При приоритете подобия, различие может возникать только благодаря
такому посредничеству. Что касается повторения, то оно осуществляется именно в
той точке, где едва начатое опосредование замыкается само на себя; когда, вместо
того, чтобы сказать "нет", повторение дважды произносит одно и то же "да", когда
оно постоянно возвращается в одно и то же положение вместо того, чтобы
распределять оппозиции внутри системы конечных элементов. Повторение обманывает
слабость подобия в тот момент, когда оно [повторение] больше не может отрицать
себя в ином, когда оно не может больше обрести себя в ином. Повторение --
одновременно будучи чистой экстериорностью и чистой фигурой происхождения --
превращается во внутреннюю слабость, дефицит конечного, в своего рода заикание
негативного: невроз диа-
460
ДОПОЛНЕНИЕ
лектики. Ведь философия держала курс именно на диалектику.
Но как это вышло, что нам не удалось разглядеть в Гегеле философа величайших, а
в Лейбнице -- наименьших различий? На самом деле диалектика не освобождает
различий; напротив, она гарантирует, что их всегда можно вновь посадить на цепь.
Диалектическая суверенность подобия состоит в том, что оно позволяет различиям
существовать, но всегда только под властью негативного, как инстанции не-бытия.
Они могут создавать впечатление успешного низложения Другого, но противоречие
исподволь содействует спасению тождеств. Нужно ли напоминать о неизменном
педагогическом источнике диалектики? Ритуал, в котором она активируется, который
вызывает бесконечное возрождение апории бытия и не-бытия, -- это смиренное
школьное упражнение в вопрошании, фиктивный диалог между учениками: "Это
красное. Нет, не красное. Сейчас светло. Нет, теперь темно. В сумерках
октябрьского неба сова Минервы летит над самой землей: "Записывай это,
записывай, -- ухает она, -- завтра утром мрак исчезнет"".
Освобождение различия требует мышления без противоречий, без диалектики, без
отрицания; мышления, которое признает расхождение; утверждающего мышления, чьим
инструментом служит дизъюнкция; мышления многообразия -- номадической и
рассеянной множественности, которая не ограничена и не скована принуждениями
подобия; мышления, которое не подчиняется педагогической модели (жульничеству
готовых ответов), но которое атакует неразрешимые проблемы -- то есть мышления,
обращенного к многообразию особых точек, которые меняют место, как только мы
отмечаем их положение, и которые упорствуют и пребывают в игре повторений. Вовсе
не будучи неполным и затемненным образом Идеи, вечно хранящей наши ответы в
некой высшей сфере, проблема заключается в самой идее, или, скорее, Идея
существует только в форме проблемы: особая множественность, которую, однако,
упорно не замечают и которая непрестанно порождает вопрошание. Каков же ответ на
это вопрошание? Сама проблема. Как же проблема разрешается? Путем смещения
вопроса. К проблеме
461
ЛОГИКА СМЫСЛА
нельзя подойти с помощью логики исключенного третьего, поскольку она является
рассеянным многообразием; проблема не может быть разрешена и посредством четких
различении картезианской идеи, потому что как идея она является неясно
определенной; она не отвечает серьезности гегелевского негативного потому, что
является множественным утверждением; она не подчиняется противоречию между
бытием и не-бытием, поскольку сама является бытием. Мы должны мыслить
проблематически, а не диалектически спрашивать и отвечать.
Как видим, условия, при которых мыслятся различение и повторение, постепенно
расширялись. Прежде всего нужно было вместе с Аристотелем отказаться от
тождественности понятия, отбросить сходство внутри представления и одновременно
освободиться от философии представления; и наконец, нужно было освободиться от
Гегеля -- от оппозиции предикатов, от противоречия и отрицания, от всей
диалектики. Но есть еще и четвертое условие, которое даже более фундаментально,
чем изложенные. Наиболее прочное подчинение различия несомненно то, которое
держится на категориях. Показывая множество различных способов, которыми может
выражаться бытие, специфицируя его формы атрибутированT, навязывая определенный
способ распределения существующих вещей, категории создают условие, при котором
бытие в высшей степени сохраняет свой бесстрастный покой. Категории организуют
игру утверждений и отрицаний, придают законность сходствам внутри представления,
гарантируют объективность и действенность понятий. Они подавляют анархию
различия, делят различия на зоны, разграничивают их права и предписывают им
задачу специфицирования индивидуальных сущих. С одной стороны, их можно понимать
как априорные формы знания, но с другой -- они предстают как архаическая мораль,
древние десять заповедей, которые тождественное навязывает различному. Различие
может быть освобождено только благодаря изобретению акате-гориального мышления.
Но, может быть, изобретение -- неподходящее слово, поскольку в истории философии
известны по крайней мере две радикальные формулировки единоголосия бытия, данные
Дунсом Скоттом и
462
ДОПОЛНЕНИЕ
Спинозой. Однако в философии Дунса Скотта бытие нейтрально, тогда как для
Спинозы оно основывается на субстанции; в обоих контекстах устранение категорий
и утверждение, что бытие выражается для всех вещей одинаково, преследовали
единственную цель -- сохранить единство бытия. Мы же, напротив, давайте
вообразим себе онтологию, где бытие выражалось бы одинаковым образом для любого
различия, но могло бы выражать только различия. Тогда, следовательно, вещи уже
не покрывались бы, как у Дунса Скотта, великой монотонной абстракцией бытия, а
формы Спинозы не вращались бы более вокруг единства субстанции. Различия
вращались бы сами по себе, бытие выражалось бы одним и тем же образом для всех
этих различий и уже выступало бы не в качестве единства, которое направляет и
распределяет их, а их повторением как различия. По Делезу, некатегориальное
единоголосие бытия непосредственно не присоединяет многообразие к единству
(универсальная нейтральность бытия, или экспрессивная сила субстанции); оно
позволяет бытию действовать как повторно выражаемому в качестве различия. Бытие
-- это повторение различия, без всякого различия в форме его выражения. Бытие не
распределяется по областям; реальное не подчинено возможному; а случайное не
противостоит необходимому. Были ли необходимы битва при мысе Акций или смерть
Антония или нет, бытие обоих этих чистых событий -- сражаться, умирать --
выражается одним и тем же образом, тем же способом, каким оно выражается по
отношению к фантазматической кастрации, которая произошла и не произошла.
Подавление категорий, утверждение единоголосия бытия и повторяющееся вращение
бытия вокруг различия -- таковы последние условия, чтобы мыслить фантазм и
событие.
* * *
Но мы еще не подошли к заключению. Нам нужно будет вернуться к этому
"повторению", но давайте сделаем паузу.
Можно ли сказать, что Бювар и Пекюше ошибались? Не совершают ли они грубых
промахов при каждом
463
ЛОГИКА СМЫСЛА
удобном случае?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
такому посредничеству. Что касается повторения, то оно осуществляется именно в
той точке, где едва начатое опосредование замыкается само на себя; когда, вместо
того, чтобы сказать "нет", повторение дважды произносит одно и то же "да", когда
оно постоянно возвращается в одно и то же положение вместо того, чтобы
распределять оппозиции внутри системы конечных элементов. Повторение обманывает
слабость подобия в тот момент, когда оно [повторение] больше не может отрицать
себя в ином, когда оно не может больше обрести себя в ином. Повторение --
одновременно будучи чистой экстериорностью и чистой фигурой происхождения --
превращается во внутреннюю слабость, дефицит конечного, в своего рода заикание
негативного: невроз диа-
460
ДОПОЛНЕНИЕ
лектики. Ведь философия держала курс именно на диалектику.
Но как это вышло, что нам не удалось разглядеть в Гегеле философа величайших, а
в Лейбнице -- наименьших различий? На самом деле диалектика не освобождает
различий; напротив, она гарантирует, что их всегда можно вновь посадить на цепь.
Диалектическая суверенность подобия состоит в том, что оно позволяет различиям
существовать, но всегда только под властью негативного, как инстанции не-бытия.
Они могут создавать впечатление успешного низложения Другого, но противоречие
исподволь содействует спасению тождеств. Нужно ли напоминать о неизменном
педагогическом источнике диалектики? Ритуал, в котором она активируется, который
вызывает бесконечное возрождение апории бытия и не-бытия, -- это смиренное
школьное упражнение в вопрошании, фиктивный диалог между учениками: "Это
красное. Нет, не красное. Сейчас светло. Нет, теперь темно. В сумерках
октябрьского неба сова Минервы летит над самой землей: "Записывай это,
записывай, -- ухает она, -- завтра утром мрак исчезнет"".
Освобождение различия требует мышления без противоречий, без диалектики, без
отрицания; мышления, которое признает расхождение; утверждающего мышления, чьим
инструментом служит дизъюнкция; мышления многообразия -- номадической и
рассеянной множественности, которая не ограничена и не скована принуждениями
подобия; мышления, которое не подчиняется педагогической модели (жульничеству
готовых ответов), но которое атакует неразрешимые проблемы -- то есть мышления,
обращенного к многообразию особых точек, которые меняют место, как только мы
отмечаем их положение, и которые упорствуют и пребывают в игре повторений. Вовсе
не будучи неполным и затемненным образом Идеи, вечно хранящей наши ответы в
некой высшей сфере, проблема заключается в самой идее, или, скорее, Идея
существует только в форме проблемы: особая множественность, которую, однако,
упорно не замечают и которая непрестанно порождает вопрошание. Каков же ответ на
это вопрошание? Сама проблема. Как же проблема разрешается? Путем смещения
вопроса. К проблеме
461
ЛОГИКА СМЫСЛА
нельзя подойти с помощью логики исключенного третьего, поскольку она является
рассеянным многообразием; проблема не может быть разрешена и посредством четких
различении картезианской идеи, потому что как идея она является неясно
определенной; она не отвечает серьезности гегелевского негативного потому, что
является множественным утверждением; она не подчиняется противоречию между
бытием и не-бытием, поскольку сама является бытием. Мы должны мыслить
проблематически, а не диалектически спрашивать и отвечать.
Как видим, условия, при которых мыслятся различение и повторение, постепенно
расширялись. Прежде всего нужно было вместе с Аристотелем отказаться от
тождественности понятия, отбросить сходство внутри представления и одновременно
освободиться от философии представления; и наконец, нужно было освободиться от
Гегеля -- от оппозиции предикатов, от противоречия и отрицания, от всей
диалектики. Но есть еще и четвертое условие, которое даже более фундаментально,
чем изложенные. Наиболее прочное подчинение различия несомненно то, которое
держится на категориях. Показывая множество различных способов, которыми может
выражаться бытие, специфицируя его формы атрибутированT, навязывая определенный
способ распределения существующих вещей, категории создают условие, при котором
бытие в высшей степени сохраняет свой бесстрастный покой. Категории организуют
игру утверждений и отрицаний, придают законность сходствам внутри представления,
гарантируют объективность и действенность понятий. Они подавляют анархию
различия, делят различия на зоны, разграничивают их права и предписывают им
задачу специфицирования индивидуальных сущих. С одной стороны, их можно понимать
как априорные формы знания, но с другой -- они предстают как архаическая мораль,
древние десять заповедей, которые тождественное навязывает различному. Различие
может быть освобождено только благодаря изобретению акате-гориального мышления.
Но, может быть, изобретение -- неподходящее слово, поскольку в истории философии
известны по крайней мере две радикальные формулировки единоголосия бытия, данные
Дунсом Скоттом и
462
ДОПОЛНЕНИЕ
Спинозой. Однако в философии Дунса Скотта бытие нейтрально, тогда как для
Спинозы оно основывается на субстанции; в обоих контекстах устранение категорий
и утверждение, что бытие выражается для всех вещей одинаково, преследовали
единственную цель -- сохранить единство бытия. Мы же, напротив, давайте
вообразим себе онтологию, где бытие выражалось бы одинаковым образом для любого
различия, но могло бы выражать только различия. Тогда, следовательно, вещи уже
не покрывались бы, как у Дунса Скотта, великой монотонной абстракцией бытия, а
формы Спинозы не вращались бы более вокруг единства субстанции. Различия
вращались бы сами по себе, бытие выражалось бы одним и тем же образом для всех
этих различий и уже выступало бы не в качестве единства, которое направляет и
распределяет их, а их повторением как различия. По Делезу, некатегориальное
единоголосие бытия непосредственно не присоединяет многообразие к единству
(универсальная нейтральность бытия, или экспрессивная сила субстанции); оно
позволяет бытию действовать как повторно выражаемому в качестве различия. Бытие
-- это повторение различия, без всякого различия в форме его выражения. Бытие не
распределяется по областям; реальное не подчинено возможному; а случайное не
противостоит необходимому. Были ли необходимы битва при мысе Акций или смерть
Антония или нет, бытие обоих этих чистых событий -- сражаться, умирать --
выражается одним и тем же образом, тем же способом, каким оно выражается по
отношению к фантазматической кастрации, которая произошла и не произошла.
Подавление категорий, утверждение единоголосия бытия и повторяющееся вращение
бытия вокруг различия -- таковы последние условия, чтобы мыслить фантазм и
событие.
* * *
Но мы еще не подошли к заключению. Нам нужно будет вернуться к этому
"повторению", но давайте сделаем паузу.
Можно ли сказать, что Бювар и Пекюше ошибались? Не совершают ли они грубых
промахов при каждом
463
ЛОГИКА СМЫСЛА
удобном случае?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207