Митрофан Елисеевич был так поражен, что даже забыл меня похвалить и молча вернулся к столу.
С этой минуты я никогда не слыхал, что не гожусь во второе отделение. Зато моим ушам доставалось вдвойне —учитель имел основание говорить: «Читать умеешь, а писать выучиться лень! Ну, так вот тебе!»
Неприятности первых дней запугали меня, я все время со страхом думал: «Что принесет мне следующий урок?» О том, что может принести перемена, не приходилось задумываться: я не был драчуном, держался и стороне — куда уж Букашке! Но с того злополучного дня и перемены стали приносить всякие неприятности.
Как только Митрофан Елисеевич вышел, ко мне с криком подбежал Альфонс Шуман:
— Ребята, где ж на свете справедливость?
— Какая справедливость?
— У всех за диктовку красные уши, а о Букашке учитель позабыл. Ур-ра, сейчас мы ему покажем! — И Альфонс ударил меня.
Хорошо еще, что никто его не поддержал, хотя все смеялись. Я был ошеломлен. Однако тут не случилось ничего необыкновенного. Мне, Букашке, согласно всем законам природы, не стоило сопротивляться. Альфонс на голову выше и раза в два толще. Мне следовало смиренно просить прощения и сказать, что впредь не буду так поступать и обязуюсь напоминать учителю, чтобы он меня побольше драл. Да, хороший мальчик должен был это сделать, — так меня наставляла мать. Но я почему-то не захотел стать хорошим мальчиком и бросился на обидчика. Не полагаясь на свои силы, я схватил ручку и принялся ею размахивать.
То ли мой противник подумал, что это нож, а если и не нож, то, во всяком случае, какое-нибудь опасное орудие, а может, по какой-то другой причине, только храбрец пустился наутек. Симпатии зрителей перекинулись на мою сторону, и они проводили Альфонса насмешливыми возгласами:
— Маленький победил этакого толстяка!..
Я понимал, что диктовки и в будущем не принесут мне ничего хорошего. Ну что ж, надо научиться правильно писать. Но как это сделать? Кого попросить помочь мне? К кому обратиться? Я выбрал ученика третьего отделения Андрюшу Добролюбова. Это был спокойный и тихий мальчик.
Во время большой перемены, когда все завтракали, я отозвал Андрюшу в сторону: так, мол, и так, у тебя мозги хорошо работают, не поможешь ли мне спасти мои уши?
Мальчуган улыбнулся, охотно согласился, но спросил, что я дам ему за это. У меня защемило сердце. Что можно дать, когда у самого ничего нет? Другие, я видел, платили перьями, огрызками карандашей, но ведь я только начинал учиться. Я поинтересовался, чего бы он хотел. Тогда Андрюша сказал, что хотел бы получить
полтинник — за полтинник он выучит меня лучше, чем сам учитель. Я приуныл: откуда взять такие деньги? Андрюша, как бы предвидя, что от меня ничего не получишь, грустно улыбнулся и объяснил мне: у его матери слабые глаза, фельдшер еще три года назад велел срочно купить очки. И вот до сих пор она так и не смогла раздобыть необходимый для этого полтинник. Мы оба были огорчены; в самом деле, где достать такую огромную сумму? Шмыгая носом, я молчал и грустно теребил полу своего пиджачка. Андрюша вдруг хлопнул меня по плечу: не грусти, мол, помогу, только научи говорить по-латышски. Ну и удивился я: зачем ему латышский язык? Андрюша покачал головой: в жизни все пригодится. Он уже научился у Станислава Янковского немного говорить по-польски.
Так был заключен договор, и целую неделю мы оставались после уроков в школе, пока нас не выгонял сторож Иван Иванович. Однажды Андрюша, пригорюнившись, подсел ко мне и, не объясняя причины, отказался заниматься. Разумеется, мне хотелось узнать, что случилось, чем я провинился, почему он так неожиданно решил меня покинуть. Пробормотав что-то не вполне вразумительное, Андрюша попытался увернуться, но от меня так легко не отделаешься. Я никак не мог отступиться. Наконец Андрюша велел мне побожиться и поклясться, что не проболтаюсь. Когда я дал все страшные клятвы, какие только знал, он рассказал: Альфонс Шуман предложил целый рубль только за то, чтобы Андрюша перестал со мной заниматься. Разумеется, ему трудно было отказаться от денег — ведь матери так нужны очки!
Мы раздумывали, как выйти из положения. Андрюша со слезами на глазах уверял, что он очень хочет мне помочь. Тогда я предложил забираться в какой-нибудь сарай на лугу и там учиться. Андрюша согласился.
В сарае мы занимались несколько дней. Но как мы мерзли в нашей плохонькой одежонке! Особенно я, потому что считал своим долгом снимать пальтишко, чтобы укрыть им колени своего маленького учителя. Наконец и сказал: «Довольно, теперь и один справлюсь». Андрюша не соглашался, он чувствовал себя виноватым за тот злополучный рубль, хотя, если говорить по
правде, виноват был только я один: когда наши занятия подходили к концу, мы оба так уставали, что было уже не до изучения латышского языка. Я кое-как отблагодарил своего друга зимой, когда отец где-то заработал яблоки. Треть их взял себе, а две трети отдал Андрюше. Но я забежал вперед.
Глава IX
Великан не дает покоя Букашке.
На следующий день после неудавшегося нападения Альфонса Шумана ко мне подошел во время перемены школьный силач Афонька Шмуратка, Быть может, он казался сильнее всех лишь оттого, что ему было семнадцать или даже восемнадцать лет. Но, как бы там ни было, нам он представлялся зверем, которого опасно дразнить. Только немногие смельчаки рисковали задевать его, да и то держась одной рукой за ручку двери. У Афоньки был узкий лоб, рот почти всегда полуоткрыт, а глаза сонные. Он не мог похвастать умом. Некоторые утверждали, что батюшка Онуфрий слишком много колотил его; другие, напротив, стояли на том, что никогда Афоньке от батюшки не влетало так, как он того заслуживает.
И вот Шмуратка равнодушно, не говоря ни слова, схватил меня.и начал сгибать в колесо, пригибая мою голову к ногам. Я заорал от боли диким голосом. Афонька отпустил меня, как будто удивляясь моим воплям, но тут же снова принялся за свою жестокую забаву... Я, как червяк, извивался в руках этого чудовища. Что думали мои товарищи— не знаю, но, конечно, никто не решался мне помочь.
Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы маленький Яша Ходас не закричал: «Учитель!» Шмуратка тотчас же отпустил меня и удрал на свое место. Удивительно, как проворно, словно белка, шмыгнул этот увалень. А Яша крикнул нарочно. На этой перемене Афонька больше ко мне не подходил. Маленькому Яше он потом задал трепку.
До самого окончания урока у меня ужасно болели руки и ноги, и я не слышал, что говорил учитель. Меня все время мучил вопрос: почему этот изверг напал на меня? Что станет со мной, если это еще раз повторится? И что делать, чтобы предотвратить беду? Вдруг на большой перемене у меня с глаз спала завеса: Шмуратка ел котлету. Я все понял: только у одного человека в школе были котлеты, и этот единственный — Альфонс Шуман!
Так вот откуда все время угрожала опасность! Но в чем моя вина? Что я ему сделал?
Куда б я ни кинулся, передо мной стоял смертельный, непобедимый враг — непобедимый потому, что у него была хорошая одежда, деньги и котлеты.
Глава X
Кому шутки, а кому слезы. — «Мартышка и Очки».
— Медовое дерево из-за границы. — «Я напущу на тебя привидения». —«Голодный» хлеб.
В этот день отец долго не приходил домой. Я тоже поздно засиделся, учил наизусть басню Крылова про мартышку и очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107