Учитель заявил, что существует циркуляр, по которому за курение исключают из школы. Но у Тита есть смягчающие вину обстоятельства, ибо матросы самые верные слуги и защитники государя, если только они не подпадают под влияние бунтовщиков. И все-таки ученик есть ученик, поэтому Тит Терешенок наказывается исключением из школы на две недели. Со слезами на глазах молил Тит о прошении: ему, ученику третьего отделения, предстояло весной сдавать экзамены. Он был готов две недели простоять на коленях, только бы остаться в школе. Митрофан Елисеевич был неумолим: нужно с раннего детства научиться уважать государственные законы.
Терещенок, уходя из класса, тихонько попросил одного из Товарищей аккуратно все записывать, чтобы вечером можно было узнать, что делалось на занятиях. Как назло, учитель уловил последние слова. Повысив голос, он строго предупредил, что Тит на эти две недели полностью исключается из школьного общества. Никто не смеет с ним разговаривать, играть, а тем более давать книги. Кто нарушит это распоряжение, пусть пеняет на
себя. А Титу учитель посоветовал чаще посещать церковь и каяться в своих грехах. Не знаю, молился ли Тит богу и святому угоднику Николаю, но весной он с треском провалился на экзаменах.
В тот день, когда выгоняли из школы Тита, какой-то негодяй донес, что Букашка, вероятно, тоже курит: у него в кармане постоянно две папиросные коробки. Я подозревал, что донес Альфонс: кто еще способен на такую подлость? Учитель подозвал меня к себе и обшарил карманы. Ну и обрадовался же он, когда в самом деле извлек мои драгоценные коробочки № 1 и № 2! Однако радость его померкла: он не нашел в коробочках ничего, кроме маленьких кусочков бумаги.
И все же не избежать бы мне трепки, если бы весь класс не стал на мою защиту. Букашка курит? Этого быть не может, на него не похоже! Все видели, что я хранил в своих коробочках синие бумажки.
Благодаря этому меня даже не поставили на колени, хотя учитель и ворчал, что нужно остерегаться табака и даже не притрагиваться ко всему, что с ним соприкасается. Поучая нас, он смахнул со стола мои синие бумажки и бросил в печь. Сколько усилий стоило мне их изготовить, а теперь начинай все сначала! Красивые коробочки учитель сунул в карман, и однажды весной я увидел их у него на столе. Да, эти коробочки в самом деле были очень красивы: недаром я отдал за них целую горсть перьев и недаром сам пан курил из них папиросы.
Глава XIX
За мной гонятся деревья. — На запятках.
За несколько дней снегу навалило много-много, кое-где засыпало низкие.заборы и кусты. Но как раз к этому времени наш Ионатан совсем ослаб и охромел. И в следующий понедельник пришлось тащить мешок с припасами на собственном горбу.
Надежда, что кто-нибудь подвезет, тоже не сбылась. По дороге то шли тяжело нагруженные сани, причем сам возница плелся пешком, то быстро проносились легкие санки. Мои ноги зябли еще больше, чем осенью, когда
я месил грязь. Долгожданный снег оказался не таким уж приятным гостем.Все-таки я не переставал надеяться, что кто-нибудь подвезет меня, и. каждые пять шагов оборачивался назад. Вскоре мои глаза застлало слезами, а деревья и кусты расплылись цветными пятнами: зелеными, желтыми, красными. Наконец они зашевелились и погнались за мной. Я давал себе слово больше не оглядываться, но ноги отказывались служить.
Не хочу врать: меня немножко — то ли версту, то ли полторы — подвезли наши добрые соседи Альвина Залит и цыган Казимир Важуль. Но ведь это капля в море. К тому же соседка своими сочувственными словами меня так расстроила, что я забыл сказать ей спасибо... В следующую ночь она даже приснилась мне, глубоко обиженная. .. А Казимир Важуль так погнал с горки коня, что я невольно закричал:
«Мы же головы расшибем и коня искалечим!..»
Счастье пришло ко мне совсем с неожиданной стороны: я начал ездить в Аничково вместе с Альфонсом Шуманом и ездил каждую неделю до тех пор, пока наш Ионатан не встал на ноги.
Есть люди, которые все примечают; так и батрак Шуманов Егор скоро заметил мои невзгоды.
Однажды, везя в школу закутанного в шубу Альфонса, он как стрела пронесся мимо меня и вдруг уронил кнут. Он остановил лошадь, бегом вернулся за кнутом и шепнул мне:
— Слышь, малец, пока я там провожусь около кобылы, становись живей сзади на полозья. Этот пучеглазый ничего не заметит.
Вот так ловко придумал! У саней была высокая спин-ка, и я вцепился в нее, как кошка. Где уж Альфонсу меня увидеть! Ему, закутанному в шубы и платки, и не повернуться. Не могу сказать, что удобно было торчать на концах полозьев. Скоро стали зябнуть ноги, и, хотя мы доехали очень быстро, руки мои совсем закоченели. Возле Аничкова я, не удержавшись, свалился в снег. А так как я все время стоял тихо, как мышонок, то Егор даже не заметил, что мышонка нет, и умчался.
С тех пор я по понедельникам дежурил в маленькой рощенеподалеку от дома.Вы думаете, легко ожидать на морозе? Правда, Егор выезжал всегда в одно и то же время, по хозяйским часам, но наши часы больше стояли, чем шли, поэтому мне иногда приходилось, чтобы согреться, скакать в роще до изнеможения. И все же ехать на концах полозьев было во сто крат лучше, чем брести по заснеженным полям.
Егор заклинал меня никому не проболтаться, а то он получит нагоняй от хозяев. Но я уже был не маленький, он мог полностью на меня положиться.
Глава XX
Как объяснить это чудо? — «Бувидла, выйди!»
Новая учительница Зинаида Ивановна уже три недели учила первое отделение и еще никого пальцем не тронула... Мы всячески ломали головы, не зная, как объяснить это чудо. До сих пор мы не могли себе представить, чтобы учитель не дергал за волосы, не ставил на колени — это казалось так же естественно, как то, что ласточка должна щебетать, а волк — выть. Мы ничего не могли придумать, пока мой маленький друг Яша Хо-дас не воскликнул:
— Знаю, знаю! Она совсем не настоящая учительница!
Почему не настоящая, он так и не объяснил. Нам оставалось лишь согласиться с его мнением. Как же иначе? Будь она настоящей учительницей, то давно уже таскала бы ребят за волосы. И странно, хотя Зинаида Ивановна нас не учила, мы с ней здоровались еще сердечнее, чем первоклассники. Как мы радовались, когда она улыбалась! Мы желали ей только добра и в душе опасались: не вредит ли она самой себе, не нарушает ли какой-нибудь циркуляр о наказании учеников? Поговаривали, что нужно бы сказать Зинаиде Ивановне: пусть она иногда кое-кого потаскает за волосы — ученики все равно будут любить и уважать ее по-прежнему. К сожалению, не нашлось смельчака, который сказал бы ей это, и мы все время боялись, как бы она не пострадала.
Митрофан Елисеевич тоже изменился. Через тонкую деревянную перегородку было хорошо слышно, что происходит у соседей. Вскоре учитель притих, он ругался
Не во весь голос, чуть ли не шепотом, и только глазами метал молнии.Мы думали, что Митрофан Елисеевич не хочет мешать соседям. Но Тихон Бобров оказался догадливей всех, Он только усмехнулся: по ту сторону перегородки учит женщина, и учитель боится показаться ззерем и чудовищем. Вскоре Тихон использовал свое открытие: когда однажды учитель потянул его за ухо, и не так уж сильно, Тихон заорал во весь голос. Учитель съежился, шикнул на него, а тот слезливым голосом продолжал громко жаловаться, что ему чуть не оторвали ухо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107