Я хотел что-то сказать, но отец опередил меня:
— Вот бы встретиться с людьми, которые пишут этакие листки! Кстати, сынок, мама тебе ничего не говорила?
— О чем?
— Да о том, какая суматоха поднялась тогда в Богушевске.
Я все уже знал, но промолчал — хотелось еще раз услышать, что наделали Сонины листовки.
— Когда мама, — продолжал отец, — садилась в телегу к Андреасу, подбежал жандарм и заорал: «Выворачивайте карманы!» Мама сначала подумала: «Кражей, что ли, тут пахнет...» Потом смекнула: «А, листовки ищут». Только отъехали, Андреас рассмеялся: «Жандарм совсем голову потерял, мечется по Богушевску как ошпаренный».
Хотя отец никогда не был мне так близок, как в этот свой приезд, мне и в голову не пришло признаться. Конспирация остается конспирацией. Я только спросил:
— На фронте тоже появляются листовки?
— Заносит иногда ветром... да там с этим не шутят: военно-полевой суд — и пуля в лоб.
— Ты мне покажешь ту листовку?
— Конечно,
— Может быть, оставишь?
— Нет, она мне еще пригодится. Опираясь на палку, возвратилась бабушка.
— Ну, бабушка, кого видела?
— Болвана.
— Из-за болвана ночь не спала?
— Тень на плетень наводят! — Старушка вдруг вспылила. — На борону напоролся!.. Небось сам Швендер ухо ему проткнул...
— Чем там кончилось?
— Ничем. Парень в жару, точно из печи вынули..,! На одно ухо оглох, да, может, глухота поумнеть поможет. ..
После завтрака я чуть не выдал себя. Листовку я знал наизусть и необдуманно скоро вернул ее отцу. Он удивился:
— Когда это ты успел?
Пришлось скрыть смущение за шуткой:
— От гимназии хоть одна польза — выучился быстро читать.
Услышав слово «гимназия», отец вздохнул:
— И сейчас еще не пойму, как ты удержался в ней так долго! У тебя же вечно ни гроша не было.
— Ну нет! Иногда даже рубли перепадали.
— Но-но, не хвались! Может, какой целковый и закатился в карман за то, что тупых панычей натаскивал... А что, парень, тебе иной раз не казалось, что отец твой скупец, скряга?
— Как это?
— А вот так: не мог своему сыну лишний рубль накопить да прислать?
— Что ты, отец! Ведь я же понимал... Знал нашу проклятую бедность, знал, как ты из сил выбивался. Если у тебя и не было лишнего рубля, так не твоя в том вина.
Глава XXIV
Спор Инты с отцом. — Лагшни уезжают в город.
Отец уехал в свою часть... Мы снова с тревогой ждали писем. А дни бежали... Настала пора сенокоса.Дедушка, дедушка, не вовремя ушел ты от нас!
Безропотно косил бы я один, но твой совет так нужен во всем. Прокосы у внука неровные — то там то сям поднимают голову пучки несрезанных трав. Старания у него хватает, да вот умение не так быстро наживается.
В последний раз взмахнул я косой у Лисьего овражка. Вытер пот со лба и оглянулся: как ловко орудует Инта граблями! Поневоле вздохнешь. Есть же люди — и собой хороши, и работают так, что всегда позавидуешь!
Бабушка завозилась у последней копны. Она громко заговорила с Зентой, а Инта подошла ко мне. Мы присели на кочках под седыми елями. Девушка сердито выпалила:
— И все-таки, Роберт, отец сидит в Рогайне из-за меня! Он боится, как бы доченька не двинулась по его старым следам.
Я раскрыл было рот, но дочь кузнеца накинулась на меня:
— Не возражайте, не спорьте! О, если бы отец мог, он запер бы меня в золотой клетке до кониа войны! Но... — Брови ее сошлись у переносицы, а глаза, миндалевидные ее глаза, потемнели. — Поглядим, посмотрим, чья возьмет!
Высоко поднимая ноги, подошел к бабушке кузнец. Он только что побывал у соседей и вернулся со свертком. За елями нас он не заметил.
— Ну, работнички, вот настрелял лепешек! Идите сюда, закусим.
— Что ты, Лапинь! — замахала руками бабушка.— Мы сегодня уже огурчиков отведали.
— Без разговоров, да поскорее! Иначе я все ваши копны размечу!
Утирая пот, Зента и старуха уселись на краю высохшей канавы.
— А Инта что, не может вам помочь? —как бы ненароком спросил кузнец.—Берите ее всегда с собой... меньше будет о городе грезить...
Инта многозначительно подмигнула мне, схватила грабли, приподнялась, словно желая удрать сторонкой, но снова прижалась к ели.
— Да наш косец не такой уж богатырь. Сами справимся,—уклончиво ответила бабушка. — Ну, кузнец, спасибо за лепешки... Вставай, Зенточка, нам совсем мало осталось, да и солнце уже низко.
Лапинь ушел. Мы с Инюй еще замешкались в тени. Я прикидывал в уме, куда пойти до вечера помахать косой. А бабушка тщательно подбирала граблями каждый клочок сена и так громко говорила сестренке, что каждое слово долетало до нас:
— Этой осенью обязательно отпразднуем конец жатвы. Рыжая овца у нас славно отъелась. Зарежем ее. Роб обойдет всех соседей. Пусть рогайнцы погуляют у Заланов — и в военное время не проживешь без песен и смеха...
Бабушка не впервые мечтала о маленьком пиршестве. Мне же было жаль рыжую овцу, которая паслась рядом в перелеске.
— Бабушка, — прервала ее Зента, — посмотри, какой большой серый пес вертится вон там возле пня! Наверное, с дядюшкой Лапинем прибежал, лепешки учуял...
Бабушка повернула голову и закричала:
— Волк, волк! Ату! Ату! — Ока бросилась вместе с Зентой вперед.
Мы с Инюй помчались следом за ними. Но... опоздали. В несколько прыжков волк оказался возле овцы, схватил ее, ловко забросил на спину и скрылся в лесу.
Зента бежала, бежала, пока не споткнулась о корень дерева и не растянулась во весь рост. Поднявшись, она расплакалась:
— Рыжую овцу, рыжую овцу...
— Тихо, доченька! Успокойся!
— Да, рыжую овцу... Она была такая умная, такая бойкая — папа недавно купил ее...
— Среди бела дня, среди бела дня, когда люди работают! — Бабушка всплеснула руками. — Хоть ночью бы вломился в хлев — не было бы так обидно.
Наконец она успокоилась, а может, просто хотела успокоить внуков:
— Ну, ничего... Хорошо еще, что только овцу. Ведь он мог перегрызть горло и Толэ. Это было бы похуже...
Вечером, повесив косу на крючок, я услышал в клети непривычно громкие, даже сердитые голоса. Вот удивительно: кузнец с дочерью о чем-то спорят...
Маленькую семью Лапиней я считал примерной. Видел разные семьи и досадовал, что люди из-за пустяков отравляют один другому жизнь. А Лапини понимали друг друга без слов. Иногда, бывало, отец только пошевелит плечами, моргнет глазом или махнет рукой — и Инта сразу догадывается, чего он хочет. Вообще Иита была тише и молчаливее кузнеца, который любил порой поворчать.
Сердитые голоса, звучавшие в клети, поразили меня. Я тихонько ушел...
Бабушка позвала ужинать;
— Волк нас всех напугал. У меня душа до сих пор не на месте. Похлебаем путры и ляжем пораньше спать.
Выскользнув во двор, я задумался, где переночевать. Идти в клеть неудобно. Там еще не успокоились, даже об ужине позабыли. «Где сегодня переночевать?» — об этом я часто раздумывал в детстве. Домашние никогда не пугали; «Вот отдам тебя буке, трубочисту, дядьке с мешком». Когда подрос и прочел сказки о привидениях и чертях, мне страшно захотелось их увидеть. Где я только не проводил ночь: в риге, в бане, в погребе, в санях и в телеге... Но привидения и черти не показывались. Как-то раз даже на кладбище ночевал.
Не всегда бывал я бесстрашен, иногда был и пуглив до смешного. Когда Зента, поймав жука или стрекозу, грозила засунуть мне насекомое за шиворот, я обращался в позорное бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107