Из многосторонности моих симпатий позже развился прин-
цип <Каждый в чем-то прав>. Надо только понять, в чем.
Проштудировав две-три книги по истории философии, я со-
26
ставил представление о старом как мир споре по поводу пер-
вичности тела или души. Эти предварительные стадии моего
научного развития важны потому, что они подготовили меня
к правильному восприятию учения Фрейда. В учебниках по
биологии, за которые я взялся только после сдачи весьма со-
мнительного, с точки зрения его ценности, экзамена на степень
доктора биологических наук, открылись богатый мир и бездна
материала. Они позволяли как обрести знания, дававшие воз-
можность приводить точные доказательства, так и пригодились
для идеалистических грез. Позже собственные проблемы за-
ставили меня аккуратно отделить гипотезу от факта. Труды
Хергвига <Общая биология> и <Становление организмов> давали
обстоятельные знания, но оставляли без внимания всеобщую
связь между различными отраслями исследования живого. Тогда
я не мог сформулировать свою позицию так, как делаю это
теперь, но от знакомства с ними оставалось чуство неудов-
летворенности.
Применение <принципа цели> в биологии воспринималось
как помеха. У клетки была мембрана, для того чтобы лучше
защищаться от внешних раздражителей. Сперматозоиды были
созданы такими быстрыми, для того чтобы быть в состоянии
лучше находить яйцеклетку. Самцы были часто ярче раскра-
шены, часто крупнее и сильнее самок, для того чтобы легче
понравиться или преодолеть их сопротивление, а также имели
рога, для того чтобы одолеть соперника. И даже работшщы-
муравьихи были беспольши, для того чтобы лучше делать свою
работу. Ласточки строили свои гнезда, для того чтобы обо-
гревать детей, и природа вообще устроила то или это так
или иначе, для того чтобы реализовать ту или иную цель.
Следовательно, и в биологии господствовало смешение вита-
листического идеализма и каузального материализма. Я посе-
щал очень интересные лекции Каммерера, на которых он из-
лагал свое учение о наследовании приобретенных свойств.
Он в значительной степени опирался на Штайнаха, который
к тому времени обратил на себя внимание работами о гор-
мональной соединительной ткани генитального аппарата. На
меня произвели большое впечатление эксперименты по влиянию
имплантации на пол и вторичные половые признаки, а также
высказывания Каммерера, ограничивающие сугубо механисти-
ческий подход в теории наследования. Он был убежденным
защитником теории естественной организации жизни из не-
органической материи и существования специфической био-
логической энергии. Эти научные взгляды казались мне сим-
патичными. Они вдохнули жизнь в сухой материал, который
я получил в университете. Против Штайнаха и Каммерера шла
жестокая борьба. Во время визита к Штайнаху я увидел, что
27
ученый устал и измотан. Позже я на себе ощутил, как третируют
тех, кто добивается значительных, но не совпадающих с об-
щепринятыми взглядами научных результатов. А Каммерер
впоследствии покончил с собой.
Биологический принцип <для того чтобы> я встречал снова
в различных учениях о спасении. При чтении труда Гримма
<Будда> меня потрясла внутренняя логика учения об отсутствии
страдания. Это учение отвергало среди прочего и радость как
источник страдания. Учение о странствовании душ показалось
мне смешным, но почему же у него были миллионы при-
верженцев? Дело не могло быть в одном только страхе смерти.
Я читал Рудольфа Штайнера, но среди моих знакомых было
много теософов и антропософов. Все они казались более или
менее странными, но большей частью более искренними, чем
сухие материалисты. Они тоже должны были быть в чем-то
правы.
Во время летнего семестра 1919 г. я выступил в сексоло-
гическом семинаре с рефератом <Понятие либидо от Фореля
до Юнга>. Работа появилась два года спустя в <Цайтшрифт
фюр зексуальвиссеншафт>. Я начал ориентироваться в разли-
чиях взглядов Фореля, Молля, Блоха, Фрейда и Юнга на сек-
суальность. Различия в подходах этих исследователей к проблеме
бросались в глаза. Все, кроме Фрейда, полагали, что сексу-
альность в пубертатном периоде низвергается на человека как
гром с ясного неба. Говорили, что <сексуальность просыпается>.
Никто не осмеливался указать, где она была прежце. Сексу-
альность и способность к продолжению рода считались одним
и тем же. За этим ошибочным представлением скрывалась целая
гора психологических и социологических заблуждений. Молль
говорил о <тумесцснтном> и <детумесцентном>, причем не было
точно известно, в чем они заключались и каковы были их
функции. Сексуальное напряжение и разрядка приписывались
действию различных особых влечений. В тогдашней сексологии
и психиатрической психологии насчитывалось столько же или
почти столько же влечений, сколько и человеческих действий.
Существовали, например, влечение к питанию, влечение к раз-
множению, побуждавшее к продолжению рода, влечение к экс-
гибиционизму, влечение к власти, тщеславие, инстинкт питания,
влечение к материнству, влечение к более высокому уровню
развития человека, стадный инстинкт, разумеется, социальный
инстинкт, эгоистический и альтруистический инстинкты, свои
инстинкты для садизма, мазохизма и трансвестизма. Короче
говоря, с влечениями дело обстояло очень просто и все-таки
ужасно сложно. Во всем этом попросту не разбирались. Хуже
всего было с <моральным влечением>. Сегодня очень немногие
знают, что мораль рассматривалась как филогенетический вид
28
влечения, даже определяемый сверхчеловеческими факторами.
Об этом говорили со всей серьезностью и с большим досто-
инством. Вообще, при такого рода рассуждениях все были в
высшей степени этичны. Половые извращения, как и душевные
заболевания, представлялись чисто дьявольским делом, безнрав-
ственным <вырождением>. Страдавший депрессией или неврас-
тенией имел <отягощенную наследственность> - короче говоря,
был <плохим>. Душевнобольные и преступники считались жи-
выми существами с тяжелыми биологическими наследственными
уродствами, которые были неисправимы и не заслуживали из-
винения. <Генитальный> же человек считался кем-то вроде не-
удачливого преступника, в лучшем случае капризом природы,
а не человеком, который вырвался из псевдокультурной жизни
окружающего мира и сохраняет контакт с природой.
Стоит только почитать сегодня книгу Вулльфена о пре-
ступности или Пильча о психиатрии, работу Крэпелина или
кого-нибудь еще из авторов того времени, как возникает во-
прос, имеешь ли дело с моральной теологией или наукой.
О душевных и сексуальных заболеваниях просто-напросто ни-
чего не знали. Само их существование вызывало нравственное
возмущение, а пробелы в знаниях заполнялись морализатор-
ством, которое, просачиваясь в науку о человеке, производило
самое угнетающее впечатление. Все якобы наследовалось, оп-
ределялось биологией как таковой, и точка. Я приписываю
сегодня именно социальной индифферентности науки тот
факт, что всего лишь через 14 лет после пионерских открытий,
о которых шла речь, германским государством смогли овладеть
приверженцы столь бесперспективного и проникнутого духов-
ной трусостью мировоззрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101