Тогда глагол вписывается в эту
поверхность -- то есть чудесное событие вступает в символическую связь с
положением вещей, не сливаясь с ним, -- блестящий ноэматический атрибут, не
смешивающийся с качеством, а сублимирующий его -- гордый Результат, не
сливающийся с действием или страданием, а извлекающий из них вечную истину.
Осуществляется то, что Кэррол назвал Световодозвуконепроницаемостью, а также
"Сиянием". Это тот глагол, который в своем единоголосии сопрягает поглощение и
мышление: он проецирует поедание на метафизическую поверхность и набрасывает на
ней эскиз мышления. А поскольку поедание уже является не действием, а быть
съеденным -- не страданием, но ноэматическими атрибутами, соответствующими им в
глаголе, -- то рот высвобождается для мысли, которая наполняет его всевозможными
словами. Таким образом, глагол -- это говорить, что значит есть-думать на
метафизической поверхности; он вызывает событие как то, что может быть выражено
языком, что случается с поглощаемыми вещами; и он вызывает смысл, упорно
утверждающиеся в языке, как выражение
________
1 Глубина сама по себе не задана в сериях, но она присоединяется к сериальной
форме именно в условиях фантазма.
315
ЛОГИКА СМЫСЛА
мысли. Значит, думать тоже означает есть-говорить:
есть -- как "результат", говорить как "сделавшееся возможным". Здесь борьба
между ртом и мозгом подходит к концу. Мы видели, что эта борьба за независимость
звуков идет, начиная еще с экскрементальных и пищеварительных шумов, наполняющих
рот-анус в глубине; мы проследили ее вплоть до освобождения голоса с высоты и,
наконец, вплоть до первичной формации поверхности и слов. Но говорение, в полном
смысле этого слова, предполагает глагол и проходит через глагол, который
проецирует рот на метафизическую поверхность, наполняя его идеальными событиями
этой поверхности. Глагол -- это "вербальное представление" во всей его полноте,
а также наивысшая утверждающая сила дизъюнкции (единоголосие для того, что
расходится). Однако глагол молчит. И мы должны буквально понимать ту идею, что
Эрос -- это звучание, а инстинкт смерти -- молчание. В глаголе осуществляется
вторичная организация, и из этой организации исходит весь порядок языка. Нонсенс
действует как нулевая точка мысли, случайная точка десексуализованной энергии и
точечный Инстинкт смерти. Эон, или пустая форма и чистый Инфинитив -- это линия,
прочерченная этой точкой, это церебральная трещина, на гранях которой появляется
событие; а событие, взятое в единоголосии этого инфинитива, распределяется по
двум сериям амплитуды, задающей метафизическую поверхность. С одной из этих
серий событие связано как ноэматический атрибут, а с другой -- как ноэтичес-кий
смысл, так что обе серии -- есть-говорить -- образуют дизъюнкцию для
утверждающего синтеза, или равно-голосие того, что существует в единоголосом
Бытии и для него. Именно вся эта система -- точка-линия-поверхность --
представляет организацию смысла и нонсенса. Смысл происходит с состояниями дел и
удерживается в предложениях, варьируя свой чистый единоголосый инфинитив
согласно сериям положений вещей, которые он сублимирует и результатом которых
является, и кроме того согласно сериям предложений, которые он символизирует и
делает возможными. Мы видели, каким образом возникает порядок языка с его
формативными составляющими -- то есть с денотациями и их выполнением в
316
ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
вещах, с манифестациями и их осуществлением в личностях, с сигнификациями и их
воплощением в понятиях;
именно в этом заключался предмет статичного генезиса. Но чтобы подойти к этому
рубежу, нужно было пройти все стадии динамического генезиса. Ведь голос давал
нам либо только денотации, либо пустые манифестации и денотации, либо чистые
интенции, взвешенные в тональности. Первые слова дали нам только формативные
элементы, не достигая сформированных частей [языка]. Но для того, чтобы
существовал язык, полностью использующий речь с тремя измерениями языка, надо
было пройти через глагол и его молчание, через всю организацию смысла и нонсенса
на метафизической поверхности -- то есть через последний этап динамического
генезиса.
Теперь ясно, что сексуальная организация -- это пред-очертание организации
языка, так же как физическая поверхность была подготовкой для метафизической
поверхности. Фаллос играет важную роль на всех стадиях конфликта между ртом и
мозгом. Сексуальность находится между едой и говорением; и в то самое время,
когда они отделяются от деструктивных поглотительных влечений, сексуальные
влечения внушают первые слова, составленные из фонем, морфем и семантем.
Сексуальная организация уже наделяет нас всей точечно-линейно-поверхностной
системой; а фаллос как объект = Х и слово = Х играют роль нонсенса,
распределяющего смысл по двум базовым сексуальным сериям -- прегени-тальной и
эдиповой. Однако вся эта промежуточная область, по-видимому, нейтрализуется
движением десексу-ализации, точно так же как базовые серии фантазма
нейтрализовывались серией амплитуд. Причина здесь в том, что фонемы, морфемы и
семантемы-- в их первоначальном отношении к сексуальности--еще не формируют
составных частей денотации, манифестации и сигнифика-ции. Сексуальность ни
денотируется, ни манифестируется, ни сигнифицируется ими; скорее, сексуальность
-- это поверхность, которую они дублируют, и сами они суть дублеры, которые
строят поверхность. Речь здесь идет о двойном поверхностном эффекте, об обратной
и лицевой стороне, которые предшествуют всем связям
317
ЛОГИКА СМЫСЛА
между положениями вещей и предложениями. Вот почему, когда развивается другая
поверхность с иными эффектами, которые, наконец, закладывают основания для
денотации, манифестации и сигнификации как упорядоченных лингвистических
составляющих, -- то такие элементы, как фонемы, морфемы и семантемы, поднимаются
на эту новую плоскость, но утрачивают при этом свой сексуальный резонанс.
Сексуальный резонанс подавляется и нейтрализуется, тогда как базовые серии
сметаются новыми сериями амплитуды. Сексуальность существует только как аллюзия,
как пот или пыль, указывающие путь, пройденный языком, и которые язык продолжает
стряхивать и стирать с себя как крайне тягостные воспоминания детства.
Дело, однако, обстоит еще сложнее. Ибо если верно, что фантазм не ограничивается
метаниями между двумя крайностями -- пищеварительной глубиной и метафизической
поверхностью; если он старается спроецировать на эту поверхность событие,
соответствующее поеданию, то как ему при этом не высвободить также и события
сексуальности? И как их высвободить, если не весьма специфическим образом? Как
мы видели, фантазм вечно возобновляет свое внутреннее движение десексуализа-ции
только при том, что он возвращается к своему внешнему сексуальному началу. У
этого парадокса нет эквивалента в других случаях проецирования на метафизическую
поверхность: десексуализованная энергия выдвигает и переиначивает объект
сексуального интереса как таковой и, таким образом, по-новому
ре-сексуализу-ется. Таков наиболее общий механизм перверсии при условии, что
перверсия отличается, как искусство поверхности, от низвержения, как техники
глубины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207
поверхность -- то есть чудесное событие вступает в символическую связь с
положением вещей, не сливаясь с ним, -- блестящий ноэматический атрибут, не
смешивающийся с качеством, а сублимирующий его -- гордый Результат, не
сливающийся с действием или страданием, а извлекающий из них вечную истину.
Осуществляется то, что Кэррол назвал Световодозвуконепроницаемостью, а также
"Сиянием". Это тот глагол, который в своем единоголосии сопрягает поглощение и
мышление: он проецирует поедание на метафизическую поверхность и набрасывает на
ней эскиз мышления. А поскольку поедание уже является не действием, а быть
съеденным -- не страданием, но ноэматическими атрибутами, соответствующими им в
глаголе, -- то рот высвобождается для мысли, которая наполняет его всевозможными
словами. Таким образом, глагол -- это говорить, что значит есть-думать на
метафизической поверхности; он вызывает событие как то, что может быть выражено
языком, что случается с поглощаемыми вещами; и он вызывает смысл, упорно
утверждающиеся в языке, как выражение
________
1 Глубина сама по себе не задана в сериях, но она присоединяется к сериальной
форме именно в условиях фантазма.
315
ЛОГИКА СМЫСЛА
мысли. Значит, думать тоже означает есть-говорить:
есть -- как "результат", говорить как "сделавшееся возможным". Здесь борьба
между ртом и мозгом подходит к концу. Мы видели, что эта борьба за независимость
звуков идет, начиная еще с экскрементальных и пищеварительных шумов, наполняющих
рот-анус в глубине; мы проследили ее вплоть до освобождения голоса с высоты и,
наконец, вплоть до первичной формации поверхности и слов. Но говорение, в полном
смысле этого слова, предполагает глагол и проходит через глагол, который
проецирует рот на метафизическую поверхность, наполняя его идеальными событиями
этой поверхности. Глагол -- это "вербальное представление" во всей его полноте,
а также наивысшая утверждающая сила дизъюнкции (единоголосие для того, что
расходится). Однако глагол молчит. И мы должны буквально понимать ту идею, что
Эрос -- это звучание, а инстинкт смерти -- молчание. В глаголе осуществляется
вторичная организация, и из этой организации исходит весь порядок языка. Нонсенс
действует как нулевая точка мысли, случайная точка десексуализованной энергии и
точечный Инстинкт смерти. Эон, или пустая форма и чистый Инфинитив -- это линия,
прочерченная этой точкой, это церебральная трещина, на гранях которой появляется
событие; а событие, взятое в единоголосии этого инфинитива, распределяется по
двум сериям амплитуды, задающей метафизическую поверхность. С одной из этих
серий событие связано как ноэматический атрибут, а с другой -- как ноэтичес-кий
смысл, так что обе серии -- есть-говорить -- образуют дизъюнкцию для
утверждающего синтеза, или равно-голосие того, что существует в единоголосом
Бытии и для него. Именно вся эта система -- точка-линия-поверхность --
представляет организацию смысла и нонсенса. Смысл происходит с состояниями дел и
удерживается в предложениях, варьируя свой чистый единоголосый инфинитив
согласно сериям положений вещей, которые он сублимирует и результатом которых
является, и кроме того согласно сериям предложений, которые он символизирует и
делает возможными. Мы видели, каким образом возникает порядок языка с его
формативными составляющими -- то есть с денотациями и их выполнением в
316
ПЕРВИЧНЫЙ ПОРЯДОК
вещах, с манифестациями и их осуществлением в личностях, с сигнификациями и их
воплощением в понятиях;
именно в этом заключался предмет статичного генезиса. Но чтобы подойти к этому
рубежу, нужно было пройти все стадии динамического генезиса. Ведь голос давал
нам либо только денотации, либо пустые манифестации и денотации, либо чистые
интенции, взвешенные в тональности. Первые слова дали нам только формативные
элементы, не достигая сформированных частей [языка]. Но для того, чтобы
существовал язык, полностью использующий речь с тремя измерениями языка, надо
было пройти через глагол и его молчание, через всю организацию смысла и нонсенса
на метафизической поверхности -- то есть через последний этап динамического
генезиса.
Теперь ясно, что сексуальная организация -- это пред-очертание организации
языка, так же как физическая поверхность была подготовкой для метафизической
поверхности. Фаллос играет важную роль на всех стадиях конфликта между ртом и
мозгом. Сексуальность находится между едой и говорением; и в то самое время,
когда они отделяются от деструктивных поглотительных влечений, сексуальные
влечения внушают первые слова, составленные из фонем, морфем и семантем.
Сексуальная организация уже наделяет нас всей точечно-линейно-поверхностной
системой; а фаллос как объект = Х и слово = Х играют роль нонсенса,
распределяющего смысл по двум базовым сексуальным сериям -- прегени-тальной и
эдиповой. Однако вся эта промежуточная область, по-видимому, нейтрализуется
движением десексу-ализации, точно так же как базовые серии фантазма
нейтрализовывались серией амплитуд. Причина здесь в том, что фонемы, морфемы и
семантемы-- в их первоначальном отношении к сексуальности--еще не формируют
составных частей денотации, манифестации и сигнифика-ции. Сексуальность ни
денотируется, ни манифестируется, ни сигнифицируется ими; скорее, сексуальность
-- это поверхность, которую они дублируют, и сами они суть дублеры, которые
строят поверхность. Речь здесь идет о двойном поверхностном эффекте, об обратной
и лицевой стороне, которые предшествуют всем связям
317
ЛОГИКА СМЫСЛА
между положениями вещей и предложениями. Вот почему, когда развивается другая
поверхность с иными эффектами, которые, наконец, закладывают основания для
денотации, манифестации и сигнификации как упорядоченных лингвистических
составляющих, -- то такие элементы, как фонемы, морфемы и семантемы, поднимаются
на эту новую плоскость, но утрачивают при этом свой сексуальный резонанс.
Сексуальный резонанс подавляется и нейтрализуется, тогда как базовые серии
сметаются новыми сериями амплитуды. Сексуальность существует только как аллюзия,
как пот или пыль, указывающие путь, пройденный языком, и которые язык продолжает
стряхивать и стирать с себя как крайне тягостные воспоминания детства.
Дело, однако, обстоит еще сложнее. Ибо если верно, что фантазм не ограничивается
метаниями между двумя крайностями -- пищеварительной глубиной и метафизической
поверхностью; если он старается спроецировать на эту поверхность событие,
соответствующее поеданию, то как ему при этом не высвободить также и события
сексуальности? И как их высвободить, если не весьма специфическим образом? Как
мы видели, фантазм вечно возобновляет свое внутреннее движение десексуализа-ции
только при том, что он возвращается к своему внешнему сексуальному началу. У
этого парадокса нет эквивалента в других случаях проецирования на метафизическую
поверхность: десексуализованная энергия выдвигает и переиначивает объект
сексуального интереса как таковой и, таким образом, по-новому
ре-сексуализу-ется. Таков наиболее общий механизм перверсии при условии, что
перверсия отличается, как искусство поверхности, от низвержения, как техники
глубины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207