Он особенно
подчеркивает их угрожающий характер, способный одним своим
присутствием заставить власти пойти на уступки.
Рабочий класс все более и более загорается идеалами гряду-
щей революции, генеральную репетицию которой инсценируют его
руководители. Быть может, социализм и был новой идеей, отпоч-
ковавшейся от бессмертного мифа о справедливости. Но он од-
нако будил у многих память о терроре и разрушении. А особенно
во Франции, где со времен Великой революции и контрреволю-
ции следовали одна за другой и никто не мог предвидеть конца.
Разве не заявлял Огюст Конт, что главная проблема социальной
реформы - это проблема консенсуса, обретенного нравственного
единства? Судя по ходу вещей, это не консенсус h единство, а
баррикады, кровопролитные уличные бои с равномерными про-
межутками времени. Они предвосхищают будущие времена и яв-
ляются осязаемыми признаками втягивания новых человеческих
масс в орбиту истории.
Наконец, и это еще одна черта эпохи, в скученности больших
городов выковывается новый человек. <Кишащий город, город,
полный грез> для поэта; город, полный разочарований для рабо-
чего человека. На его необъятном рынке рождается массовая
культура и массовые формы потребления. Один за другим на
подмостках общества появляются коллективный служащий, кол-
лективный интеллектуал, коллективный потребитель: стандарти-
зированными становятся мысли и чувства. Все эти <циклотро-
ны> , эти социальные ускорители низводят индивидов до уровня
все уменьшающихся частиц. Они обрекают их на существование
анонимное и эфемерное. Гигантский штамповочный станок уже
выполняет свою роль фабрики коммуникаций: он отливает умы в
единообразные, стандартные формы и обеспечивает каждой чело-
веческой единице соответствие заданной модели. Эта эволюция
не противоречит Грамши, который отмечал
<тенденцию к конформизму в современном обществе более обшир-
ную и глубокую, чем раньше; стандартизация образа мысли и действия,
достигает национального или даже континентального размаха>.
Тем самым возвещается появление нового человеческого типа
человека-массы, полностью зависимого от других, обработанного
этим исключительного размаха конформистским течением. Он
подвергается по сути дела двум типам конформизма: один спус-
кается сверху - от меньшинства, а второй снизу - от большинства.
Между обоими идет постоянная борьба:
<Сегодня, речь идет о сражении между <двумя конформизмами>, а
именно, о сражении за гегемонию, о кризисе гражданского общества>.
Если довести идею Грамши до логического конца, мы придем
к выводу, что в эпоху человека-массы цель конфликтов, терзаю-
щих общество, не составляет исключительно и преимущественно
власть, которую берут или теряют соответственно расстановке
сил. Эта цель - влияние, поскольку оно приобретается или утра-
чивается согласно тому, какой из двух типов конформизма во-
зобладает над другими.
Образ века, предшествующего нынешнему, совершенно очеви-
ден: это век взрыва mobile vulgus*, бурной, необузданной и по-
датливой. Наблюдатель со стороны видит в нем концентрацию
аморфного человеческого материала, в котором растворяется каж-
дый из индивидов, будучи жертвой некоего общественного пси-
хоза. Флобер показал своего героя Фредерика, зараженного этим
коллективным опьянением, которое породила революция 1848 года:
<Его захватил магнетизм восторженных толп>.
Именно эта экзальтация зачаровывает и волнует, когда масса
на ходу принимает вид коллективного Франкенштейна. Флобер
так описывает Толпу, штурмующую Пале Рояль:
<Эта кишащая масса, все время поднимавшаяся, как бурлящий по-
ток морского прилива в равноденствие, с протяжным ревом, влекомая
стихийными порывами>.
Эти сильные впечатления придают особую объективность про-
стому образу: собранные в общественные стада, одурманенные
той таинственной силой, которую источает всякая пе-
ревозбужденная группа, люди впадают в состояние внушаемости,
сходное с наркотическим или гипнотическим. И пока они пребы-
вают в этом состоянии, они верят всему, что им скажут, и сделают
все, что им прикажут сделать. Они будут подчиняться каждому
призыву, каким бы бессмысленным он ни был. В любом случае
реакции людей обостряются, как это видно на примере паломни-
чества и патриотических парадов, музыкальных фестивалей и по-
литических митингов.. Флобер обнаруживает у своего героя при-
знаки состояния, свойственного человеку-массе:
<Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъ-
емлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человече-
ства билось в его груди>.
Впрочем, вплоть до современной эпохи такие толпы появлялись
спорадически и играли лишь второстепенную роль. Они, по сути
дела, не представляли особой проблемы и не нуждались в специ-
альной науке. Но с того момента, когда они становятся расхожей
монетой, ситуация меняется. Если верить Ле Бону, такая возмож-
ность толп влиять на ход событий и на политику посредством
голосования или же восстания является новшеством в истории.
* Mobile vulgus - возбудимой народной массы (лат.) - Прим. пер.
408
Это признак того, что общество трансформируется. В самом деле,
история проявляет себя все более и более как разрушитель: под-
рывает религиозные верования, разрывает традиционные связи и
разрушает солидарность групп. Разобщенные, люди остаются по-
кинутыми в одиночестве со своими нуждами: в джунглях горо-
дов, в пустынях заводов, в серости контор. Эти бесчисленные
атомы, эти крупицы множестаа собираются в зыбкую и воспламе-
няющуюся смесь. Они образуют нечто вроде газа, который готов
взорваться в пустоте общества, лишенного своих авторитетов и
ценностей - газа, взрывная сила которого возрастает с объемом и
все собой подавляет.
<В то время, как наши старые убеждения, - пишет Ле Бон как заин-
тересованный свидетель. - оказываются поколебленными и утрачива-
ются, прежние опоры общества рушатся одна за другой, единственной
силой, которой ничто не угрожает и авторитет которой ширится посто-
янно, становятся выступления толп. Век, в который мы вступаем, будет
поистине эрой толп>.
Ill
Всегда можно подправить этот образ. И даже необходимо это
сделать, чтобы еще больше приблизить его к реальности. С тем,
что эти толпы являются симптомом какого-то нового состояния
человечества, поднимающегося из низов восстания, которое угро-
жает общественному порядку, согласны все теории. Но согласие
по поводу фактов не влечет еще за собой согласия в их объясне-
нии. В связи с этим не удивительно, что катаклизмы истории
льют воду на мельницу двух диаметрально противоположных
концепций: общества классового и массового.
Первая обрела теоретическую форму у Маркса и Вебера, имея
общую почву в политической экономии. Согласно ей, толпы яв-
ляются явными признаками нового общественного порядка, ко-
торые ясно обнаруживают раздробленные и обнищавшие массы,
обратившиеся против гнета бюрократии капитала. Сосредоточи-
вая людей, концентрируя машины, он обобществляет производи-
тельные силы, превращает общество в гигантский рынок, где все
покупается и все продается, включая труд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
подчеркивает их угрожающий характер, способный одним своим
присутствием заставить власти пойти на уступки.
Рабочий класс все более и более загорается идеалами гряду-
щей революции, генеральную репетицию которой инсценируют его
руководители. Быть может, социализм и был новой идеей, отпоч-
ковавшейся от бессмертного мифа о справедливости. Но он од-
нако будил у многих память о терроре и разрушении. А особенно
во Франции, где со времен Великой революции и контрреволю-
ции следовали одна за другой и никто не мог предвидеть конца.
Разве не заявлял Огюст Конт, что главная проблема социальной
реформы - это проблема консенсуса, обретенного нравственного
единства? Судя по ходу вещей, это не консенсус h единство, а
баррикады, кровопролитные уличные бои с равномерными про-
межутками времени. Они предвосхищают будущие времена и яв-
ляются осязаемыми признаками втягивания новых человеческих
масс в орбиту истории.
Наконец, и это еще одна черта эпохи, в скученности больших
городов выковывается новый человек. <Кишащий город, город,
полный грез> для поэта; город, полный разочарований для рабо-
чего человека. На его необъятном рынке рождается массовая
культура и массовые формы потребления. Один за другим на
подмостках общества появляются коллективный служащий, кол-
лективный интеллектуал, коллективный потребитель: стандарти-
зированными становятся мысли и чувства. Все эти <циклотро-
ны> , эти социальные ускорители низводят индивидов до уровня
все уменьшающихся частиц. Они обрекают их на существование
анонимное и эфемерное. Гигантский штамповочный станок уже
выполняет свою роль фабрики коммуникаций: он отливает умы в
единообразные, стандартные формы и обеспечивает каждой чело-
веческой единице соответствие заданной модели. Эта эволюция
не противоречит Грамши, который отмечал
<тенденцию к конформизму в современном обществе более обшир-
ную и глубокую, чем раньше; стандартизация образа мысли и действия,
достигает национального или даже континентального размаха>.
Тем самым возвещается появление нового человеческого типа
человека-массы, полностью зависимого от других, обработанного
этим исключительного размаха конформистским течением. Он
подвергается по сути дела двум типам конформизма: один спус-
кается сверху - от меньшинства, а второй снизу - от большинства.
Между обоими идет постоянная борьба:
<Сегодня, речь идет о сражении между <двумя конформизмами>, а
именно, о сражении за гегемонию, о кризисе гражданского общества>.
Если довести идею Грамши до логического конца, мы придем
к выводу, что в эпоху человека-массы цель конфликтов, терзаю-
щих общество, не составляет исключительно и преимущественно
власть, которую берут или теряют соответственно расстановке
сил. Эта цель - влияние, поскольку оно приобретается или утра-
чивается согласно тому, какой из двух типов конформизма во-
зобладает над другими.
Образ века, предшествующего нынешнему, совершенно очеви-
ден: это век взрыва mobile vulgus*, бурной, необузданной и по-
датливой. Наблюдатель со стороны видит в нем концентрацию
аморфного человеческого материала, в котором растворяется каж-
дый из индивидов, будучи жертвой некоего общественного пси-
хоза. Флобер показал своего героя Фредерика, зараженного этим
коллективным опьянением, которое породила революция 1848 года:
<Его захватил магнетизм восторженных толп>.
Именно эта экзальтация зачаровывает и волнует, когда масса
на ходу принимает вид коллективного Франкенштейна. Флобер
так описывает Толпу, штурмующую Пале Рояль:
<Эта кишащая масса, все время поднимавшаяся, как бурлящий по-
ток морского прилива в равноденствие, с протяжным ревом, влекомая
стихийными порывами>.
Эти сильные впечатления придают особую объективность про-
стому образу: собранные в общественные стада, одурманенные
той таинственной силой, которую источает всякая пе-
ревозбужденная группа, люди впадают в состояние внушаемости,
сходное с наркотическим или гипнотическим. И пока они пребы-
вают в этом состоянии, они верят всему, что им скажут, и сделают
все, что им прикажут сделать. Они будут подчиняться каждому
призыву, каким бы бессмысленным он ни был. В любом случае
реакции людей обостряются, как это видно на примере паломни-
чества и патриотических парадов, музыкальных фестивалей и по-
литических митингов.. Флобер обнаруживает у своего героя при-
знаки состояния, свойственного человеку-массе:
<Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъ-
емлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человече-
ства билось в его груди>.
Впрочем, вплоть до современной эпохи такие толпы появлялись
спорадически и играли лишь второстепенную роль. Они, по сути
дела, не представляли особой проблемы и не нуждались в специ-
альной науке. Но с того момента, когда они становятся расхожей
монетой, ситуация меняется. Если верить Ле Бону, такая возмож-
ность толп влиять на ход событий и на политику посредством
голосования или же восстания является новшеством в истории.
* Mobile vulgus - возбудимой народной массы (лат.) - Прим. пер.
408
Это признак того, что общество трансформируется. В самом деле,
история проявляет себя все более и более как разрушитель: под-
рывает религиозные верования, разрывает традиционные связи и
разрушает солидарность групп. Разобщенные, люди остаются по-
кинутыми в одиночестве со своими нуждами: в джунглях горо-
дов, в пустынях заводов, в серости контор. Эти бесчисленные
атомы, эти крупицы множестаа собираются в зыбкую и воспламе-
няющуюся смесь. Они образуют нечто вроде газа, который готов
взорваться в пустоте общества, лишенного своих авторитетов и
ценностей - газа, взрывная сила которого возрастает с объемом и
все собой подавляет.
<В то время, как наши старые убеждения, - пишет Ле Бон как заин-
тересованный свидетель. - оказываются поколебленными и утрачива-
ются, прежние опоры общества рушатся одна за другой, единственной
силой, которой ничто не угрожает и авторитет которой ширится посто-
янно, становятся выступления толп. Век, в который мы вступаем, будет
поистине эрой толп>.
Ill
Всегда можно подправить этот образ. И даже необходимо это
сделать, чтобы еще больше приблизить его к реальности. С тем,
что эти толпы являются симптомом какого-то нового состояния
человечества, поднимающегося из низов восстания, которое угро-
жает общественному порядку, согласны все теории. Но согласие
по поводу фактов не влечет еще за собой согласия в их объясне-
нии. В связи с этим не удивительно, что катаклизмы истории
льют воду на мельницу двух диаметрально противоположных
концепций: общества классового и массового.
Первая обрела теоретическую форму у Маркса и Вебера, имея
общую почву в политической экономии. Согласно ей, толпы яв-
ляются явными признаками нового общественного порядка, ко-
торые ясно обнаруживают раздробленные и обнищавшие массы,
обратившиеся против гнета бюрократии капитала. Сосредоточи-
вая людей, концентрируя машины, он обобществляет производи-
тельные силы, превращает общество в гигантский рынок, где все
покупается и все продается, включая труд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188