Уже две великие античные системы -- Эпикурейство и Стоицизм -- пытались отыскать
то, что делает язык возможным в вещах, но делали это совершенно по-разному. Так,
для того, чтобы обосновать не только свободу, но так же язык и его
использование, эпикурейцы предложили модель, основанную на отклонении атома.
Стоики же, напротив, создали модель, основанную на сопряжении событий. Не
удивительно, поэтому, что эпикурейская модель отдает предпочтение существи-
242
ЯЗЫК
тельным и прилагательным. Существительные подобны атомам или лингвистическим
телам, которые координируются посредством своих отклонений, а прилагательные
подобны качествам их ансамблей. Модель же стоиков рассматривает язык на основе
"более гордых" терминов: глаголов и их спряжений, осуществляющих связь между
бестелесными событиями. На вопрос о том, что первично в языке -- существительные
или глаголы, -- нельзя ответить ссылкой на общую сентенцию "в начале было дело",
как бы ни склонны мы были видеть в глаголе представителя первичного действия, а
в корне слова -- первичное состояние глагола. Но неверно, что глагол
представляет действие, -- он выражает событие, а это совершенно другое. Более
того, язык не развивался из первичных корней. Он организовался вокруг
формативных элементов, которые задают язык во всей его полноте. Но если язык не
формировался постепенно, следуя за ходом внешнего времени, то это еще не значит,
что его тотальность однородна. Действительно, "фонемы" обеспечивают все
лингвистические различения, возможные внутри "морфем" и "семантем". И наоборот,
именно означающие и морфологические элементы определяют, какие из фонематических
различении подходят тому или иному языку. Целое может быть описано не простым
движением, а двунаправленным движением лингвистического действия и
противодействия [reaction], представляющего собой цикл предложения'. И если
фонематическое действие формирует некое открытое пространство языка, то
семантическое противодействие формирует внутреннее время, без которого это
пространство не могло бы быть согласовано со своим языком. -Таким образом,
независимо от элементов, а только с точки зрения движения, существительные и их
склонения оживляют действие, тогда как глаголы и их спряже-
________________
1 Об этом процессе возвращения, или реакции, и заключенной в нем внутренней
темпоральности, см. работу Gustave Guillaume (и анализ, проделанный E.Ortigues в
Le Discours et le symbole, Paris, Aubier, 1962). Отсюда Гильом выводит
оригинальную концепцию инфинитива, изложенную в "Epoques et niveaux temporels
dan le systeme de la conjugaison francaise", Cahiers de linguistique structural,
nЇ 4, Universite de Laval.
243
ЛОГИКА СМЫСЛА
ния оживляют противодействие. Глагол -- не образ внешнего действия, а процесс
противодействия, внутреннего для языка. Вот почему, по самой своей идее, глагол
несет в себе внутреннюю темпоральность языка. Именно на глаголе держится кольцо
предложения, налагая сигнификацию на денотацию, а семантему на фонему. И именно
исходя из глагола мы делаем вывод о том, что круг скрывает и сворачивает в
кольцо, и о том, что он нам открывает в тот момент, когда разрывается,
размыкается или разворачивается вдоль прямой линии: смысл, или событие, как
выражаемое предложением.
У глагола два полюса: настоящее, указывающее на его связь с денотируемым
положением вещей в последовательности физического времени, и инфинитив,
указывающий на связь глагола со смыслом, или событием, согласно содержащемуся в
нем внутреннему времени. Весь глагол осциллирует между инфинитивным
"наклонением", которое представляет цикл, некогда развернутый из целого
предложения, и настоящим "временем", которое, наоборот, замыкает цикл на денотат
предложения. Между этими двумя полюсами глагол искривляет свое спряжение
согласно отношениям денотации, манифестации и сигнификации--совокупность
[грамматических] времен, личностей и модусов. Чистый инфинитив -- это Эон,
прямая линия, пустая форма и дистанция. Он не допускает различения моментов, но
продолжает формально разделяться одновременно в двойном направлении прошлого и
будущего. Инфинитив несет в себе время, внутреннее для языка, только с тем,
чтобы выразить смысл или событие -- так сказать, множество проблем, поднимаемых
языком. Он соединяет интериорность языка с экс-териорностью бытия. Таким
образом, он наследует коммуникацию между событиями. Что касается единоголосия,
то оно переходит от бытия к языку, от экстериорнос-ти бытия к интериорности
языка. А равноголосие [equivocite] -- это всегда равноголосие существительных.
Глагол -- это единоголосие языка в форме неопределенного инфинитива: без лица,
без настоящего, без какого-либо разнообразия голосов. Это сама поэзия. Как
глагол выражает в языке все события в одном событии, так и инфинитивная форма
глагола выражает событие языка -- языка как уникального события, которое
сливается теперь с тем, что делает его возможным.
Двадцать седьмая серия: оральность
Язык делается возможным благодаря тому, что сам различает. То, что отделяет
звуки от тел, то и превращает звуки в элементы языка. То, что отделяет говорение
от поедания, делает речь возможной. То, что отделяет предложения от вещей,
делает предложения возможными. Поверхность и все, что имеет место на
поверхности, -- это и есть то, что "делает возможным", -- другими словами, это
выражаемое событие как таковое. Выражаемое делает возможным выражение. Но в этом
случае мы сталкиваемся с последней задачей: проследить в обратном порядке
историю того, как звуки освобождаются и становятся независимыми от тел. Речь
идет уже не о статичном генезисе, который вел бы от предданного события к его
осуществлению в положении вещей и к его выражению в предложениях. Теперь речь
идет о динамическом генезисе, который напрямую ведет от Положений вещей к
событиям, от смесей к чистым линиям, от глубины к производству поверхностей, и
который вовсе не подразумевает другой (статичный) генезис. Ведь с точки зрения
другого генезиса мы по праву постулируем поедание и говорение как две серии, уже
разделеннью на поверхности. Они разделяются и артикулируются событием,
выступающим как результат одной из них, к которой событие относится как
ноэматический атрибут, делающий возможной другую серию, причем к последней
событие относится уже как выражаемый смысл. Но совсем другое дело, когда речь
идет о том, как говорение на деле отделяется от поедания, как производится сама
поверхность и как бестелесное событие получается из телесной смеси. Когда мы
говорим, что звук становится независимым, мы хотим ска-
245
ЛОГИКА СМЫСЛА
зать, что он перестает быть специфическим качеством тел -- шумом или криком -- и
что он начинает обозначать качества, манифестировать тела и означивать субъекты
и предикаты. Звук при этом приобретает конвенциональную значимость в денотации,
основанную на обычае значимость в манифестации и искусственную значимость в
сигнификации, -- и все это только потому, что звук утвердился на поверхности в
своей независимости от самого высшего авторитета: выразимости. Деление на
глубину-поверхность во всех отношениях первичнее, чем на природу-конвенцию,
природу-обычай или природное-искусственное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207