... Наши слова достигают
инстинктов и иногда прикасаются к ним; но в то же время мы узнаем, что именно
здесь раз и навсегда наша власть прекращается....^ человеческой игре Инстинкт
смерти -- безмолвный инстинкт -- бесспорно прочно закрепился, возможно вместе с
эгоизмом"2. Но что бы ни думал об этом Селин, Золя уже раскрыл, как большие
аппетиты тяготеют к инстинкту смерти; как они кишат в трещине -- трещине
инстинкта смерти; как смерть проступает под любой навязчивой идеей; как инстинкт
смерти узнается под любым инстинктом; как именно и только он конституирует
великую наследственность -- трещину. Наши слова достигают лишь инстинктов, но
они получают свой смысл, нонсенс и их комбинации от иной инстанции -- от
Инстинкта смерти. В основании любой истории инстинктов лежит эпос смерти.
Сначала мы могли сказать, что инстинкты покрывают смерть и заставляют еМ
отступить; но это лишь временно, даже их шум питается смертью. В Человеке-звере
о Рубо говорится, что "... в ужасающей темноте его плоти, в его желании, которое
было запятнано и кровоточило, неожиданно восстала необходимость смерти".
Навязчивая идея Мизара состоит в поисках сбережений его жены; но он может
следовать этой идее, лишь убивая жену и разрушая дом в поединке -- лицом к лицу
-- с безмолвием.
* * *
В Человеке-звере существенен инстинкт смерти у главного героя, церебральная
трещина Жака Лантье --
_________
2 "Celine I", L'Herne, no. 3, р. 171.
429
ЛОГИКА СМЫСЛА
машиниста. Он молод, и у него есть ясное предчувствие того, каким образом
инстинкт смерти скрывается за каждым аппетитом, Идея смерти -- за каждой
навязчивой идеей, великая наследственность -- за малой, которой не дают выхода:
сначала женщины, а затем вино, деньги -- то есть амбиции, которые он мог бы
легко и вполне законно удовлетворить. Он отбрасывает инстинкты; единственным
объектом для него становится паровоз. Он знает, что трещина привносит смерть в
каждый инстинкт, что она продолжает свою работу в инстинктах и через них; он
знает, что в начале и в конце каждого инстинкта речь идет об убийстве, а также о
возможности быть убитым самому. Но безмолвие, которое Лантье создал внутри себя,
чтобы противопоставить его более глубокому безмолвию трещины, вдруг нарушается:
в одно яркое мгновение Лантье увидел убийство, совершенное в проходящем поезде,
а позже видел жертву, сброшенную на железнодорожные пути; он догадался, кто
убийцы -- Рубо и его жена Северина. Когда же в нем рождается любовь к Северине и
раскрывается царство инстинкта, смерть проникает в него -- ибо эта любовь пришла
из смерти и должна вернуться в смерть.
Начиная с убийства, совершаемого Рубо, разворачивается вся система
отождествлений и повторений, формирующих ритм книги. Прежде всего Лантье сразу
же отождествляет себя с преступником: "Тот, другой, промелькнувший перед его
глазами с занесМнным ножом, посмел!.. Довольно трусить, пора уже удовлетворить
себя -- вонзить нож! Ведь это желание преследует его уже десять лет!" Рубо
зарезал председателя суда из ревности, поняв, что последний изнасиловал
Северину, когда та была ещМ ребМнком, и вынудил его взять в жМны опороченную
женщину. Но после преступления он некоторым образом отождествляется с
председателем суда. Теперь его очередь отдать Лантье свою жену -- порочную и
преступную. Лантье влюбляется в Северину потому, что она участвовала в
преступлении: "Это было так, как если бы она была мечтой, которая затаилась в
его плоти". Здесь возникает тройное спокойствие: спокойствие безразличия,
нисходящее на брачную жизнь четы Рубо; спокойствие Северины, обнаруживающее еМ
430
ПРИЛОЖЕНИЯ
невинность в любви к Лантье; и, в особенности, спокойствие Лантье, заново
открывающего с Севериной сферу инстинктов и воображающего, что он заполнил
трещину: он полагает, что никогда не пожелает убить Северину -- ту, которая
[сама] убила ("обладать ею значило обладать подлинной красотой, и она излечит
его"). Но уже есть и три разрушающих начала, идущих на смену спокойствию и
подчиняющихся несовпадающим ритмам. Рубо после преступления заменил Северину
алкоголем, как объектом своего инстинкта. Северина нашла инстинктивную любовь,
которая дарует ей невинность; но она не может побороть смятения, нуждаясь в
откровенной исповеди перед своим возлюбленным, который и так обо всМм
догадывался. И в сцене, где Северина ждет Лантье, точно так же, как Рубо ждал еМ
перед преступлением, она рассказывает своему любовнику всю историю. Она
исповедуется во всех подробностях и вплетает своМ желание в воспоминания о
смерти ("трепет желания потерялся в другой судороге, судороге смерти, которая
вернулась к ней"). Она свободно исповедуется в преступлении Лантье, в то время
как по принуждению она исповедовалась Рубо в своей связи с председателем суда,
провоцируя тем самым преступление. Она уже не может отвлечься от образа смерти
иначе, как проецируя его на Рубо и побуждая Лантье к убийству последнего ("Ему
[Лантье] представилось, как он заносит руку с ножом и вонзает его в горло Рубо с
такой же силой, с какой тот вонзил нож в горло старика...").
Что касается Лантье, то исповедь Северины не сообщает ему ничего нового, однако
она ужасает его. Ей не следовало этого говорить. Женщина, которую он любит и
которая была для него "святой", поскольку закрывала собой образ смерти, утратила
свою власть после исповеди и обозначила другую возможную жертву. У Лантье никак
не получается убить Рубо. Он знает, что может убить только объект своего
инстинкта. Эта парадоксальная ситуация -- когда те, кто окружают Лантье (Рубо,
Северина, Мизар, Флор), убивают по причинам, вытекающим из других инстинктов, но
сам Лантье (несущий в себе, тем не менее, чистый инстинкт смерти) не может убить
-- может разрешиться только убийством Севери-
431
ЛОГИКА СМЫСЛА
ны. Лантье начинает понимать, что голос инстинктов обманывает его, что его
"инстинктивная" любовь к Северине только по видимости заполняет трещину, и что
шум, производимый инстинктами, покрывает безмолвный Инстинкт смерти только на
какое-то мгновение. Он осознает, что должен убить именно Северину, чтобы связать
малую наследственность с великой, и чтобы все инстинкты вошли в трещину:
"обладать еМ смертью как землею"; "тот же вид удара, что и для председателя
Гранморена, в том же самом месте, с той же самой жестокостью... двое убийц
сочетались. Не был ли один из них логическим выводом из другого?" Северина
чувствует, что опасность совсем рядом, но истолковывает ее как "планку", как
барьер между собой и Лантье из-за присутствия Рубо. Однако, это вовсе не барьер
между ними, а паутино-подобная трещина в мозгу Лантье -- безмолвная работа
[трещины]. После убийства Северины Лантье не испытывает раскаяния: только это
здоровье, только это крепкое тело -- "Он никогда не чувствовал себя лучше, он не
раскаивался и, по-видимому, освободился от ноши -- счастливый и умиротворенный",
"...со времени убийства, он почувствовал спокойствие и равновесие и радовался
совершенному здоровью". Но такое здоровье даже более нелепо, чем если бы тело
постигла болезнь, если бы оно было подорвано алкоголем или другим инстинктом.
Такое мирное, здоровое тело -- не более, чем почва, созревшая для трещины, и
пища для паука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
инстинктов и иногда прикасаются к ним; но в то же время мы узнаем, что именно
здесь раз и навсегда наша власть прекращается....^ человеческой игре Инстинкт
смерти -- безмолвный инстинкт -- бесспорно прочно закрепился, возможно вместе с
эгоизмом"2. Но что бы ни думал об этом Селин, Золя уже раскрыл, как большие
аппетиты тяготеют к инстинкту смерти; как они кишат в трещине -- трещине
инстинкта смерти; как смерть проступает под любой навязчивой идеей; как инстинкт
смерти узнается под любым инстинктом; как именно и только он конституирует
великую наследственность -- трещину. Наши слова достигают лишь инстинктов, но
они получают свой смысл, нонсенс и их комбинации от иной инстанции -- от
Инстинкта смерти. В основании любой истории инстинктов лежит эпос смерти.
Сначала мы могли сказать, что инстинкты покрывают смерть и заставляют еМ
отступить; но это лишь временно, даже их шум питается смертью. В Человеке-звере
о Рубо говорится, что "... в ужасающей темноте его плоти, в его желании, которое
было запятнано и кровоточило, неожиданно восстала необходимость смерти".
Навязчивая идея Мизара состоит в поисках сбережений его жены; но он может
следовать этой идее, лишь убивая жену и разрушая дом в поединке -- лицом к лицу
-- с безмолвием.
* * *
В Человеке-звере существенен инстинкт смерти у главного героя, церебральная
трещина Жака Лантье --
_________
2 "Celine I", L'Herne, no. 3, р. 171.
429
ЛОГИКА СМЫСЛА
машиниста. Он молод, и у него есть ясное предчувствие того, каким образом
инстинкт смерти скрывается за каждым аппетитом, Идея смерти -- за каждой
навязчивой идеей, великая наследственность -- за малой, которой не дают выхода:
сначала женщины, а затем вино, деньги -- то есть амбиции, которые он мог бы
легко и вполне законно удовлетворить. Он отбрасывает инстинкты; единственным
объектом для него становится паровоз. Он знает, что трещина привносит смерть в
каждый инстинкт, что она продолжает свою работу в инстинктах и через них; он
знает, что в начале и в конце каждого инстинкта речь идет об убийстве, а также о
возможности быть убитым самому. Но безмолвие, которое Лантье создал внутри себя,
чтобы противопоставить его более глубокому безмолвию трещины, вдруг нарушается:
в одно яркое мгновение Лантье увидел убийство, совершенное в проходящем поезде,
а позже видел жертву, сброшенную на железнодорожные пути; он догадался, кто
убийцы -- Рубо и его жена Северина. Когда же в нем рождается любовь к Северине и
раскрывается царство инстинкта, смерть проникает в него -- ибо эта любовь пришла
из смерти и должна вернуться в смерть.
Начиная с убийства, совершаемого Рубо, разворачивается вся система
отождествлений и повторений, формирующих ритм книги. Прежде всего Лантье сразу
же отождествляет себя с преступником: "Тот, другой, промелькнувший перед его
глазами с занесМнным ножом, посмел!.. Довольно трусить, пора уже удовлетворить
себя -- вонзить нож! Ведь это желание преследует его уже десять лет!" Рубо
зарезал председателя суда из ревности, поняв, что последний изнасиловал
Северину, когда та была ещМ ребМнком, и вынудил его взять в жМны опороченную
женщину. Но после преступления он некоторым образом отождествляется с
председателем суда. Теперь его очередь отдать Лантье свою жену -- порочную и
преступную. Лантье влюбляется в Северину потому, что она участвовала в
преступлении: "Это было так, как если бы она была мечтой, которая затаилась в
его плоти". Здесь возникает тройное спокойствие: спокойствие безразличия,
нисходящее на брачную жизнь четы Рубо; спокойствие Северины, обнаруживающее еМ
430
ПРИЛОЖЕНИЯ
невинность в любви к Лантье; и, в особенности, спокойствие Лантье, заново
открывающего с Севериной сферу инстинктов и воображающего, что он заполнил
трещину: он полагает, что никогда не пожелает убить Северину -- ту, которая
[сама] убила ("обладать ею значило обладать подлинной красотой, и она излечит
его"). Но уже есть и три разрушающих начала, идущих на смену спокойствию и
подчиняющихся несовпадающим ритмам. Рубо после преступления заменил Северину
алкоголем, как объектом своего инстинкта. Северина нашла инстинктивную любовь,
которая дарует ей невинность; но она не может побороть смятения, нуждаясь в
откровенной исповеди перед своим возлюбленным, который и так обо всМм
догадывался. И в сцене, где Северина ждет Лантье, точно так же, как Рубо ждал еМ
перед преступлением, она рассказывает своему любовнику всю историю. Она
исповедуется во всех подробностях и вплетает своМ желание в воспоминания о
смерти ("трепет желания потерялся в другой судороге, судороге смерти, которая
вернулась к ней"). Она свободно исповедуется в преступлении Лантье, в то время
как по принуждению она исповедовалась Рубо в своей связи с председателем суда,
провоцируя тем самым преступление. Она уже не может отвлечься от образа смерти
иначе, как проецируя его на Рубо и побуждая Лантье к убийству последнего ("Ему
[Лантье] представилось, как он заносит руку с ножом и вонзает его в горло Рубо с
такой же силой, с какой тот вонзил нож в горло старика...").
Что касается Лантье, то исповедь Северины не сообщает ему ничего нового, однако
она ужасает его. Ей не следовало этого говорить. Женщина, которую он любит и
которая была для него "святой", поскольку закрывала собой образ смерти, утратила
свою власть после исповеди и обозначила другую возможную жертву. У Лантье никак
не получается убить Рубо. Он знает, что может убить только объект своего
инстинкта. Эта парадоксальная ситуация -- когда те, кто окружают Лантье (Рубо,
Северина, Мизар, Флор), убивают по причинам, вытекающим из других инстинктов, но
сам Лантье (несущий в себе, тем не менее, чистый инстинкт смерти) не может убить
-- может разрешиться только убийством Севери-
431
ЛОГИКА СМЫСЛА
ны. Лантье начинает понимать, что голос инстинктов обманывает его, что его
"инстинктивная" любовь к Северине только по видимости заполняет трещину, и что
шум, производимый инстинктами, покрывает безмолвный Инстинкт смерти только на
какое-то мгновение. Он осознает, что должен убить именно Северину, чтобы связать
малую наследственность с великой, и чтобы все инстинкты вошли в трещину:
"обладать еМ смертью как землею"; "тот же вид удара, что и для председателя
Гранморена, в том же самом месте, с той же самой жестокостью... двое убийц
сочетались. Не был ли один из них логическим выводом из другого?" Северина
чувствует, что опасность совсем рядом, но истолковывает ее как "планку", как
барьер между собой и Лантье из-за присутствия Рубо. Однако, это вовсе не барьер
между ними, а паутино-подобная трещина в мозгу Лантье -- безмолвная работа
[трещины]. После убийства Северины Лантье не испытывает раскаяния: только это
здоровье, только это крепкое тело -- "Он никогда не чувствовал себя лучше, он не
раскаивался и, по-видимому, освободился от ноши -- счастливый и умиротворенный",
"...со времени убийства, он почувствовал спокойствие и равновесие и радовался
совершенному здоровью". Но такое здоровье даже более нелепо, чем если бы тело
постигла болезнь, если бы оно было подорвано алкоголем или другим инстинктом.
Такое мирное, здоровое тело -- не более, чем почва, созревшая для трещины, и
пища для паука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207