Теперь-то мы уже достаточно хорошо знаем, что
примирительная камера превратилась в арену нового революционного конфликта.
Следовательно, объективная роль, которую сыграли две первые Думы, только
подтвердила правильность того политического предвидения, на котором
пролетариат строил свою тактику. Но можно и не заходить так далеко. Можно
спросить: что же могло и должно было обеспечить самое возникновение этой
"примирительной камеры", которой не суждено было кого бы то ни было
примирить? Все тот же государственный смысл монархии? Или ее торжественное
обязательство? Или честное слово графа Витте? Или земские ходы в Петергофе
с черного крыльца? Или предостерегающий голос г. Мендельсона? Или, наконец,
тот "естественный ход вещей", на спину которого либерализм взваливает все
задачи, как только история предъявляет их ему самому, его инициативе, его
силе, его смыслу?
Но если декабрьское столкновение было неизбежно, то не лежит ли причина
декабрьского поражения в составе Совета? Говорили, что в его классовом
характере был его основной грех. Чтобы стать органом "национальной"
революции, Совет должен был расширить свои рамки; в них должны были найти
место представители всех слоев населения. Это упрочило бы авторитет Совета
и увеличило бы его силу. Так ли?
Сила Совета определялась ролью пролетариата в капиталистическом хозяйстве.
Задача Совета была не в том, чтобы превратиться в пародию парламента; не в
том, чтобы организовать равномерное представительство интересов различных
социальных групп, но в том, чтобы придать единство революционной борьбе
пролетариата. Главным средством борьбы в руках Совета была политическая
забастовка - метод, свойственный исключительно пролетариату как классу
наемного труда. Однородность классового состава устраняла внутренние трения
в Совете и делала его способным к революционной инициативе.
Каким путем мог быть расширен состав Совета? Можно было пригласить
представителей либеральных союзов; это обогатило бы Совет двумя десятками
интеллигентов. Их влияние в Совете было бы пропорционально роли Союза
Союзов в революции, т.-е. было бы бесконечно малой величиной.
Но какие еще общественные группы могли быть представлены в Совете? Земский
съезд? Торгово-промышленные организации? Земский съезд заседал в Москве в
ноябре, он обсуждал вопрос о сношениях с министерством Витте, но ему и в
голову не пришло поставить вопрос о сношениях с рабочим Советом.
В период заседаний съезда разразилось севастопольское восстание. Это, как
мы видели, сразу отбросило земцев вправо, так что г. Милюков должен был
успокаивать земский конвент речью, смысл которой состоял в том, что
восстание, слава богу, уже подавлено. В какой форме могло осуществляться
революционное сотрудничество между этими контр-революционными господами и
рабочими депутатами, приветствовавшими севастопольских повстанцев? На этот
вопрос до сих пор еще никто не сумел ответить. Одним из наполовину
искренних, наполовину лицемерных догматов либерализма является требование,
чтобы армия оставалась вне политики. Наоборот, Совет развивал громадную
энергию с целью вовлечь армию в революционную политику. Или, может быть,
Совет из доверия к манифесту должен был армию оставить в неограниченном
распоряжении Трепова? А если нет - на почве какой же программы мыслимо было
в этой решающей области сотрудничество с либералами? Что могли бы внести
эти господа в деятельность Совета, кроме систематической оппозиции,
бесконечных прений и внутренней деморализации? Что могли они нам дать,
кроме советов и указаний, которых и без того было достаточно в либеральной
прессе? Может быть, истинная "государственная мысль" и была в распоряжении
кадетов и октябристов; тем не менее, Совет не мог превратиться в клуб
политической полемики и взаимного обучения. Он должен был быть и оставался
органом борьбы.
Что могли прибавить представители буржуазного либерализма и буржуазной
демократии к силе Совета? Чем они могли обогатить его методы борьбы?
Достаточно вспомнить их роль в октябре, ноябре и декабре; достаточно
представить себе то сопротивление, какое эти элементы могли оказать разгону
их Думы, чтобы понять, что Совет мог и должен был оставаться классовой
организацией, т.-е. организацией борьбы. Буржуазные депутаты могли сделать
его многочисленнее, но они были абсолютно неспособны сделать его сильнее.
Вместе с этим падают чисто рационалистические, неисторические обвинения
против непримиримо-классовой тактики Совета, которая отбросила буржуазию в
лагерь порядка. Стачка труда, показавшая себя могучим орудием революции,
внесла, однако, "анархию" в промышленность. Уж одно это заставило
оппозиционный капитал выше всех лозунгов либерализма поставить лозунг
государственного порядка и непрерывности капиталистической эксплоатации.
Предприниматели решили, что "достославная" (так они называли ее)
октябрьская стачка должна быть последней - и организовали антиреволюционный
"Союз 17 октября". У них для этого были достаточные причины. Каждый из них
имел возможность у себя на заводе убедиться, что политические завоевания
революции идут параллельно с упрочением позиций рабочих против капитала.
Иные политики видели главную вину борьбы за восьмичасовой рабочий день в
том, что она окончательно расколола оппозицию и сплотила капитал в
контр-революционную силу. Эти критики хотели бы видеть в распоряжении
истории классовую энергию пролетариата - без последствий классовой борьбы.
Что самовольное введение восьмичасовой работы должно было вызвать и вызвало
энергичную реакцию со стороны предпринимателей, об этом не приходится много
говорить. Но ребячество думать, будто нужна была именно эта кампания, чтобы
сплотить капиталистов с капиталистически-биржевым правительством Витте.
Объединение пролетариата в самостоятельную революционную силу, становящуюся
во главе народных масс и представляющую постоянную угрозу "порядку", было
само по себе совершенно достаточным аргументом в пользу коалиции капитала с
властью.
Правда, в первую эпоху революции, когда она проявлялась в стихийных
разрозненных вспышках, либералы терпели ее. Они ясно видели, что
революционное движение расшатывает абсолютизм и толкает его на путь
конституционного соглашения с господствующими классами. Они мирились со
стачками и демонстрациями, относились к революционерам дружелюбно,
критиковали их мягко и осторожно. После 17 октября, когда условия
конституционного соглашения уже были написаны и, казалось бы, оставалось
лишь выполнить их, дальнейшая работа революции явно подкапывалась под самую
возможность сделки либералов с властью. Пролетарская масса, сплоченная
октябрьской стачкой, организованная изнутри, самым фактом своего
существования отныне восстановляет либерализм против революции. Этот
последний был того мнения, что мавр выполнил свою работу и должен спокойно
вернуться к своим станкам. Совет считал, наоборот, что главная борьба
впереди. О каком бы то ни было революционном сотрудничестве
капиталистической буржуазии с пролетариатом при таких условиях не могло
быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379
примирительная камера превратилась в арену нового революционного конфликта.
Следовательно, объективная роль, которую сыграли две первые Думы, только
подтвердила правильность того политического предвидения, на котором
пролетариат строил свою тактику. Но можно и не заходить так далеко. Можно
спросить: что же могло и должно было обеспечить самое возникновение этой
"примирительной камеры", которой не суждено было кого бы то ни было
примирить? Все тот же государственный смысл монархии? Или ее торжественное
обязательство? Или честное слово графа Витте? Или земские ходы в Петергофе
с черного крыльца? Или предостерегающий голос г. Мендельсона? Или, наконец,
тот "естественный ход вещей", на спину которого либерализм взваливает все
задачи, как только история предъявляет их ему самому, его инициативе, его
силе, его смыслу?
Но если декабрьское столкновение было неизбежно, то не лежит ли причина
декабрьского поражения в составе Совета? Говорили, что в его классовом
характере был его основной грех. Чтобы стать органом "национальной"
революции, Совет должен был расширить свои рамки; в них должны были найти
место представители всех слоев населения. Это упрочило бы авторитет Совета
и увеличило бы его силу. Так ли?
Сила Совета определялась ролью пролетариата в капиталистическом хозяйстве.
Задача Совета была не в том, чтобы превратиться в пародию парламента; не в
том, чтобы организовать равномерное представительство интересов различных
социальных групп, но в том, чтобы придать единство революционной борьбе
пролетариата. Главным средством борьбы в руках Совета была политическая
забастовка - метод, свойственный исключительно пролетариату как классу
наемного труда. Однородность классового состава устраняла внутренние трения
в Совете и делала его способным к революционной инициативе.
Каким путем мог быть расширен состав Совета? Можно было пригласить
представителей либеральных союзов; это обогатило бы Совет двумя десятками
интеллигентов. Их влияние в Совете было бы пропорционально роли Союза
Союзов в революции, т.-е. было бы бесконечно малой величиной.
Но какие еще общественные группы могли быть представлены в Совете? Земский
съезд? Торгово-промышленные организации? Земский съезд заседал в Москве в
ноябре, он обсуждал вопрос о сношениях с министерством Витте, но ему и в
голову не пришло поставить вопрос о сношениях с рабочим Советом.
В период заседаний съезда разразилось севастопольское восстание. Это, как
мы видели, сразу отбросило земцев вправо, так что г. Милюков должен был
успокаивать земский конвент речью, смысл которой состоял в том, что
восстание, слава богу, уже подавлено. В какой форме могло осуществляться
революционное сотрудничество между этими контр-революционными господами и
рабочими депутатами, приветствовавшими севастопольских повстанцев? На этот
вопрос до сих пор еще никто не сумел ответить. Одним из наполовину
искренних, наполовину лицемерных догматов либерализма является требование,
чтобы армия оставалась вне политики. Наоборот, Совет развивал громадную
энергию с целью вовлечь армию в революционную политику. Или, может быть,
Совет из доверия к манифесту должен был армию оставить в неограниченном
распоряжении Трепова? А если нет - на почве какой же программы мыслимо было
в этой решающей области сотрудничество с либералами? Что могли бы внести
эти господа в деятельность Совета, кроме систематической оппозиции,
бесконечных прений и внутренней деморализации? Что могли они нам дать,
кроме советов и указаний, которых и без того было достаточно в либеральной
прессе? Может быть, истинная "государственная мысль" и была в распоряжении
кадетов и октябристов; тем не менее, Совет не мог превратиться в клуб
политической полемики и взаимного обучения. Он должен был быть и оставался
органом борьбы.
Что могли прибавить представители буржуазного либерализма и буржуазной
демократии к силе Совета? Чем они могли обогатить его методы борьбы?
Достаточно вспомнить их роль в октябре, ноябре и декабре; достаточно
представить себе то сопротивление, какое эти элементы могли оказать разгону
их Думы, чтобы понять, что Совет мог и должен был оставаться классовой
организацией, т.-е. организацией борьбы. Буржуазные депутаты могли сделать
его многочисленнее, но они были абсолютно неспособны сделать его сильнее.
Вместе с этим падают чисто рационалистические, неисторические обвинения
против непримиримо-классовой тактики Совета, которая отбросила буржуазию в
лагерь порядка. Стачка труда, показавшая себя могучим орудием революции,
внесла, однако, "анархию" в промышленность. Уж одно это заставило
оппозиционный капитал выше всех лозунгов либерализма поставить лозунг
государственного порядка и непрерывности капиталистической эксплоатации.
Предприниматели решили, что "достославная" (так они называли ее)
октябрьская стачка должна быть последней - и организовали антиреволюционный
"Союз 17 октября". У них для этого были достаточные причины. Каждый из них
имел возможность у себя на заводе убедиться, что политические завоевания
революции идут параллельно с упрочением позиций рабочих против капитала.
Иные политики видели главную вину борьбы за восьмичасовой рабочий день в
том, что она окончательно расколола оппозицию и сплотила капитал в
контр-революционную силу. Эти критики хотели бы видеть в распоряжении
истории классовую энергию пролетариата - без последствий классовой борьбы.
Что самовольное введение восьмичасовой работы должно было вызвать и вызвало
энергичную реакцию со стороны предпринимателей, об этом не приходится много
говорить. Но ребячество думать, будто нужна была именно эта кампания, чтобы
сплотить капиталистов с капиталистически-биржевым правительством Витте.
Объединение пролетариата в самостоятельную революционную силу, становящуюся
во главе народных масс и представляющую постоянную угрозу "порядку", было
само по себе совершенно достаточным аргументом в пользу коалиции капитала с
властью.
Правда, в первую эпоху революции, когда она проявлялась в стихийных
разрозненных вспышках, либералы терпели ее. Они ясно видели, что
революционное движение расшатывает абсолютизм и толкает его на путь
конституционного соглашения с господствующими классами. Они мирились со
стачками и демонстрациями, относились к революционерам дружелюбно,
критиковали их мягко и осторожно. После 17 октября, когда условия
конституционного соглашения уже были написаны и, казалось бы, оставалось
лишь выполнить их, дальнейшая работа революции явно подкапывалась под самую
возможность сделки либералов с властью. Пролетарская масса, сплоченная
октябрьской стачкой, организованная изнутри, самым фактом своего
существования отныне восстановляет либерализм против революции. Этот
последний был того мнения, что мавр выполнил свою работу и должен спокойно
вернуться к своим станкам. Совет считал, наоборот, что главная борьба
впереди. О каком бы то ни было революционном сотрудничестве
капиталистической буржуазии с пролетариатом при таких условиях не могло
быть и речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366 367 368 369 370 371 372 373 374 375 376 377 378 379