Вот нет времени подмести. Здесь у Вилли была целая мастерская. Инструменты-то я понемногу распродала...
Теперь я начал понимать, почему поспешил дядя сговориться о квартире для племянника. В это мрачное, с низким потолком подвальное помещение снаружи не мог заглянуть даже самый любопытный человек. В тот же день я поселился у госпожи Дивель.
Вечером вышел из квартиры, решив побродить по маленьким улочкам в окрестностях полоцкого рынка. Точно белые лепестки, над городом кружились легкие хлопья снега. Ноги передвигались автоматически, а мысли блуждали по своим дорогам. Скоро новый, 1917 год... Как быть с посылкой для отца: приготовить самому или отослать деньги матери, чтобы она это сделала по своему усмотрению? Как быстро летит время! Вот уже наступает Новый год. А я все еще только корректор. Соню ни разу не встретил, дядя тоже пока одними обещаниями кормит.
На безлюдной улице я остановился у садовой ограды. Она была залеплена объявлениями и яркими афишами. Некоторые из них были напечатаны в типографии Брускина. Глаза утомленно скользили по красочным буквам, на. которые падал свет уличного фонаря.
Вдруг в меня полетели снежные комья... Мимо пронесся лихач... Он умчал пьяным смехом хохотав: ших Олю Ранцевич и знаменитого лесного царька Крысова.Я прислонился к стене и мокрой рукавицей провел по лицу. А тебе, Букашка, какое дело, с кем юность свою прожигает прокурорская дочь? Верно. Вернее уж быть
не может. А все-таки пусть бы лучше с прапорщиками, поручиками, но не с... Эх! Эх! Имя Оли в моей памяти связывалось с капризным, но весенним ветерком.
Хватит прогуливаться! Я повернул к дому.
— Роберт! Кто-то втянул меня в темное парадное.
— Михаил Михайлович...
— Тссс!.. Выйдем по коридору во двор. Там нам не помешают.
Дударя я узнал только по голосу. Передо мной стоял бородатый человек в форме железнодорожника.
— Ждал другого, но подвернулись вы. Это еще лучше. У вас есть время?
— Конечно! Пожалуйста! Хоть до полуночи! Михаил Михайлович вынул из кармана небольшой сверток:
— Здесь пустяки — кукла, маленький свисток и карманный ножик. Занесите, пожалуйста, детям. Они только что поправились после кори. Это недалеко, в первом переулке налево. Дом номер шестнадцать. Спросите, где живет Варвара Сергеевна...
— Наверное, подарок детям вашего друга?
— Нет, моим собственным.
— У вас жена и дети... семья?
— Разве это преступление?
— Но ведь вы революционер... большевик... вы можете каждую минуту провалиться, попасть в тюрьму, в Сибирь...
— Конечно, все может случиться.
— Вы давно не видели своих?
— Месяц назад забежал на часок. Но сейчас не могу. Понимаете, хоть и щемит сердце, — не могу, не имею права...
— Мне кажется, для революционера семья — тяжелая обуза. Если человек хочет служить идее, пожертвовать собой...
— Роберт, выкиньте из головы слово «жертвовать»! Мы не жертвы. Конечно, в борьбе они были и будут, но не в таком смысле, как вы себе представляете.Чувствовалось, что у Дударя тяжело на душе. Где-то совсем близко его только что выздоровевшие дети, а он не, может их навестить...
в чем сознаюсь после многих лет! Нет, не о такой встрече наедине с Соней мечтал я когда-то. Сколько раз грезилось: вот зашелестели березы, закачались липы, сладкий ветерок овеял лицо... Запахло черемухой и ландышами. .. Погляди-ка: тропинка! Босиком побежал по ней... Смотри-ка: сосны! Что за прелесть... Я бегу, спотыкаюсь... и вдруг где-то вдали колокольчиком зазвенел серебристый голос: «Букашка, осторожней...» Боже мой, Соня! В кустах лозняка мелькнуло белое платьице. «Букашка, я давно жду тебя... Но какой ты мешковатый...»
А вот теперь: «Договорились?» Глухим голосом прохрипел в ответ:
— Договорились.
Мы стоим в церковном подвале, а мне чудятся лесные запахи. Сердце часто-часто стучит... Каждое слово как клятва. В воскресенье, когда в церкви заиграет орган и пастор начнет читать проповедь, явится Соня с друзьями и незаметно спустится в подвал печатать листовки. А я буду стоять на страже.
Соня деловито обходит подвал, осматривает все углы и закоулки. Наконец решено, как спрятать гектограф и бумагу. Мы возвращаемся в мою комнату. Скоро хозяйка вернется. Пусть она познакомится с Соней — так спокойнее,
Госпожа Дивель не заставила себя долго ждать.
— Фу, пастор сегодня замучил всех своими длинными проповедями! — заговорила она с порога. — А, вот оно что! К моему схимнику уже невеста явилась? Пока я в божьем храме, он с невестой... С виду не поймешь, кто она — латышка, русская или полячка?
— Русская, православная, но очень интересуется лютеранами.
— А, хочет обратиться в нашу веру? Почему не сводили в кирху?
— Успеется...
Госпожа Дивель обратилась к Соне:
— Приходите завтра вечером — будет очень интересно.
— В самом деле?
— Завтра венчается знаменитый среди латышей господин Крейцберг. Люди поговаривают: из самого песок
— Принести вам какую-нибудь весточку?
— Нет-нет! Дайте на обратном пути крюк побольше и возвращайтесь домой. А я похожу — еще кое-кого встретить надо.
Мои ноги словно приросли к земле. Спросить у Дударя? Он ведь все знает. Вот уже протянул он руку для прощания... Тут я решился:
— Михаил Михайлович, меня давно вызвали в Витебск, но я пока ничего не делаю.
— Роберт, все будет в свое время. Потерпите. Мы пожали друг другу руки.
Действительно, надо скорее отнести гостинец. Уже поздно, пора домой.И вот в узком переулке мы чуть-чуть не сшиблись лбами:
— Вася!
Он вздрогнул, на секунду остановился. Я увидел его изумленное лицо, от его одежды пахнуло типографскими красками. Ясно, Вася Уголев — наборщик. Рядом с ним шагал коренастый мужчина средних лет. Я не успел ничего сказать: Вася вдруг заспешил дальше, словно я обознался. Шалишь, браток, меня не проведешь! Нет, я уже не дурак. Значит, так надо, чтобы мы сегодня прошли один мимо другого, как чужие. Должно быть, это из-за твоего спутника. А может, тебя ждет Дударь... Ничего, потерпим. Придет времечко — встретимся и наговоримся вдоволь... хотя бы'в тюрьме.
— Тьфу! — плюнул я на глупую мысль о встрече в тюрьме. — Тьфу!
Глава XXVIII
Таинственные сокровища дяди Дависа. — Букашка идет одной дорогой с Тихоном.
— Замечательный зал! — радостно сказала Соня, остановившись в середине церковного подвала.
— Только холодновато, — проворчал я.
— Погоди, скоро я займусь здесь гектографом и листовками, а ты будешь дышать мне на пальцы,— пошутила девушка. — Договорились? ..
Прошли годы. Как я скрывал в тайниках сердца то, сыплется, а невеста — как цветок... чуть старше вас. Ну конечно, — госпожа Дивель неожиданно вздохнула,— чего только не делает богатство! Я проводил Соню до ее квартиры.
— Скажи-ка, что за человек твоя хозяйка? — спросила она, как только мы вышли на улицу.
— Разве не раскусила? Трещотка, болтунья. Сар рассказала, как одна из соседок выгнала ее: «Пошел вон, сорока!»
— Может, она себе на уме?
— Весь ее ум на кончике языка. Следить за нами она не будет, но, если разнюхает что-нибудь, — разнесет по всему городу. Не по злому умыслу, а просто ради самой сплетни.
Соня жила теперь по эту сторону Двины, неподалеку от станции, с двумя девушками немного старше ее.
— Мы вместе работаем в Марковщине на большой льнопрядильне, — сказала Соня, знакомя меня со своими подругами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Теперь я начал понимать, почему поспешил дядя сговориться о квартире для племянника. В это мрачное, с низким потолком подвальное помещение снаружи не мог заглянуть даже самый любопытный человек. В тот же день я поселился у госпожи Дивель.
Вечером вышел из квартиры, решив побродить по маленьким улочкам в окрестностях полоцкого рынка. Точно белые лепестки, над городом кружились легкие хлопья снега. Ноги передвигались автоматически, а мысли блуждали по своим дорогам. Скоро новый, 1917 год... Как быть с посылкой для отца: приготовить самому или отослать деньги матери, чтобы она это сделала по своему усмотрению? Как быстро летит время! Вот уже наступает Новый год. А я все еще только корректор. Соню ни разу не встретил, дядя тоже пока одними обещаниями кормит.
На безлюдной улице я остановился у садовой ограды. Она была залеплена объявлениями и яркими афишами. Некоторые из них были напечатаны в типографии Брускина. Глаза утомленно скользили по красочным буквам, на. которые падал свет уличного фонаря.
Вдруг в меня полетели снежные комья... Мимо пронесся лихач... Он умчал пьяным смехом хохотав: ших Олю Ранцевич и знаменитого лесного царька Крысова.Я прислонился к стене и мокрой рукавицей провел по лицу. А тебе, Букашка, какое дело, с кем юность свою прожигает прокурорская дочь? Верно. Вернее уж быть
не может. А все-таки пусть бы лучше с прапорщиками, поручиками, но не с... Эх! Эх! Имя Оли в моей памяти связывалось с капризным, но весенним ветерком.
Хватит прогуливаться! Я повернул к дому.
— Роберт! Кто-то втянул меня в темное парадное.
— Михаил Михайлович...
— Тссс!.. Выйдем по коридору во двор. Там нам не помешают.
Дударя я узнал только по голосу. Передо мной стоял бородатый человек в форме железнодорожника.
— Ждал другого, но подвернулись вы. Это еще лучше. У вас есть время?
— Конечно! Пожалуйста! Хоть до полуночи! Михаил Михайлович вынул из кармана небольшой сверток:
— Здесь пустяки — кукла, маленький свисток и карманный ножик. Занесите, пожалуйста, детям. Они только что поправились после кори. Это недалеко, в первом переулке налево. Дом номер шестнадцать. Спросите, где живет Варвара Сергеевна...
— Наверное, подарок детям вашего друга?
— Нет, моим собственным.
— У вас жена и дети... семья?
— Разве это преступление?
— Но ведь вы революционер... большевик... вы можете каждую минуту провалиться, попасть в тюрьму, в Сибирь...
— Конечно, все может случиться.
— Вы давно не видели своих?
— Месяц назад забежал на часок. Но сейчас не могу. Понимаете, хоть и щемит сердце, — не могу, не имею права...
— Мне кажется, для революционера семья — тяжелая обуза. Если человек хочет служить идее, пожертвовать собой...
— Роберт, выкиньте из головы слово «жертвовать»! Мы не жертвы. Конечно, в борьбе они были и будут, но не в таком смысле, как вы себе представляете.Чувствовалось, что у Дударя тяжело на душе. Где-то совсем близко его только что выздоровевшие дети, а он не, может их навестить...
в чем сознаюсь после многих лет! Нет, не о такой встрече наедине с Соней мечтал я когда-то. Сколько раз грезилось: вот зашелестели березы, закачались липы, сладкий ветерок овеял лицо... Запахло черемухой и ландышами. .. Погляди-ка: тропинка! Босиком побежал по ней... Смотри-ка: сосны! Что за прелесть... Я бегу, спотыкаюсь... и вдруг где-то вдали колокольчиком зазвенел серебристый голос: «Букашка, осторожней...» Боже мой, Соня! В кустах лозняка мелькнуло белое платьице. «Букашка, я давно жду тебя... Но какой ты мешковатый...»
А вот теперь: «Договорились?» Глухим голосом прохрипел в ответ:
— Договорились.
Мы стоим в церковном подвале, а мне чудятся лесные запахи. Сердце часто-часто стучит... Каждое слово как клятва. В воскресенье, когда в церкви заиграет орган и пастор начнет читать проповедь, явится Соня с друзьями и незаметно спустится в подвал печатать листовки. А я буду стоять на страже.
Соня деловито обходит подвал, осматривает все углы и закоулки. Наконец решено, как спрятать гектограф и бумагу. Мы возвращаемся в мою комнату. Скоро хозяйка вернется. Пусть она познакомится с Соней — так спокойнее,
Госпожа Дивель не заставила себя долго ждать.
— Фу, пастор сегодня замучил всех своими длинными проповедями! — заговорила она с порога. — А, вот оно что! К моему схимнику уже невеста явилась? Пока я в божьем храме, он с невестой... С виду не поймешь, кто она — латышка, русская или полячка?
— Русская, православная, но очень интересуется лютеранами.
— А, хочет обратиться в нашу веру? Почему не сводили в кирху?
— Успеется...
Госпожа Дивель обратилась к Соне:
— Приходите завтра вечером — будет очень интересно.
— В самом деле?
— Завтра венчается знаменитый среди латышей господин Крейцберг. Люди поговаривают: из самого песок
— Принести вам какую-нибудь весточку?
— Нет-нет! Дайте на обратном пути крюк побольше и возвращайтесь домой. А я похожу — еще кое-кого встретить надо.
Мои ноги словно приросли к земле. Спросить у Дударя? Он ведь все знает. Вот уже протянул он руку для прощания... Тут я решился:
— Михаил Михайлович, меня давно вызвали в Витебск, но я пока ничего не делаю.
— Роберт, все будет в свое время. Потерпите. Мы пожали друг другу руки.
Действительно, надо скорее отнести гостинец. Уже поздно, пора домой.И вот в узком переулке мы чуть-чуть не сшиблись лбами:
— Вася!
Он вздрогнул, на секунду остановился. Я увидел его изумленное лицо, от его одежды пахнуло типографскими красками. Ясно, Вася Уголев — наборщик. Рядом с ним шагал коренастый мужчина средних лет. Я не успел ничего сказать: Вася вдруг заспешил дальше, словно я обознался. Шалишь, браток, меня не проведешь! Нет, я уже не дурак. Значит, так надо, чтобы мы сегодня прошли один мимо другого, как чужие. Должно быть, это из-за твоего спутника. А может, тебя ждет Дударь... Ничего, потерпим. Придет времечко — встретимся и наговоримся вдоволь... хотя бы'в тюрьме.
— Тьфу! — плюнул я на глупую мысль о встрече в тюрьме. — Тьфу!
Глава XXVIII
Таинственные сокровища дяди Дависа. — Букашка идет одной дорогой с Тихоном.
— Замечательный зал! — радостно сказала Соня, остановившись в середине церковного подвала.
— Только холодновато, — проворчал я.
— Погоди, скоро я займусь здесь гектографом и листовками, а ты будешь дышать мне на пальцы,— пошутила девушка. — Договорились? ..
Прошли годы. Как я скрывал в тайниках сердца то, сыплется, а невеста — как цветок... чуть старше вас. Ну конечно, — госпожа Дивель неожиданно вздохнула,— чего только не делает богатство! Я проводил Соню до ее квартиры.
— Скажи-ка, что за человек твоя хозяйка? — спросила она, как только мы вышли на улицу.
— Разве не раскусила? Трещотка, болтунья. Сар рассказала, как одна из соседок выгнала ее: «Пошел вон, сорока!»
— Может, она себе на уме?
— Весь ее ум на кончике языка. Следить за нами она не будет, но, если разнюхает что-нибудь, — разнесет по всему городу. Не по злому умыслу, а просто ради самой сплетни.
Соня жила теперь по эту сторону Двины, неподалеку от станции, с двумя девушками немного старше ее.
— Мы вместе работаем в Марковщине на большой льнопрядильне, — сказала Соня, знакомя меня со своими подругами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107