Она сняла блузку и пошита по дороге в одном
белом лифчике. Солнечный ожог? Ну и что? Честно говоря, дорогая, мне на
это глубоко плевать.
К вечеру ее грудь и плечи приобрели ужасающий пурпурный оттенок.
Вечерняя прохлада наступила неожиданно, заставив ее поежиться и вспомнить
о том, что спальный меток остался привязанным к багажнику мотороллера.
Она с сомнением посмотрела вокруг, глядя на попадавшиеся тут и там
машины, некоторые из которых были засыпаны песком по капот. От мысли о
том, что можно устроиться на ночь в одной из этих гробниц, ее затошнило -
затошнило даже сильнее, чем от ожога.
"Я брежу", - подумала она.
Но это уже не имело никакого значения. Она решила идти всю ночь
напролет.
Она откинула с лица свои длинные волосы и тупо поняла, что ей хочется
умереть.
Солнце скрылось за горизонтом, и установилось удивительное равновесие
между светом и тьмой. Ветер, овевавший ее, был теперь смертельно холоден.
Она огляделась вокруг во внезапном испуге.
Было _с_л_и_ш_к_о_м_ холодно.
Неожиданно ей вспомнился обрывок дилановской песни: "Рыскал, как
крокодил... охотился в кукурузе..."
А вслед за этим какая-то другая песенка, кажется, "Иглз", с
неожиданно пугающим смыслом: "Этой ночью я хочу спать с тобой в пустыне...
а вокруг нас будут миллионы звезд..."
Внезапно она поняла, что он где-то рядом.
Она поняла это еще до того, как он заговорил.
"Надин". _Е_г_о_ мягкий голос, раздающийся из сгустившейся темноты.
- Надин, Надин... как я люблю любить Надин.
Она обернулась и увидела его. Он сидел на капоте старого "Шевроле",
скрестив ноги и положив руки на обтянутые потертыми джинсами колени. Он
смотрел на нее и нежно улыбался. Но глаза его вовсе не были нежными. В них
она увидела черное ликование, пляшущее, как ноги человека, только что
вздернутого на виселице.
- Привет, - сказал он. - А вот и я.
- Да. Наконец-то ты здесь. Как и было обещано.
Улыбка его стала шире, и он протянул руки навстречу ей. Она
почувствовала исходящий от него испепеляющий жар. Его мягкие ладони
обвились вокруг ее запястий и сжали их, как наручники.
- О, Надин, - прошептал он и нагнулся, чтобы поцеловать ее. Она
отвернула голову совсем чуть-чуть, подняв глаза на холодный огонь звезд, и
поцелуй его пришелся не в губы, а в уголок рта. Но он не был одурачен.
Кожа ее лица ощутила насмешливый изгиб его улыбки.
"Он мне отвратителен", - подумала она. Но отвращение было лишь
запекшейся коркой на чем-то более худшем - на зачерствевшей, долго
скрываемой похоти, на старом прыще, у которого наконец-то появилась
желтоватая головка, готовая изблевать из себя отвратительную, зловонную
жидкость, давным-давно скисшую сладость. Его руки, скользившие у нее по
спине, были горячее солнечного ожога. Она потерлась об него, и неожиданно
холмик у нее между ног словно увеличился в объеме и стал более нежным,
более чутким. Шов ее слаксов нежно возбуждал ее, так что ей захотелось
потереться еще сильнее, чтобы раз и навсегда излечить себя от этого зуда.
- Скажи мне только одно, - попросила она.
- Все, что ты хочешь.
- Ты сказал "как и было обещано". Кто обещал меня тебе? И почему
именно меня? И как мне называть тебя? Я даже этого не знаю. Я знала тебя
почти всю свою жизнь, но я не знаю, как мне тебя называть.
- Зови меня Ричардом. Это мое настоящее имя.
- Настоящее имя? Ричард? - спросила она с сомнением, и он захихикал
ей в шею, заставляя ее съежиться от отвращения и желания. - Так кто же
обещал меня?
- Надин, - сказал он. - Я забыл. Давай начнем.
Он соскользнул с капота, все еще держа ее за руки, и она чуть было не
вырвалась и не побежала... но какой был бы в этом смысл? Он догонит ее,
поймает и изнасилует.
- Луна, - сказала она. - Она полная, как я. - Он взял ее руку и
прижал ее к своим джинсам. За полым холодком молнии она ощутила что-то
ужасное, живущее своей собственной пульсирующей жизнью.
- Нет, - пробормотала она и попыталась отвести руку в сторону, но он
удержал ее.
- Иди в пустыню и стань моей женой, - сказал он.
- Нет!
- Говорить "нет" уже слишком поздно, дорогая.
Она пошла с ним. Там был спальный мешок и почерневшие кости костра,
освещенные серебряным сиянием луны.
Он уложил ее.
- Хорошо, - выдохнул он. - Теперь все хорошо.
Пальцы его сражались сначала с пряжкой ремня, потом с пуговицей,
потом с молнией.
Она увидела, что он приготовил для нее, и зашлась в крике. Она
попыталась отползти в сторону, но он схватил ее и не отпускал, и тогда она
сжала ноги изо всех сил, но когда одна из его гладких рук просочилась
между ними, как вода, она подумала: "Я буду смотреть вверх... я буду
смотреть на луну... я ничего не почувствую, и скоро все будет кончено... я
ничего не почувствую..."
А когда его смертельный лед проскользнул в нее, крик разорвал ее
легкие, и она забилась, но борьба была бесполезна. Он вонзался в нее,
убийца, разрушитель, и холодная кровь хлынула у нее по бедрам, и тогда он
вошел в нее глубоко, до самой матки, и луна отражалась в ее глазах,
холодное серебряное пламя луны, а когда он кончил, то внутрь ее полился
расплавленный металл, расплавленная _м_е_д_ь_, и она кончила вслед за ним,
крича от невероятного наслаждения, кончила в ужасе, вступая в пустыню
безумия через медные ворота, наблюдая за тем, как тает его лицо, а за ним
обнажается лицо демона с желтыми электрическими лампочками вместо глаз -
окнами в невообразимый ад, но по-прежнему в них светилась эта ужасная
веселость. Снова... снова... снова входил он в нее. Казалось, он никогда
не истощится. Он был смертельно холоден. И стар. Старее человечества,
старее самой земли. И снова он изливал в нее расплавленную медь. Последний
крик вырвался из нее и был унесен ночным ветром. Его мертвое дыхание
опалило ее лицо. Теперь она была в стране безумия. Медные ворота закрылись
за ней.
ЛУНА!..
Луна уже почти скрылась за горизонтом.
Он поймал еще одного зайца и свернул ему шею. Разведя новый костер на
костях старого, он насадил зайца на вертел и укрепил его над огнем. Волков
больше не было. В эту ночь они держались поодаль, и это было правильно. В
конце концов это была его брачная ночь, а та отупелая, апатичная тварь,
обмякшая на другой стороне костра, была его краснеющей невестой.
Он искренне недоумевал.
Что он такое сделал с ней?
Он не мог этого вспомнить.
Да это и не важно. Она была беременна. Она послужит великолепным
инкубатором. Она выносит его сына, а потом сможет умереть, выполнив свое
предназначение. В конце концов для этого она и пришла сюда.
Кролик поджарился. Он разорвал его на две части. Ее часть он разделил
на мелкие кусочки, как обычно поступают с едой ребенка. Время от времени
он давал ей один кусок. Некоторые из них выпадали недожеванными из ее рта,
но большую часть она все же съела. Если она останется такой, ей
потребуется нянька. Возможно, Дженни Энгстром.
- Мне было очень хорошо, дорогая, - сказал он тихо.
Она тупо посмотрела на луну. Флегг нежно улыбнулся ей и принялся за
свой брачный ужин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
белом лифчике. Солнечный ожог? Ну и что? Честно говоря, дорогая, мне на
это глубоко плевать.
К вечеру ее грудь и плечи приобрели ужасающий пурпурный оттенок.
Вечерняя прохлада наступила неожиданно, заставив ее поежиться и вспомнить
о том, что спальный меток остался привязанным к багажнику мотороллера.
Она с сомнением посмотрела вокруг, глядя на попадавшиеся тут и там
машины, некоторые из которых были засыпаны песком по капот. От мысли о
том, что можно устроиться на ночь в одной из этих гробниц, ее затошнило -
затошнило даже сильнее, чем от ожога.
"Я брежу", - подумала она.
Но это уже не имело никакого значения. Она решила идти всю ночь
напролет.
Она откинула с лица свои длинные волосы и тупо поняла, что ей хочется
умереть.
Солнце скрылось за горизонтом, и установилось удивительное равновесие
между светом и тьмой. Ветер, овевавший ее, был теперь смертельно холоден.
Она огляделась вокруг во внезапном испуге.
Было _с_л_и_ш_к_о_м_ холодно.
Неожиданно ей вспомнился обрывок дилановской песни: "Рыскал, как
крокодил... охотился в кукурузе..."
А вслед за этим какая-то другая песенка, кажется, "Иглз", с
неожиданно пугающим смыслом: "Этой ночью я хочу спать с тобой в пустыне...
а вокруг нас будут миллионы звезд..."
Внезапно она поняла, что он где-то рядом.
Она поняла это еще до того, как он заговорил.
"Надин". _Е_г_о_ мягкий голос, раздающийся из сгустившейся темноты.
- Надин, Надин... как я люблю любить Надин.
Она обернулась и увидела его. Он сидел на капоте старого "Шевроле",
скрестив ноги и положив руки на обтянутые потертыми джинсами колени. Он
смотрел на нее и нежно улыбался. Но глаза его вовсе не были нежными. В них
она увидела черное ликование, пляшущее, как ноги человека, только что
вздернутого на виселице.
- Привет, - сказал он. - А вот и я.
- Да. Наконец-то ты здесь. Как и было обещано.
Улыбка его стала шире, и он протянул руки навстречу ей. Она
почувствовала исходящий от него испепеляющий жар. Его мягкие ладони
обвились вокруг ее запястий и сжали их, как наручники.
- О, Надин, - прошептал он и нагнулся, чтобы поцеловать ее. Она
отвернула голову совсем чуть-чуть, подняв глаза на холодный огонь звезд, и
поцелуй его пришелся не в губы, а в уголок рта. Но он не был одурачен.
Кожа ее лица ощутила насмешливый изгиб его улыбки.
"Он мне отвратителен", - подумала она. Но отвращение было лишь
запекшейся коркой на чем-то более худшем - на зачерствевшей, долго
скрываемой похоти, на старом прыще, у которого наконец-то появилась
желтоватая головка, готовая изблевать из себя отвратительную, зловонную
жидкость, давным-давно скисшую сладость. Его руки, скользившие у нее по
спине, были горячее солнечного ожога. Она потерлась об него, и неожиданно
холмик у нее между ног словно увеличился в объеме и стал более нежным,
более чутким. Шов ее слаксов нежно возбуждал ее, так что ей захотелось
потереться еще сильнее, чтобы раз и навсегда излечить себя от этого зуда.
- Скажи мне только одно, - попросила она.
- Все, что ты хочешь.
- Ты сказал "как и было обещано". Кто обещал меня тебе? И почему
именно меня? И как мне называть тебя? Я даже этого не знаю. Я знала тебя
почти всю свою жизнь, но я не знаю, как мне тебя называть.
- Зови меня Ричардом. Это мое настоящее имя.
- Настоящее имя? Ричард? - спросила она с сомнением, и он захихикал
ей в шею, заставляя ее съежиться от отвращения и желания. - Так кто же
обещал меня?
- Надин, - сказал он. - Я забыл. Давай начнем.
Он соскользнул с капота, все еще держа ее за руки, и она чуть было не
вырвалась и не побежала... но какой был бы в этом смысл? Он догонит ее,
поймает и изнасилует.
- Луна, - сказала она. - Она полная, как я. - Он взял ее руку и
прижал ее к своим джинсам. За полым холодком молнии она ощутила что-то
ужасное, живущее своей собственной пульсирующей жизнью.
- Нет, - пробормотала она и попыталась отвести руку в сторону, но он
удержал ее.
- Иди в пустыню и стань моей женой, - сказал он.
- Нет!
- Говорить "нет" уже слишком поздно, дорогая.
Она пошла с ним. Там был спальный мешок и почерневшие кости костра,
освещенные серебряным сиянием луны.
Он уложил ее.
- Хорошо, - выдохнул он. - Теперь все хорошо.
Пальцы его сражались сначала с пряжкой ремня, потом с пуговицей,
потом с молнией.
Она увидела, что он приготовил для нее, и зашлась в крике. Она
попыталась отползти в сторону, но он схватил ее и не отпускал, и тогда она
сжала ноги изо всех сил, но когда одна из его гладких рук просочилась
между ними, как вода, она подумала: "Я буду смотреть вверх... я буду
смотреть на луну... я ничего не почувствую, и скоро все будет кончено... я
ничего не почувствую..."
А когда его смертельный лед проскользнул в нее, крик разорвал ее
легкие, и она забилась, но борьба была бесполезна. Он вонзался в нее,
убийца, разрушитель, и холодная кровь хлынула у нее по бедрам, и тогда он
вошел в нее глубоко, до самой матки, и луна отражалась в ее глазах,
холодное серебряное пламя луны, а когда он кончил, то внутрь ее полился
расплавленный металл, расплавленная _м_е_д_ь_, и она кончила вслед за ним,
крича от невероятного наслаждения, кончила в ужасе, вступая в пустыню
безумия через медные ворота, наблюдая за тем, как тает его лицо, а за ним
обнажается лицо демона с желтыми электрическими лампочками вместо глаз -
окнами в невообразимый ад, но по-прежнему в них светилась эта ужасная
веселость. Снова... снова... снова входил он в нее. Казалось, он никогда
не истощится. Он был смертельно холоден. И стар. Старее человечества,
старее самой земли. И снова он изливал в нее расплавленную медь. Последний
крик вырвался из нее и был унесен ночным ветром. Его мертвое дыхание
опалило ее лицо. Теперь она была в стране безумия. Медные ворота закрылись
за ней.
ЛУНА!..
Луна уже почти скрылась за горизонтом.
Он поймал еще одного зайца и свернул ему шею. Разведя новый костер на
костях старого, он насадил зайца на вертел и укрепил его над огнем. Волков
больше не было. В эту ночь они держались поодаль, и это было правильно. В
конце концов это была его брачная ночь, а та отупелая, апатичная тварь,
обмякшая на другой стороне костра, была его краснеющей невестой.
Он искренне недоумевал.
Что он такое сделал с ней?
Он не мог этого вспомнить.
Да это и не важно. Она была беременна. Она послужит великолепным
инкубатором. Она выносит его сына, а потом сможет умереть, выполнив свое
предназначение. В конце концов для этого она и пришла сюда.
Кролик поджарился. Он разорвал его на две части. Ее часть он разделил
на мелкие кусочки, как обычно поступают с едой ребенка. Время от времени
он давал ей один кусок. Некоторые из них выпадали недожеванными из ее рта,
но большую часть она все же съела. Если она останется такой, ей
потребуется нянька. Возможно, Дженни Энгстром.
- Мне было очень хорошо, дорогая, - сказал он тихо.
Она тупо посмотрела на луну. Флегг нежно улыбнулся ей и принялся за
свой брачный ужин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220