Вот где господину прокурору следовало, прежде всего, искать
подготовки к вооруженному восстанию. Но, разумеется, одна демонстрация
симпатии и протеста не могла решить вопрос. При каких же условиях, думали
мы тогда и думаем сейчас, можно ждать перехода армии на сторону революции?
Что для этого нужно? Пулеметы, ружья? Конечно, если бы рабочие массы имели
пулеметы и ружья, то в их руках была бы огромная сила. Этим в значительной
мере устранялась бы самая неизбежность восстания. Колеблющаяся армия
сложила бы свое оружие у ног вооруженного народа. Но оружия у массы не
было, нет и в большом количестве не может быть. Значит ли это, что масса
обречена на поражение? Нет! Как ни важно оружие, но не в оружии, г-да
судьи, главная сила. Нет, не в оружии! Не способность массы убивать, а ее
великая готовность умирать - вот что, г-да судьи, с нашей точки зрения,
обеспечивает в конечном счете победу народному восстанию.
Когда солдаты, выйдя на улицу для усмирения толпы, окажутся с ней лицом к
лицу и увидят и убедятся, что эта толпа, что этот народ не сойдет с
мостовых, пока не добьется того, что ему нужно; что он готов нагромождать
трупы на трупы; когда они увидят и убедятся, что народ пришел бороться
серьезно, до конца, - тогда сердце солдат, как это было во всех революциях,
неизбежно дрогнет, ибо они не смогут не усомниться в прочности порядка,
которому служат, не смогут не уверовать в победу народа.
Восстание привыкли соединять с баррикадами. Если даже оставить в стороне
вопрос о том, что баррикада слишком сильно окрашивает обычное представление
о восстании, то и тогда не нужно забывать, что даже баррикада, - этот,
повидимому, чисто механический элемент восстания, - играет по существу,
главным образом, моральную роль. Ибо баррикады во всех революциях имели
вовсе не то значение, какое имеют крепости во время войны, как физические
преграды, - баррикада служила делу восстания тем, что, образуя временное
препятствие для передвижений армии, она приводила ее в близкое
соприкосновение с народом. Здесь, у баррикады, солдат слышал, может быть,
впервые в своей жизни, честную человеческую речь, братский призыв, голос
народной совести, - и вот в результате этого общения солдат и граждан, в
атмосфере революционного энтузиазма, дисциплина распадалась, растворялась,
исчезала. Это, и только это, обеспечивало победу народному восстанию. Вот
почему, по нашему мнению, народное восстание "готово" не тогда, когда народ
вооружен пулеметами и пушками, - ибо в таком случае оно никогда не было бы
готово, - а тогда, когда он вооружен готовностью умирать в открытой уличной
борьбе.
Но, разумеется, старая власть, которая видела нарастание этого великого
чувства, этой способности умирать во имя интересов родной страны, отдавать
свою жизнь для счастья будущих поколений, которая видела, что этим
энтузиазмом, ей самой чуждым, ей незнакомым, ей враждебным, заражаются
массы, - эта осажденная власть не могла спокойно относиться к
совершающемуся на ее глазах моральному перерождению народа. Пассивно ждать
- значило бы для царского правительства обречь себя на упразднение. Это
было ясно. Что же оставалось делать? Из последних сил и всеми средствами
бороться против политического самоопределения народа. Для этого одинаково
годились и темная армия и черная сотня, агенты полиции и продажная пресса.
Натравливать одних на других, заливать кровью улицы, грабить, насиловать,
поджигать, вносить панику, лгать, обманывать, клеветать, - вот что
оставалось старой преступной власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379